Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 132

Послом, приславшим тревожное донесение, был находившийся в Лондоне И.М. Майский. За несколько дней до 22 июня 1941 года британское правительство, основываясь на данных разведки, читавшей немецкие армейские шифры, составило сводку с указанием точной группировки вермахта на границе с СССР, где точно назывались номера соединений и указывалось на 22 июня как срок нападения. По решению Черчилля, с этими данными был ознакомлен советский посол, тут же пославший донесение в Москву. Но Сталин Майскому не поверил. Вот что писал по этому поводу Ворошилову военный историк генерал-майор П.А. Жилин 2 декабря 1964 года: «Глубокоуважаемый Климент Ефремович! Будучи у Вас на даче года три тому назад вместе с главным редактором «Военно-исторического журнала» генерал-майором тов. Павленко Н.Г., Вы поделились с нами некоторыми воспоминаниями, относящимися к кануну и первым дням Великой Отечественной войны. Работая над изучением этого периода, я закончил рукопись «Как фашистская Германия готовила нападение на Советский Союз». В ней я касаюсь, правда, очень кратко, как реагировал И.В. Сталин на поступавшие сообщения о готовящемся нападении Германии на СССР. Пользуясь записями, которые я сделал после беседы с Вами, в рукописи я привожу такую фразу: «В беседе с автором К.Е. Ворошилов, вспоминая последний предвоенный день, рассказывал: «Сталин до последнего дня не верил, что Гитлер нападет на нас. В субботу, 21 июня, после работы мы, члены Политбюро, собрались в приемной у Сталина. Он вышел из кабинета возбужденный и, опускаясь по лестнице, с раздражением говорил: «Опять наш посол в Англии информирует об упорно распространяемых слухах в Лондоне, будто бы со дня на день может вспыхнуть война между нами и Германией. Это все Черчилль мутит воду, а Майский панику разводит». В плане раскрытия конкретной обстановки последнего предвоенного дня Ваши воспоминания представляют несомненный интерес. Я прошу Вас разрешить их привести в моей рукописи в таком виде или в каком Вы сочтете возможным. С глубоким уважением и пожеланием Вам доброго здоровья. Генерал-майор П. Жилин». На этом письме Ворошилов оставил резолюцию: «Не помню. К.В.» А на конверте, в который было вложено письмо, написал: «Обязательно ответить». Однако, как свидетельствует позднейшая рукопись «Четыре дня на Западном фронте», написанная ворошиловским адъютантом генералом Л.А. Щербаковым на основе собственного дневника, донесение Майского действительно поступило к Сталину, но не заставило его изменить общую оценку ситуации.

Ворошилов в мемуарной рукописи утверждал: «Огромный авторитет Сталина, его нетерпимость к возражениям, отсутствие коллегиальности в руководстве страной не позволили исправить допущенной ошибки…

В связи с освобождением западных областей Украины и Белоруссии, на новой государственной границе развернулись работы по созданию укреплений. Когда эти работы были еще далеки от завершения, в правительстве обсуждался вопрос о целесообразности сохранения укрепленных районов на старой границе. Будучи в то время председателем Комитета обороны при СНК СССР, я вместе с Шапошниковым Б.М. решительно возражал против их консервации. Наоборот, мы вносили наиболее разумное, на наш взгляд, предложение продолжать держать их в постоянной готовности до создания прочной оборонительной полосы по новой границе. Мы не смогли отстоять внесенное нами предложение. Укрепленные районы по старой государственной границе, в том числе Минский и Слуцкий, были законсервированы. Уже значительно позже, когда в плену у нас оказалось большое количество немецких генералов, стало известно, что гитлеровское верховное командование основного сопротивления Красной Армии ожидало на рубеже укрепленных районов на старой государственной границе, но они неподготовленными были заняты частично отошедшими войсками, и не оказали существенного влияния на исход пограничных сражений.

