Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов Страница 14

В последнем разделе Воронский обширно цитирует статью Розы Люксембург «Короленко», где дается высокая оценка русской классической литературы, которая «сотрясала с отчаянной силой общественные политические оковы, натирала себе раны о них и честно оплачивала цену битв кровью своего сердца».

«Читателю не трудно убедиться, – делает вывод Воронский, – что язык, метод, подход Красной Розы далеки от рассуждений, от языка, от метода товарищей из журнала «На посту»… В настоящее время Госиздат пять шестых своей издательской работы в области литературно-художественной отдает к переизданию классиков в уверенности, что они первые и лучшие наши попутчики, которым нужно подражать, любовно изучать и которых всячески, в первую очередь следует пропагандировать, дабы между старым и новым искусством установился прочный эстетический мостик, разрушить который намереваются, по крайней мере в декларациях, бравые товарищи из «На посту». Поистине не ведают, что творят «храбрые гимназисты» с перочинным ножом»[88].

С такой страстью Воронский отстаивал классическое наследие. Он понимал, что русская литература XIX века развивалась в обществе, разделенном на антагонистические классы, и что «классовая психология, конечно, преобладала в ней»[89]. Он также видел, что «наши просветители-народники неизменно окрашивали свои произведения мелкобуржуазными настроениями, ставшими для нашего времени архаическими…»[90]. Но он каждый раз подчеркивал, что все «это не может затемнить в конечном итоге объективной ценности их художественной и публицистической работы и для нашего времени»[91]. Поэтому упреки напостовцев в том духе, что будто Воронский отбрасывает, не признает классового характера литературы, не имеют под собой никаких оснований.

Перейдем ко второму вопросу, по которому разгорелась полемическая битва между напостовцами и Воронским, – отношение к мелкобуржуазным писателям, так называемым попутчикам Советской власти.

В редакционной статье первого номера «На посту» выдвинут следующий тезис против Воронского: «Мы будем бороться с теми маниловыми, которые из гнилых ниток словесного творчества попутчиков, искажающих нашу революцию и клевещущих на нее, стараются построить эстетический мостик между прошлым и настоящим»[92].

Как видим, здесь совершенно определенно выражено отношение к попутчикам и дана оценка их творчеству. Несколько витиевато, но, в общем, ясно сформулировано и обвинение, предъявленное маниловым: эти маниловы пытаются из старой, буржуазной литературы создавать новую, советскую литературу. В своих статьях и рецензиях авторы журнала «На посту» будут стремиться конкретно реализовать это общее, декларативное положение. В статье Б. Волина «Клеветники», упоминавшейся нами в связи с О. Бриком, речь идет и о повести «Рвотный форт» Н. Никитина, опубликованной в «Красной нови». Это произведение заслуживало принципиальной и резкой критики. В нем много пошлых, натуралистических, «кровавых» сцен, не было четкой идейной позиции прежде всего из-за непонимания психологии коммунистов. Но нет, оно не было клеветническим, общий дух его выражался в ненависти к старому миру, к его живучести в характерах людей и в их отношениях. Рождалась симпатия к новому. Этого не почувствовал редактор «На посту». В резком, оскорбительном тоне он писал: «Кому что дано: Ник. Никитину тоже дано на революцию смотреть по-пильняковски с точки зрения половых органов»[93].

В статье не было анализа и доказательств ошибок писателей, вся она состояла из грубого окрика и оскорблений, а в заключение в ней категорически заявлялось: «Больше мы им этого не позволим»[94].

В рецензии Берсенева «Лунная сырость» так же бездоказательно и категорически отказывалось А. Н. Толстому, после мучительных колебаний окончательно порвавшему с белоэмиграцией и навсегда вернувшемуся в 1923 году на родину, в праве стать подлинно советским писателем: «Для нас ясно, что всякие Толстые, как бы они не меняли свои вехи, останутся бывшими писателями: новая жизнь чужда их пониманию, а копаться в гнилом отребье прошлого для нас бесполезно. Приходится сожалеть, что подобная литература (с позволения будь сказано) издается Госиздатом»[95].

В осенней книжке «На посту» (№ 2–3 за 1923 г.), в статье «Под обстрелом» Семен Родов из всех видов оружия «обстреливает» Воронского в связи с выступлением в «Прожекторе». Главное в статье Родова – вопрос о попутчиках. «Теперь для всех ясно, что опыт не удался, попутническая литература, за исключением отдельных произведений, себя не оправдала и обнаружила свое враждебное целям революции реакционное нутро… Воронский предполагал использовать попутчиков, заставить их служить пролетариату, но в конечном счете они использовали его, получив через его посредство новые силы для борьбы с революцией; он их организовал, но очутился у них же в плену»[96].

