Альбигойский крестовый поход - Джонатан Сампшен Страница 13

Не одна доктрина катаров имела антисоциальные последствия, на которые ортодоксы не замедлили указать. Некоторые из тех, кого допрашивала инквизиция, были анархистами, которых можно встретить на задворках любой неортодоксальной секты. Те, кто критиковал все уголовное правосудие и считал, что правители прокляты, имели мало сторонников даже среди своих единоверцев. Однако возражения против смертной казни были более распространены, а осуждение клятв было всеобщим, что было опасным предрассудком в обществе, которое не знало никаких других гарантий выполнения обязательств. В руководствах для инквизиторов, которые различались по многим вопросам, все сходились на том, что катара можно определить по его отказу принести клятву. Сексуальное поведение катаров вызывает больше споров. Обвинения в сексуальной развращенности слишком часто выдвигаются против меньшинств, чтобы их можно было принять без сомнений. Тем не менее, существует множество доказательств того, что катары не одобряли брак, и это мнение логически вытекает из их презрения к материальному миру. Человеческая плоть — зло, а ее порождение — невыразимо порочно. "Плотский брак всегда был для них смертным грехом, — писал Ренье Саккони, сам еретик-отступник, — законный брак так же сурово наказывается Богом, как прелюбодеяние или кровосмешение". Действительно, брак был хуже этих грехов, так как через него сексуальные отношения получали официальную санкцию. Не только показная доброта заставила инквизиторов принять брак как доказательство примирения совершенного с католической Церковью. Неестественные половые акты простить было труднее, и Алан Лилльский был не единственным католиком, обвинявшим катаров в том, что они предпочитают содомию естественным половым актам. Как и утверждение о том, что в общинах совершенных проводились оргии, эти предположения, вероятно, можно отбросить как фантазии инквизиторского ума. Однако как пропаганда они были эффективны. Очевидная святость совершенных была неоспорима. Почти каждое их миссионерское предприятие увенчивалось успехом, и было далеко не очевидно, что Бог не с ними.

Вальденсы представляли меньшую угрозу, хотя к концу XII века они создали значительные общины в Лангедоке. Они отрицали, что для спасения человека необходимы священники, и довели эту точку зрения до логического завершения, призывая мирян читать Библию на просторечии, проповедовать и совершать те таинства, которые они признавали. Они также разделяли неприятие катарами клятв и смертной казни. Но по большинству вопросов католики и вальденсы оказались в одном лагере. Один из первых аргументированных трактатов против катаризма был написан испанским вальденсом Дюраном из Уэски, который позже был обращен в католичество в присутствии Святого Доминика. Но и сам Доминик, кое что перенял у вальденсов. Сандалии первых доминиканцев и их упор на публичной проповеди были сознательно заимствованы у них. Среди вальденских мучеников было мало жертв крестовых походов и даже инквизиции, что является отражением чувства меры, которое не покидало Церковь даже в моменты разгула ее мстительности.

В письме Людовику VII в 1173 году архиепископ Нарбона указал, что духовенство его осажденной епархии уже думает о насильственных репрессиях. "Корабль Святого Петра слишком потрепан, чтобы плыть дальше; нет ли у Вас сил взять в руки пояс веры и меч правосудия для защиты Господа и нашей Церкви?" Если обращение архиепископа было адресовано королю Франции, а не графу Тулузскому, то это потому, что он знал, как сильно ослабла власть графа в результате непрерывных войн. Во время Собора катаров в Сен-Феликс Раймунд V находился в состоянии войны с королем Арагона и большинством его крупных вассалов. Сам Раймунд был хорошо осведомлен об успехах, которые еретики делали в его владениях, и о причинах этого. В письме, адресованном главе ордена цистерцианцев, он указал на запустение церквей и прекращение богослужений. "Немногие еще верят в Сотворение или Воскресение; таинства презираются, и религия двух принципов повсеместно утвердилась". Признавая собственное бессилие, граф мог надеяться только на вторжение французского короля в его княжество. "Я открою ему свои города и отдам свои замки. Я покажу ему, где можно найти еретиков, и поддержу его в кровопролитии, если врагов Христа удастся таким образом сбить с толку".

Призыв Раймунда к крестовому походу был воспринят с энтузиазмом, пока не стали очевидны трудности этого предприятия. В сентябре 1177 года Людовик VII заключил мир с Генрихом II Английским, и Анри де Марси, аббат Клерво, призвал обоих монархов направить свои мечи против еретиков Юга. Но физическое и финансовое истощение, которое послужило причиной заключения мира, сильно препятствовало крестовому походу. Ни одно драматическое событие не привело к появлению католических армий, как это должно было произойти тридцать лет спустя. Уже через год аббат задумался о проповеднической миссии по примеру путешествия святого Бернарда по провинции в 1145 году. Папа одобрил эту идею и назначил главой миссии своего легата во Франции Пьетро ди Павия, кардинала церкви Святого Иоанна Златоуста. Ему должны были помогать сам Анри де Марси и два англичанина, Реджинальд Фитц Джосселин, епископ Бата, и Жан Белльмен, епископ Пуатье, последний в свое время был выдающимся слугой Генриха II.

Эти четверо прибыли в Тулузу в декабре 1178 года. Приветствие графа не было поддержано его подданными. Еретическая община, которая возмутилась прибытием Святого Бернарда в 1145 году, собралась у ворот города, чтобы осмеять его преемника. Миссионеры все еще прибывали в уверенности в эффективности публичных дебатов, и как показали последующие события, были чрезмерно оптимистичны. После тщетных попыток поговорить с толпой у своих покоев Анри де Марси попросил городские власти предоставить ему список известных еретиков. Составление списка затянулось на несколько дней, и миссионеры попытались выбрать из него подходящего защитника дела катаров. Выбор пал на Пьера Морана, известного местного деятеля с солидным состоянием, чья репутация тщеславного человека позволяла предположить, что он может принять приглашение на дебаты. Но результат оказался разочарованием для тех, кто надеялся стать свидетелем драматического конфликта принципов. Моран был напуганным стариком. Столкнувшись с большой и явно враждебной толпой, он потерял самообладание, отказался от всех своих еретических взглядов и на следующее утро примирился с Церковью в базилике Сен-Сернин (Святого Сатурнина). Его отступничество привело к тому, что несколько его собратьев-катаров обратились с просьбой о примирении, но главным образом оно повлияло на моральный дух католических проповедников. Им было предложено попробовать свои силы в борьбе с другими катарскими ораторами. С этой целью двум видным еретикам из отдаленного города Лавор выдали охранные грамоты на проезд в Тулузу и обратно. Но второе противостояние было еще менее удовлетворительным, чем первое. Еретики не говорили на латыни, а католическая делегация лишь с трудом понимала язык ок. К удивлению тех представителей католиков, которые понимали его, их оппоненты зачитали с пергамента совершенно ортодоксальную декларацию веры и когда их спросили, они даже согласились, что брак и крещение