Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович Страница 14

Наступила ночь, и из последней поступившей к нам информации мы узнали, что германцы крупными силами заняли маленький германский городок Видминнен, лежащий к востоку от крепости Лётцен, которая уже сыграла важную роль при обороне прохода к оборонительной линии Мазурских озер. Из этого-то дефиле и выступила теперь германская колонна с очевидным намерением охватить левый фланг Ренненкампфа. Таким образом, я оказался между двух огней: мне следовало либо точно выполнять приказы, полученные от командующих обеих армий, либо, по собственной инициативе и вопреки приказу, выдвинуться на фланги 2-го корпуса и там сдерживать первый натиск германской колонны до тех пор, пока не подоспеет обещанная помощь. Когда прибудет пехота, мне следовало немедленно уступить ей место, так как по боевой силе мои кавалеристы не шли ни в какое сравнение с пехотной дивизией.

Разумеется, я нимало не колебался, решая, как мне следует поступить. Чтобы перехватить узкие перешейки между озерами к востоку от Видминнена, до сих пор занятые только слабыми германскими заставами, мной были отправлены сильные конные отряды. Одновременно я выехал в окрестности озера Кругланкен, чтобы лично выбрать неподалеку от перешейков позицию, которую было бы относительно просто защитить небольшими отрядами. В мою дивизию входили тогда четыре полка, так как ко мне из 4-го корпуса уже вернулись московские уланы.

Я известил командующих обеих армий о своем решении на время отсрочить выполнение приказов о движении на Граево. На следующее утро, пока бой за обладание вышеупомянутыми перешейками еще не закончился, я получил от командующего 10-й армией повторное приказание возможно быстрее прибыть к нему, чтобы дать ему возможность завершить формирование армии. Я никак не мог взять в толк, является ли этот приказ ответом на мое сообщение о задержке подхода дивизии больше чем на двадцать четыре часа ввиду необходимости прикрыть фланг 1-й армии, или же моя депеша и приказ командующего разминулись в дороге. В любом случае идти на попятный было уже поздно; если бы я и захотел это сделать, то все равно не успевал отвести свои войска назад до наступления темноты, а после возвращения было совершенно необходимо дать им на отдых хотя бы одну ночь. Этой ночью должны были прибыть обещанные подкрепления, и все было за то, что их удастся расположить таким образом, чтобы прикрыть левый фланг 2-го корпуса. Уверенность в том, что германцы намереваются охватить его левый фланг, разделял со мной и командир корпуса. Позднее оказалось, что мы были совершенно правы.

На следующий день рано утром германцы подвергли занимающих перешейки спешенных драгун артиллерийскому обстрелу. Две мои конноартиллерийские батареи, только что ставшие на позиции, немедленно открыли ответный огонь и тем отвлекли на себя большую часть неприятельской тяжелой артиллерии. Германцы впали в ошибку, полагая, что наши батареи находятся на склоне небольшого заросшего кустарником холма, и буквально перепахали и сам злополучный холмик, и все вокруг него на изрядное расстояние, так что зеленое поле почернело.

