Януш Пшимановский - Студзянки Страница 14

Дальше всего продвинулся фронт в лесу Липна Гура, у восточной границы Гробли, хотя максимум сил и средств был направлен на северо-восток, на Ходкув. Из этого немцы сделали вывод, что на этом участке советская оборона была настолько слабой, что в ней образовалась брешь. Развитие успеха в северном направлении, прорыв через лес еще на два километра, до района высоты 112,2, выводили немецкие части из леса Остшень на Выгоду, на открытую местность. Наступая оттуда дальше в прежнем направлении, они могли выйти на шоссе Рычивул — Магнушев между Тшебенем и Острувом, одновременно окружая советские полки, обороняющиеся вдоль Радомки от Ходкува до Клоды. Последнее двухчасовое усилие 45-й дивизии давало возможность полностью выяснить обстановку и могло облегчить выбор самого правильного варианта, обеспечивающего выполнение задания — ликвидацию магнушевского плацдарма.

Жаркий летний день 9 августа долог — 16 часов 38 минут. Огонь 700 стволов, энергия отдохнувших и полнокровных батальонов, численное превосходство грохочущей лавины бронированных машин — все это гарантирует, что дивизии «Герман Геринг» будет достаточно даже четырех часов, чтобы выйти на шоссе. А вдоль шоссе можно будет атаковать и после того, как стемнеет. К 1944 году немцы научились не только ведению ночных боев, которых они так избегали в начале войны, но и гибкости командования, умению отказываться от шаблонных схем. Документов нет, но факты говорят, что был выбран новый вариант.

По радио отложены на вторую половину дня те 700 вылетов непосредственной поддержки, которые был готов совершить 6-й воздушный флот генерал-полковника Риттера фон Грейма. Командующий 9-й армией генерал Форман дал согласие на перенос часа наступления и задержал важное донесение главному командованию вермахта, хотя оно уже было подготовлено…

Тем временем в лес Липна Гура входили новые силы — остатки 45-й дивизии, точнее, 133-й полк гренадеров. Под защитой деревьев батальоны сосредоточивались на исходных позициях.

Около 7.00 массированный огонь артиллерии и минометов накрыл разрывами район перекрестка дорог у Разъезда — самое чувствительное место советской обороны на этом участке. Спустя минут десять взрывы разошлись в стороны, образовав как бы улицу, ведущую на север. Этой «улицей» двинулся в атаку построенный в три эшелона 133-й гренадерский полк, отбрасывая вправо фланговые взводы 170-го полка, а влево—100-го гвардейского стрелкового полка.

Немецкий полк стремительным рывком овладел Разъездом и продолжал продвигаться. Батальоны растянулись, распались в бою на несколько звеньев, но группы гренадеров проникали дальше на север от Гробли, на фланг и в тылы 170-го советского полка. Их продвижение грозило углублением прорыва на север и одновременно затрудняло оборону ходкувской поляны.

В это время 2-й батальон 172-го полка под командованием капитана Дроечкова с наивысшим напряжением сил сражался со штурмовыми группами, атакующими его позиции с плацдарма над Радомкой. Эсэсовцы любой ценой хотели достичь высоты 107,3.

В штаб дивизии «Герман Геринг» в Воле-Горыньской пришли первые донесения о незначительном расширении плацдарма под Рычивулом, об овладении Разъездом в лесу Липна Гура и о проникновении автоматчиков за Гроблю. Кажется, эти донесения подтверждали правильность вывода о нанесении удара в направлении Выгоды и, во всяком случае, убедили генерала Шмальца в том, что советская оборона ослабевает.

Воздушная разведка донесла, что ночью русские перебросили с восточного берега полк пехоты. Однако данные воздушной разведки о бомбардировке Вислы успокаивали: после рассвета русские не смогут переправить уже ни одной новой части. Даже если какому-то батальону и удастся переправиться через реку, в любом случае советский корпус останется с тем небольшим количеством танкового вооружения, которое у него имеется: сильно поредевший полк тяжелых танков, насчитывающий около десяти машин ИС, и три поредевших дивизиона самоходок СУ-76, входящих в состав каждой гвардейской пехотной дивизии.

Учитывая потери, которые противник должен был понести с начала наступления, немцы могли предполагать, что во всем советском корпусе будет не более сорока боевых машин. У немцев имелись основания рассчитывать на неизменность такого положения в ближайшие дни: нз данных разведки следовало, что 8-я армия не имеет танкового резерва, а командование фронта не располагает поблизости ни одной не связанной боем частью.

Штаб 1-й армии Войска Польского. 9 августа 1944 года. Жабенец.