Чтобы полнее представить обстановку в стране перед войной, нельзя обойти молчанием факт истребления бандой Берия (скорее уж бандой Сталина – Ежова – Ворошилова. – Б. С.) крупных военных деятелей. На протяжении нескольких лет вражеская рука путем клеветы и провокаций вырывала из рядов Красной Армии ее наиболее ценные кадры людей, обладавших широким военным кругозором, способных в самые критические минуты не потерять присутствия духа, закаленных в гражданской войне и безусловно преданных своему народу, партии. Прекрасные специалисты своего дела были устранены от руководства войсками важнейших округов, штабов, учреждений. Армия, по сути дела, была обезглавлена. На смену опытным в военном отношении командирам, политработникам были выдвинуты люди, не обладавшие необходимыми качествами руководителей большого масштаба. Порою из-за нескромности, а иногда по причине неспособности реально смотреть на вещи они взвалили на свои плечи непосильную тяжесть и, конечно, терялись в минуты тяжелых испытаний. Одним из таких выдвиженцев был и генерал армии Павлов. Это также не могло не сказаться отрицательно на нашей армии и на ходе боевых действий в начальном периоде войны».

Да, по части фарисейства Климент Ефремович не уступал Иосифу Виссарионовичу и другим своим коллегам по Политбюро. Ворошилов был одним из тех, кто разрабатывал сценарий процесса Тухачевского. В ворошиловском архиве сохранился написанный его рукой черновик состава как суда, так и подсудимых. Последних первоначально было девять, но в последний момент девятый – комкор Михаил Владимирович Сангурский – был из списка вычеркнут, вероятно, по причине своей относительно малой известности в армейских кругах. Его тихо расстреляли в 1938 году.

В первые дни Великой Отечественной Климент Ефремович до некоторой степени мог чувствовать себя реабилитированным за финскую войну, после которой он был снят с поста наркома обороны. Ставленник его преемника Тимошенко Павлов, против назначения которого командующим Западным особым округом Климент Ефремович решительно возражал, показал свою полную неспособность руководить войсками. Да и сами эти войска отнюдь не демонстрировали прогресса в боеготовности и боеспособности, о котором поспешил доложить накануне войны новый нарком.

Незадолго до ворошиловского юбилея, в январе 1941 г. советский Генштаб провел две оперативно-стратегические игры. По условиям этих игр войну начинали «западные» (немцы). Однако фактически игры начинались с того момента, когда «восточные» (советские) уже оттеснили противника к границе. Поэтому в ходе игр отрабатывалось только вторжение «восточных» в Восточную Пруссию на северо-западном направлении и в южную Польшу, Чехословакию и Венгрию на юго-западном направлении. В результате выяснилось, что восточнопрусские укрепления трудно преодолеть. Поэтому было решено, что главный удар Красная Армия должна нанести на юго-западном направлении.

Следует признать, что оперативно-стратегические игры января 1941 года во многом дезориентировали советское руководство. Неудача «восточных» в Восточной Пруссии была целиком отнесена за счет мощи восточнопрусских укреплений. Удачливый Жуков заменил Мерецкова на посту начальника Генштаба, но два других командующих основными приграничными округами остались на своих постах. Сталина не насторожил тот факт, что в обоих случаях проиграли те войска, которыми командовал генерал Павлов. Видно, он счел поражение руководимых им войск следствием объективных причин, мало зависящих от полководческого искусства. Павлов вскоре был произведен в генералы армии и продолжал командовать Западным округом. Другой неудачник, Федор Кузнецов, продолжал командовать Прибалтийским военным округом. Оба генерала далеко не лучшим образом показали себя в первые недели настоящей войны. Успех же «восточных» в ходе игры на юго-западном направлении, да еще в условиях, когда силы «западных» были завышены в полтора-два раза, навел Сталина и Тимошенко на мысль, что удар на Краков – Катовице гарантирует успех «блицкрига». От наступления на Будапешт, планировавшегося в ходе игры, отказались. Очевидно, Венгрию решили пока не трогать, рассчитывая, что в случае советского нападения на Германию она предпочтет соблюдать нейтралитет. Все эти оптимистические планы разбились вдребезги после 22 июня 1941 года.

На мартовском 1941 года плане стратегического развертывания Красной Армии на западе заместитель начальника Генштаба Н.Ф. Ватутин оставил резолюцию: «Наступление начать 12.6». Однако к 12 июня не удалось закончить сосредоточение войск и запасов и, судя по ряду признаков, вторжение перенесли на июль. Здесь сыграло свою роль то, что пропускная способность железных дорог на советской стороне границы была в 2–2,5 раза ниже пропускной способности железных дорог на германской стороне. Поэтому немцы, начав сосредоточение на восточных границах позже, чем Красная Армия, успели раньше подготовить удар.