Вскоре после полудня пред моими драгунами появилась германская пехота и длинными цепями пошла в атаку. По-видимому, поставленная задача германцам не слишком нравилась, и они под выстрелами нашей артиллерии и винтовочным огнем спешенных драгун продвигались вперед очень вяло. Объяснить нерешительность германцев достаточно сложно, поскольку наши части по численности не превышали двух с половиной пехотных батальонов. Вероятно, они думали, что мы занимаем перешейки большими силами. До вечера я не видел необходимости в усилении своей передовой линии. Следовало крайне экономно расходовать резервы, поскольку я получил донесение о том, что во время неприятельской фронтальной атаки была замечена двигавшаяся в южном направлении германская кавалерия, которая, как видно, намеревалась либо обойти меня с фланга, либо нанести удар в тыл. К счастью, эта конница не могла двигаться быстрее пехотной колонны, так как германцы придали ей батальон пеших егерей, который сильно замедлял движение. В некоторых случаях германцы пытались компенсировать этот недостаток подвижности, используя велосипедные роты или сажая пехоту на тяжелые автофургоны. Естественно, медлительность противника очень мне помогала, поскольку иначе с моими ослабленными силами было бы невозможно вести бой с наступающей по фронту германской пехотой и одновременно в тылу отражать кавалерийские атаки. В тылу скудость моих сил быстро стала бы очевидна для неприятеля, и результат мог оказаться катастрофическим. Так или иначе, германская пехота атаковала очень вяло – потому, вероятно, что ожидала помощи от своей кавалерии, заходящей мне в тыл. Мне удалось на некоторое время задержать ее продвижение, отправив для этого на озерный перешеек один эскадрон. В этом бою, когда наши драгуны уже вновь садились на коней и готовились к отходу, погиб один из их офицеров – молодой князь Урусов. С самого начала войны он старался попасть в действующую армию, но по какой-то неясной причине его перевод задерживали. Поэтому в его смерти в первом же бою – а он появился в своем полку только вечером предыдущего дня – легко усмотреть злую насмешку судьбы. Я часто замечал, и не только на этой войне, что люди, которым удалось преодолеть на первый взгляд совершенно невозможные препятствия для того, чтобы поступить на военную службу, часто героически гибнут в своем первом бою, но прежде совершают подвиги, далеко выходящие за пределы обыкновенной человеческой храбрости.

С приближением сумерек бои мало-помалу затихли. В те дни германцы не вели ночных операций, так что иногда нам удавалось выкроить время на столь необходимый отдых. Ночную тишину иногда нарушал звук, производимый германским бронированным автомобилем, который подкатывал к баррикадам, которыми мы перегородили щебеночные шоссе, чтобы выпустить из своей маленькой пушечки несколько снарядов и снова убраться в темноту. Вероятно, они старались нащупать наши бивуаки, но нанести нам действительный урон им удавалось редко. На ночь я разместил свои части в близлежащем селении, выставив сильные караулы для предотвращения неожиданного нападения на озерные перешейки. В тот момент я еще не мог определенно сказать, что буду делать на следующий день. Ночью выяснилось, что 2-й корпус получил приказ начать отступление к русской границе, от которой он находился на расстоянии примерно тридцати шести часов пути. Приняв во внимание, что намеченная цель мной достигнута – левый фланг армии обеспечен, а германская кавалерия поставлена перед необходимостью предпринять далекий объезд, – я пришел к выводу, что настало время приступить к выполнению первоначально полученных мной приказов о соединении с 10-й армией. Этот план в сложившемся положении показался мне наиболее разумным, так как никаких указаний об отмене предыдущих распоряжений нами получено не было, а также потому, что, по имевшимся у меня сведениям, левый фланг отступающей армии находился теперь в полной безопасности после того, как задача его обеспечения была поручена 2-й дивизии гвардейской кавалерии.

Сообщив о своем намерении генералам Ренненкампфу и Флугу, который теперь вступил в командование 10-й армией, я решил двигаться в направлении на Граево. Мне хотелось еще раз посетить Маргграбову, где мы сражались в первые дни войны, но для этого не было времени, хотя мой тяжелый транспорт и проехал через этот городок. Офицер, командовавший автомобильной колонной, позднее рассказал мне, что там царило полное спокойствие. Все магазины были открыты, и он сам во время часового отдыха напился в одном из местных кафе превосходного кофе с разными германскими kuchen.

Никто из граждан не ожидал, что германские войска еще раз до окончания войны вернутся в город, и вполне смирились с русским правлением. Еще менее они могли предполагать, что Маргграбова станет местом одного из самых тяжелых боев той кампании.

Было очевидно, что жители не подозревали, как близко от них находятся германские части, которые потом остановились в городке только для того, чтобы превратить его в поле боя, вызвавшего большие разрушения и прервавшего мирное течение жизни; многие местные магазины подверглись тогда разграблению русской и германской солдатней.