Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922) Страница 14

Все это вызвало в партии большую сумятицу. Сначала она сказалась тем, что наши правые элементы, приспособляясь к создающемуся положению, сделали дальнейший шаг и открыто солидаризировались с иностранн[ой] оккупацией и с "коалиционной" линией борьбы с большевизмом, объявив ее "общенациональной задачей" реставрации капиталистич[еского] строя. Во главе с Либером и др. Они выступили как "комитет активн[ой] борьбы за возрождение России"133, что и создало в партии тактический раскол, не превращающийся в юридический только потому, что террор придавил нас всех, делая невозможной нашу взаимную полемику или даже созыв конференции или съезда для суда над взбунтовавшимися элементами. Но это же положение сделало то, что в виде реакции на "активизм" другая часть партии, особенно под влиянием вестей о растущей популярности б[ольшеви]ков в Европе, "зашаталась". Слышатся речи о том, что, видно, всемирная социальная революция идет "мимо демократии", большевистскими путями и что является опасным доктринерством всякая попытка противодействовать этому процессу, надо поэтому искать какого-нибудь "моста" с большевиками. На деле, разумеется, никакой другой мост невозможен, кроме простой капитуляции, ибо большевизм не допускает и мысли, чтобы могла существовать партия оппозиции, хотя бы ультралояльной и ставшей на почву признания советского принципа. Единственное "примирение", которое они допускают, что в виде перехода к ним той или иной оппоз[иционной] партии в качестве "отдельных посетителей". При таком безысходном положении колеблюшиеся не могут не думать об образовании какой-нибудь новой группы, более же решительные или более деморализованные из них переходят [...] к большевикам. За всю историю большевизма у нас не было таких многочисленных отпадений. Из наших резолюций Вы увидите, как ЦК реагируют на этот процесс, стараясь заново формулировать общее отношение партии к проблемам революции, устранив всю туманность и противоречивость, которые прежде имели место в результате необходимости считаться с нашей правой и блюсти внутреннее единство. Постановкой точек над i, более отчетливой формулировкой позиции мы рассчитываем успокоить несколько свою публику. Появление брошюры Каутского134 было для нас большим удовлетворением, укрепив нас на основной нашей позиции.

2. О событиях в стране за эти месяцы должен прежде всею сказать, что сообщения о "красном терроре", как они были даны в " Frankfurter Zeitung"135 и "Berliner Tageblatt"136 соответствуют действительности. Вернее: они ниже действительности, ибо не дают подробной картины того, что имело место в Петербурге и провинции. Для этой полосы террора характерно, что нигде он не вспыхнул под каким-нибудь осязательным давлением масс и явился результатом их самосуда. Максимум, что приводят в свое оправдание большевики, -- это что их партийная "периферия" грозила "сама расправиться", если центр не даст сигнала. Зиновьев, якобы под влиянием этой угрозы, стал подстрекать к убийствам по районам и прямо предписал кронщтадцам расстрелять 300 с лишним сидевших у них офицеров (самой безобидной публики). По признанию питерской чрезвычайки137 она расстреляла 800 человек. Затем последовал циркуляр Петровского138 (комиссариат внутренних дел) об обязательном взятии заложников, и пошли расстрелы по провинции. Общее число несомненно превышает 10 000. По общему правилу социалистов не расстреливали, но кое-где уже установлены расстрелы наших и (чаще) эсеров. Из наших расстрелян рабочий Сестрорец[кого] завода в Петербурге (интернационалист) Краковский, недавно выпушенный из москов[ской] тюрьмы по требованию всего завода. Местная чрезвычайка схватила его на улице и сейчас же расстреляла, прежде чем городские большевики могли вмешаться. Они страшно подавлены этим фактом, ввиду популярности Краковского и хороших отношений между ним и многими б[ольшеви]ками. В Рыбинске. но признанию чрезв[ычайной] комиссии, ею расстреляны два наших: Романов и Левин (секретарь советских профсоюзов), по нашим сведениям, кажется, еще двое. Никакого дела о "заговоре" там не было, никакого движения, их расстреляли просто и хладнокровно, как опасных людей. Eще раньше 2 рабочих с[оциал]-д[емократов] расстреляно в Витебске, 1 с.-д. в Вологде (Папилло), 1 -- в Нижнем (секретарь комит[ета] Ридник) -все без всяких сколько-нибудь серьезных оснований. Надо думать, что в более глухих местностях было еще много расстрелов невидных работников. Тюрьмы переполнены нашими. В Москве до сих пор сидят, кроме Абрамовича и взятых с ним, члены ЦК Югов139, Яхонтов140, Трояновский141, Кучин (Оранский142) -- последние двое уже больше 4 месяцев. -- затем оба брата Малкины (Алексей и Борис), быв[ший] офицер Стойлов, быв[ший] женевский студент Коган, редактор "Впереда"143. С.С. Кац144, экономист Г. Кипен145, известный П. Н. Колокольников146 арестов[анный] после речи на коонсрат[ивном] съезде, где критиковал кооператив [ ну к] политику большевиков), быв[ший] офицер И. Кушин147 (секретарь ЦК), быв[ший] америк[анский] эмигрант Равич148 и др. В числе арестованных с Абрамовичем по делу раб[очсго] съезда сидит до сих пор член латышск[ого] ЦК Вeцкальн149, личн[ый] друг Фр. Платтена150 и быв[ший] председатель одного союза плотников в Швейцарии. В Петерб[ургe] сидит старый меньшевик Назарьев151, кооператор раб[очий] Бройдо, рабочий Панин и еще другие рабочие. В Нижнем, Перми и других губернских центрах арестованы все видные работники, не успевшие скрыться. В Москве обычная история с этими арестами такова: после долгого времени хлопотами удается добиться передачи дела судебным властям, они приходят к заключению, что нет материала для процесса, а тогда, как это было в жандармское время, их записывают "за чрезвычайной комиссией", за которой они могут сидеть без конца, если чрезвыч[айка] не добудет одобрения своей идее послать всех политических противников в "концентрационные лагеря", т. е. в новые тюрьмы, где специально при случае будут расстреливать заложников.