И опять делался решительный вывод: «Нужно немедленно пересмотреть всех попутчиков и выбрать только тех, кто нам действительно может быть полезен. «Лучше меньше, но лучше»[97].

Не забудем при этом, что, «за исключением отдельных произведений», вся попутническая литература, по Родову, «обнаружила свое враждебное целям революции реакционное нутро».

Автор критического обзора литературного отдела «Красной нови» А. Зонин под броским названием «Надо перепахать» «реализует» требование Родова «немедленно пересмотреть всех попутчиков». Он перечисляет поэтов, печатающихся в «Красной нови», называет имена В. Маяковского, В. Инбер, Н. Тихонова, С. Есенина, М. Герасимова, П. Антокольского, С. Обрадовича, В. Брюсова и, не утруждая себя анализом их произведений, делает вывод: «В целом стихи о революции, по поводу революции – просто стишки, но ничего похожего на поэзию революции нет»[98].

Затем с такой же легкостью дается перечень прозаиков «Красной нови» и их произведений, опубликованных в 1923 году (вслед за «Волками» Пильняка – «Мои университеты» М. Горького, «Вокзалы» А. Малышкина; «Евразия» Н. Огнева, «Кащеева цепь» М. Пришвина, «Перемены» М. Шагинян, «Аэлита» А. Толстого, «Голубые пески» Вс. Иванова), а после этого делается безапелляционный вывод: «В целом в прозе «Красной нови» тот же идеологический провал, что и в стихах. Писатели «Красной нови» – это писатели и поэты прошлого, враждебные (больше пассивно, но нередко и действенно) психологии пролетариата. Это обстоятельство настоятельно диктует: перепахать литературный отдел «Красной нови»[99].

И наконец, приведем еще одно высказывание, принадлежащее «теоретику» напостовцев Ил. Вардину, в котором, как и по вопросу о классическом наследии, со всей обнаженностью раскрывается причина отношения всех рапповцев к попутчикам: «Тот, кто не может смотреть «глазами коммуниста» (слова «глазами коммуниста» взяты из статьи Воронского, о которой у нас пойдет речь. – С. Ш.), тот не в состоянии художественно отразить объективную правду. Наши попутчики не смотрят глазами коммуниста, ибо этих глаз у них нет, – стало быть объективная правда эпохи для них закрыта»[100].

Надо себе представить хоть на мгновенье, что было бы с советской литературой, если бы взяла верх точка зрения напостовцев. Шла речь о живом процессе советской литературы, о судьбах живых писателей; среди них были такие имена, как А. М. Горький, В. Маяковский, А. Толстой, М. Пришвин, С. Сергеев-Ценский, Л. Леонов, К. Федин, А. Малышкин, Н. Тихонов, С. Есенин, и нет им числа, которые своим творчеством уже в то время доказывали всему миру, как могущественна духовно Советская власть. И вот всем этим художникам предлагалось закрыть двери в советскую литературу. Да, именно так, раз они «не смотрят глазами коммуниста, ибо этих глаз у них нет, – стало быть объективная правда эпохи для них закрыта». И намечались практические меры: «перепахать» попутническую литературу, «немедленно пересмотреть всех попутчиков»… Это означало – запретить печатание их произведений.

Гнев и возмущение вызывает грубо-циничное отношение журнала «На посту» к А. М. Горькому. В первом номере журнала, в пасквиле Л. Сосновского «Бывший ГлавСокол, ныне центроУж», нарочито искажены глубоко гуманистические мысли основателя социалистической литературы, выраженные им в письме к одному из своих многочисленных корреспондентов. Некий начинающий писатель Свешников, нигде не публиковавшийся, прислал А. М. Горькому на отзыв свой рассказ «Тринадцать». Как всегда, Горький нашел время ответить этому начинающему Писателю: «В повести Вашей очень много грубого и жестокого. Мир живет не этим, а мечтой о возможности иной, истинно человеческой жизни, надеждой на эту жизнь, верой в возможность осуществить ее, увидеть человека здоровым, честным, бодрым, смелым. Мотивы классовой борьбы у Вас вызывают чувства человеконенавистничества. Это – несправедливое чувство. «Буржуй» – раб одной идеи, Вы – раб идеи другой, а гимназист, которого проткнули штыком в вашей повести, – цыпленок, невинно пострадавший в драке больших зверей. В этих вещах писателю необходимо точно разбираться. Очень советую, – читайте, учитесь»[101].