Светлана Плетнева - КОЧЕВНИКИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ поиски исторических закономерностей Страница 15

Мы специально остановились на характеристике этого небольшого степного объединения, поскольку сложение и развитие этого союза протекало в рамках второй стадии кочевания по тем же законам, которым подчинялись и многие другие кочевнические сообщества, не перешедшие по тем или иным причинам к третьей (полуоседлоземле-дельческой) стадии кочевания.

Мы рассмотрели несколько этнических общностей, начавших формироваться в эпоху раннего и развитого средневековья в европейских степях. Обратимся к анализу тех особенностей некоторых среднеазиатских и сибирских объединений, которые позволяют думать, что и там ведущей формой хозяйства было кочевое скотоводство второй стадии развития.

Вот как характеризует хроника Шицзи хунпов конца III в. до н. э.: «Обитая за северными пределами Китая, переходят со своим скотом с одних пастбищ па другие. Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный и мелкий рогатый скот; частью разводят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород. Перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде. Не имеют ни городов, ни оседлости, ни земледелия; но у каждого есть отдельный участок земли. Письма нет, а законы словесно объясняются... Могущие владеть луком все поступают в латную конницу. Во время приволья, по обыкновению следуя за своим скотом, занимаются полевою охотою и тем пропитываются, а в крайности каждый занимается воинскими упражнениями, чтобы производить пабеги. Таковы суть врожденные их свойства»[138]. Итак, у хунну в III в. было уже развитое скотоводческое хозяйство и, что самое важное, разделение земли на родовые участки. Все они воины, но массовых нашествий с целью захвата пастбищ уже не фиксируется. Хунну того времени способны только на частные набеги на соседей — кочевых и оседлых, для грабежа и обогащения. Это положение начало изменяться после прихода к власти шаньюя Модэ, однако об этом мы поговорим в следующей главе данной книги.

Другим кочевым народом, синхронным и подчиненным хунну, были ухуаньцы, особенно усилившиеся в I в. до н. э. В хронике Хоуханыну дана общая их характеристика, весьма близкая той, которую мы цитировали о хунну III в. до н. э. Однако в ней представлены некоторые подробности, конкретизирующие хозяйство и социальные отношения ухуаньцев. Представляет интерес сообщение о том, что ухуаньцы жили на «стойбищах», видимо более или менее постоянных, несмотря на перекочевки «по достатку в траве и воде». Кроме того, поскольку почва у них «хороша для посева неклейкого проса и дун-цян, они разводят [сеют] эти растения, а мужчины делают оружие и узду для копей, а также плавят золото и железо». Все они подчиняются власти «старейшин» — глав родов, в которые входят от ста до тысячи юрт. Старейшинами ставят наиболее способных и сильных руководителей, и память умерших старейшин, прославившихся в битвах, чтут наряду с поклонением небу, земле, солнцу и пр.

Ухуаньцы подчинялись хунну и вместе с ними совершали набеги на соседние страны и области[139]. Характерно, что имя свое этот народ получил от гор, возле которых кочевал, а роды их, как указывается в хронике, получали название по имени старейшины. Очевидно, здесь протекали те же процессы, которые прослеживаются в европейских степях — род получает имя от своего главы, а затем, если род усиливается, он может дать имя и всему союзу родов (общине или орде) и даже союзу орд. Цивилизованные народы часто давали названия своим более варварским соседям по случайным признакам — по протекающей в той земле реке, по горам, даже по фасону платья или прически. Видимо, это не было самоназванием образующейся общности, однако кочевники нередко принимали имя, которое сначала существовало как условное, а затем могло быть принято вновь образованной общностью в качестве общего наименования (как, например, Черные Клобуки у границ Руси).

Так же получило имя и другое крупное этническое образование, выросшее на окраине империи Хунну,— сяньбийцы — по горам Сяньби-Шань. Дошедшие до нас источники свидетельствуют только, что по образу жизни сяньбийцы весьма напоминали ухуаньцев, однако этого недостаточно для того, чтобы говорить о господстве у них второй стадии кочевания, поскольку китайские летописцы не всегда отмечали такие подробности кочевнической экономики, как постоянные зимовища или наличие развитого многопородного стада у того или иного народа. Склонность же сяньбийцев к захвату пастбищ я нашествиям свидетельствует как будто о преобладании у них первой стадии кочевания — таборной.

В самом конце IV в. на историческую арену вышло новое кочевое объединение, названное в хрониках Бейши и Вейшу жуань-жуанями. Вейшу повествует также о Хойху, или Гаогюе. Однако по источникам невозможно в настоящее время говорить о том, какая форма кочевания была преобладающей в обоих этих объединениях. Можно предполагать, что она была второй (полукочевой), потому что союзы жуань-жуаней и гаогюйцев были уже «объединениями государственного типа», возглавленными ханами. Титул «хан» летописец переводил словом «император», следовательно, оба объединения мы можем считать «империями», аналогичными позднеполовецкому объединению Кончакидов. Это были этнические общности, состоявшие из разных по происхождению родов и орд, сплоченных властью более или менее удачливых ханов. Это обстоятельство также свидетельствует о том, что экономика кочевников находилась тогда на второй стадии кочевания. Наконец, на это же косвенно указывает и вполне определенная ограниченность территории кочевания орд той и другой общности.

С пятого века появляются в китайских летописях упоминания нового этнического имени — тугю. Как и все остальные общности, тугю-тюрки состояли «из смешения разных родов, кочевавших в Пьхин-лян»[140]. Возглавил их род Ашина. Родоначальник этого рода вместе со своей небольшой ордой (в 500 семейств) откочевал с китайского пограничья на южную сторону Алтайских гор. Там орда обрела спокойные пастбища, так как место «со всех сторон окружено было неприступными горами». Главное, что дало ей силу и преимущественное положение перед другими объединениями и группами кочевников, состояло в основном занятии тугю — они освоили выплавку железа. Свое название они получили от формы гор, похожих на шлем (тукюе по-монгольски означает шлем). Имя Ашина также монгольское и значит — волк. Отсюда и возникла легенда о происхождении тугю от волка. Первые десятилетия своего пребывания в горах орда подчинялась власти жуань-жуаньского хана, но уже в середине VI в. тугю стали самостоятельны и начали громить и подчинять все окружающие их непрочные и рыхлые кочевые объединения. Вскоре власть тугю-тюрок распространилась по степи па тысячи километров: от берегов Тихого океана (кидани) до Черного и Каспийского морей (хазары, .болгары и пр.) Почти сразу же тюрки разделились на два «крыла»: Восточный и Западный каганаты. Политическая история обоих каганатов написана Л. Н. Гумилевым[141], поэтому перечисление всех походов и битв, которые вели тюрки на востоке и западе, не представляет интереса для данной темы. Важно только отметить характер этих походов и роль их в сложении и развитии каганатов. Однако прежде всего рассмотрим те сведения, которые свидетельствуют об экономическом и социальном развитии тюрок периода расцвета каганатов.

Несмотря на освоение плавильного ремесла, несмотря на явное обособление его от остальной экономики, тугю-тюрки в середине VI в. и далее — все 100 лет жизни каганатов — находились на второй стадии кочевания: вначале они вели полукочевой образ жизни, позднее, видимо, полуоседлый, но тем не менее из рамок второй стадии их экономика так и не вышла. Как и гуннов, источники характеризуют их как «классических» кочевников: «живут в палатках и войлочных юртах, переходят с места на место, смотря по достатку в траве и воде, занимаются скотоводством и звериною ловлею, питаются мясом, пьют кумыс... Искусно стреляют из лука с лошади, по природе люты, безжалостливы. Письмен не имеют... Обыкновенно пред полнолунием производят набеги и грабительства... Постоянного местопребывания нет, но каждый имеет свой участок земли... Хан всегда живет у гор Дугинь. Вход в его ставку с востока, из благоговения к стране солнечного восхождения» [142].

Археологами до сих пор не выявлено ни одного поселения или городища, которое можно бы было связать с тугю. Дальше предположений о том, что они могли бы быть, поскольку экономический, социальный и культурный уровень тугю дает основание думать так, знание древнетюркских поселений не продвинулось. В то же время хорошо известны древнетюркские могильники и большое количество каменных статуй и каменных оградок, разбросанных на всей территории, занятой в свое время обоими каганатами[143]. Как мы знаем, статуи, т. е. небольшие святилища в память предка, могли ставить только на собственно тюркской земле, а значит появилось уже понятие своей земли — родины. К тому же если в начале возвышения рода Ашипа и образования каганата тугю, судя по приведенной выше цитате, не знали письменности, как и все остальные окружающие их тюр-коязычные племена, то во времена расцвета обоих каганатов собственно тюркская письменность широко распространилась в сибирских и азиатских степях[144]. Об этом есть запись в китайской хронике: «Буквы письма их походят па буквы народа Ху... (тюрков)»[145]. Таким образом, развитие в отдельные отрасли ремесленных производств, в частности железоплавильного, единая письменность, единый язык, появление понятия своей земли, строгий государственный порядок в каганатах (разделение на аймаки, абсолютная власть кагана, сборщики податей и пр.) являются доказательством того, что каганаты были уже государствами. Несмотря на то что тюрки время от времени совершали набеги на соседей с целью обогащения той или иной орды или хана, их походы на запад, на государства Средней Азии, войны с Ираном и Византией свидетельствуют уже о большой государственной политике тюркских каганатов, заботящихся о международном престиже своего государства. О том же говорят и ведшиеся каганом переговоры о налаживании великого шелкового пути с востока на запад через земли каганата, что несомненно приносило бы значительные доходы в казну кагана[146].