3. В общем положении советской республики, кроме очень усилившейся внешней опасности с юга, важно отметить быстрое приближение к финансовому банкротству (по смете доходы на вторую половину 1918 г. -- 2,5 миллиарда, расходы -- 37 миллиардов); годовой дефицит -- 40 миллиардов и неизбежный голод вместе с катастрофой топлива в обеих столицах. Промышленность исчезает, а по мере ее исчезновения все большую часть коммунистов приходится пристраивать в разного рода учреждения, благодаря чему совет[ская] власть испытывает бюрократическое наводнение, с которым тщетно пытается бороться и которое совершенно парализует его организаторск[ую] работу в экономической и социальной области. Специальный недуг, против которого сами большевики пытаются теперь бороться -- гипертрофия полицейского аппарата, ставшего уже самодовлеющей силой, подавляющей прочие органы власти. На этой почве, может быть, когда-нибудь произойдет разрыв между нашими Робеспьерами и нашими эбертистами152 -- представителями чистого люмпенства.

За германскими событиями следим с жадным вниманием. Брошюра Каутского подтвердила мои опасения, что и в Германии при развитии событий будут иметь место проявления большевизма, поскольку и там рев[олю]ция будет развиваться на фоне упадка хозяйств[енных] сил, упрощения экономич[еских] функций общества во время войны и роли движения cолдатчины и, вообще, Ungeschulten Messen153, каково настроение Лнбкнехта154 и чтоделается внутри Unabhangigen?155

Либкнехту и ЦК, и Моск[овский] Ком[итет], и товарищи из тюрем посылают приветствия, но, не имея возможности пользоваться телеграфом (от "поставленной вне закона" нашей партии цензура не пропустит), мы посылаем их почтой. Передайте ему на всякий случай это, ибо, может быть, цензура перехватит и почтовые отправления. Ему, Каутскому, Гаазе передайте наш привет. Вам шлют его все наши. Жму крепко руку. Если будет оказия, пришлите литературные новинки. В частности, у нас нет здесь посмертной книжки Энштейна156 и сборники статей Ф. Адлера157, которые могут пригодиться; также статей О. Бауэра158 о России.

Привет!

Ю. Цедербаум

На случай отправки письма с оказией можете отправлять человека по адресу, который даст податель письма.

1919

ПИСЬМО А. Н. ШТЕЙНУ

3 июня 1919 г., Москва

Дорогой Александр Николаевич!

Рекомендую Вам тов. И. А. Блюма159, едущего от здешних кооператоров для того, чтобы завязать торговые связи с местным кооперативным миром. Очень обяжете, если окажете ему то содействие, в котором он, в качестве нового человека, сможет нуждаться. В частности, попрошу Вас оказать возможное содействие для получения разрешения на въезд в Германию для моего шурина, тов. Алейникова160, который тоже должен получить аналогичную миссию от кооперативных обшеств, и для моей сестры, которая едет вместе с ним в качестве секретаря (Блюм Вам это расскажет подробнее).

От тов. Блюма Вы узнаете наши здешние новости. Большевизм переживает здесь новый пароксизм бешенства -- специально по отношению к нам -- "русским каутскианцам", т. е. левым меньшевикам. Большинство наших (Дан, Горев и др.) сидят в тюрьме уже третий месяц, меня освободили после 5-дневного ареста, но дышать нам совершенно не дают. Привет всем друзьям.