Боевое распоряжение № 04 начальника штаба 1-й армии Войска Польского командиру 1-й танковой бригады:

«Командующий армией приказал:

1. Перед фронтом 8-й гвардейской армии действуют две танковые и три пехотные дивизии противника, получившие задачу отбросить части 8-й гвардейской армии на восточный берег реки Вислы.

Частыми контратаками противник добился незначительных успехов на отдельных участках.

2. В соответствии с шифровкой командующего 1-м Белорусским фронтом 1-й танковой бригаде в составе 1-го и 2-го танковых полков и мотопехотного батальона выйти на рубеж Домброва, Тарнув и 9.8.44 г. к 11.00 сосредоточиться в лесу в районе восточнее Тарнува в готовности к переправе через реку Висла, где перейти в непосредственное подчинение командующего 8-й гвардейской армией.

3. Марш совершить группами не более роты с применением всех средств противовоздушной обороны.

Начальник штаба 1-й Польской армии Владислав Корчиц, генерал бригады».

В полутора километрах юго-восточнее Магнушева на самом берегу Вислы расположилась небольшая деревенька, насчитывающая двадцать две избы. Когда-то ее построили на острове, а сейчас осталось только название, свидетельствующее об этом, — Острув.

Южнее деревеньки начинается дамба, а на участке в 400 метров параллельно друг другу на небольшом расстоянии протянулись даже две дамбы, образовав как бы ущелье глубиной в два с половиной метра. Вдоль насыпей растут высокие тополя, а ниже — кудрявые ивы и заросли густого ракитника, прикрывающие это место от наблюдения с воздуха. Именно здесь, в насыпях, саперы построили штабные землянки 4-го корпуса.

Утром 9 сентября перед одной из землянок стояли три генерала. На раскладном столике лежала карта, покрытая бликами солнца, проникающего сквозь крону дерева. Блики были неподвижны, воздух — как вода в пруду, без малейшего движения. И лишь когда снаряды тяжелой артиллерии разрывались где-то поблизости, блики солнца вздрагивали, но через минуту вновь замирали. Еще только начало девятого, но уже жарко. Не чувствовалось ни капельки прохлады от реки, которая протекала рядом, по другую сторону вала.

Докладывал высокий, худощавый генерал Глазунов. Он говорил, повышая голос, когда от переправ добегала волна грохота рвущихся бомб. Окончив доклад о прорыве, совершенном немцами ночью, он постарался незаметно вытереть пот с морщинистого лба, а затем перешел к перечислению сил, стянутых на угрожаемом участке фронта, резкими движениями водя по карте острым концом лозы, наискось срезанной перочинным ножом.

— …47-я дивизия полковника Шугаева на марше. 137-й полк подполковника Власенко переправился на плацдарм и занимает вторую линию обороны от Целинува до лесной сторожки Завада. 142-й полк майора Горшанова закончил переправу через час после восхода солнца. Он сосредоточивается в лесу Бурачиска как мой резерв. Сразу после него 140-й полк майора Галапина начал переправу 1-го и 2-го батальонов…

Чуйков, слушавший молча, наклонился, положил руку на карту и, прервав командира корпуса, спросил:

— Почему не атакуют?

— Атакуют, но основные силы не вводили.

— Почему? — повторил командующий армией.

— Так лучше, — неохотно ответил Глазунов и с крестьянским упорством сказал: —Полк Власенко окапывается…

— Слышал, — твердо ответил Чуйков. — Они не атакуют основными силами, ожидая, когда ты им покажешь, где они должны ударить, нащупав слабое место. — Он бросал слова резко, хрипло, но вдруг остановился на минуту и добавил неожиданно тепло: — Удержишь фронт, Василий Афанасьевич?

Командир 4-го корпуса мысленно увидел обескровленные полки, вспомнив потери, которые за вчерашний день в двух дивизиях превысили пятьсот человек, но командующий армией знал о них так же хорошо, как и о недостатке танков.

Глазунов нахмурил широкие, седеющие брови. Из сорока восьми лет его жизни одиннадцать принадлежали детству, семь — помещику, у которого он батрачил, а тридцать — армии. Он прошел по очереди все ступени — от рядового до генерала, был на всех должностях — от командира отделения до командира корпуса, сражался с немецкой кайзеровской армией, с белогвардейцами, с атаманом Анненковым, с басмачами в Средней Азии и вот уже три года — с гитлеровцами. И он знал, слишком даже хорошо, что исход сражения решает не одна сторона, что противник тоже может сказать свое слово. Но Глазунов понял смысл вопроса командующего армией и сумрачно ответил: