Вячеслав Оргиш - Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства Страница 15

Детализированное описание полюдья середины X в. оставил император Константин Багрянородный. Это описание вполне может быть экстраполировано и на полюдье более раннего времени. Разница только в том, что суперсоюз Руси начала IX в. состоял из пяти-шести племенных союзов, тогда как суперсоюз середины X в., полюдье в котором описано византийским автором и в летописи (под 945 г.), включал восемь-десять союзов. Б. А. Рыбаков, реконструировавший важнейшие черты полюдья как общерусского явления, характеризующего сущность государства Руси в IX-X вв., отмечает, что из года в год для вывоза результатов полюдья изготавливалось 400-500 судов. Был налажен целый кораблестроительный комплекс, обеспечивавший государственное мероприятие судоходными средствами. Полюдье начиналось в ноябре и заканчивалось в апреле. Его маршрут вел в области древлян (между Днепром, Горынью и верховьями Южного Буга), дреговичей (от Припяти на север до водораздела с бассейном Немана и Двины, на востоке – от Днепра включительно), кривичей (верховья Днепра, Двины и Волги) и северян (Средняя Десна, Посемье и бассейны верховьев Псла и Ворсклы).

Длина кругового пути полюдья составляла около 1200-1500 км. В полосе движения полюдья находилось около 30 поселений городского типа, в которых свита князя, состоявшая из нескольких сот дружинников, делала остановки. Из отдаленных районов дань свозились заранее и была определенным образом тарифицирована, т. е. не являлась произвольной. Местные князья заботились о равномерности ее взимания и одновременно обеспечивали доставку определенной меры собранного в становища полюдья.

Таким образом, полюдный объезд киевской дружины был завершающим звеном очень сложного государственного мероприятия по сбору дани, в котором местная племенная знать выполняла функцию посредника между деревнями, отдельными районами и полюдьем киевского князя, поскольку последнее не могло самостоятельно охватить огромную подвластную территорию длиною приблизительно 1000 км и шириной около 700 км. Полюдье имело место в каждом племенном союзе и знаменовало начало перехода к классовому обществу, к государственности. Но верховная власть здесь оторвалась от непосредственных производителей не полностью. Лишь с появлением суперсоюза государственная власть изолировалась окончательно. Право на землю перешло от землепользователей к опиравшейся на военную силу княжеской верхушке. Возникла феодальная иерархия. Ее высшие эшелоны (главы племенных союзов), с одной стороны, были связаны с великим князем, с другой – с племенными вождями, которые опирались на бояр. Социально-политическая стратификация государства Руси выглядела следующим образом. Наверху стоял «великий князь» (глава суперсоюза), за ним шли по порядку «светлые князья» (главы союзов племен), князья отдельных племен («всякое княжье»), «великие бояре», «бояре», гости-купцы, «люди», смерды, челядь, рабы [90, 84]. Важным направлением государственной деятельности был сбыт результатов полюдья. Внешняя торговля Руси являлась прямым продолжением сбора княжеской ренты в подчиненных Киеву землях. В размахе торговых предприятий, в их организационной слаженности и той мощной поддержке, которой они пользовались со стороны великокняжеского войска, чувствовалась мощь государственного организма Киевской Руси.

Каждую весну она экспортировала несметное количество товаров, собранных за шесть месяцев кругового полюдья. Сборщики дани становились мореходами, участниками сухопутных торговых маршрутов, воинами, отражавшими нападения охотников до легкой наживы, купцами, продававшими русский товар и закупавшими чужой. Ладьи с воском, медом, мехами и прочими предметами экспорта обычно снаряжались в заморские плавания в Киеве или ближайших к нему городах на Днепре. Русских купцов хорошо знали на Востоке, в Центральной и Северной Европе. Их сухопутные караваны возили результаты полюдья в Багдад и Индию. По Черному морю русские военно-торговые экспедиции ходили в Болгарию и Византию.

В IX в. Русь поддерживала особенно интенсивные торговые отношения с Византийской империей. Последняя стремилась даже ограничить наплыв русских товаров на свои рынки. Однако древнерусское государство, используя военную силу, успешно противодействовало чинимым препятствиям. Первый поход русов на византийскую столицу, когда «отправились Аскольд и Дир войной на греков… и осадили Царьград двумястами кораблей» [73, 215], – убедительный показатель того, что в 60-е годы IX в. Русь была сильным и организованным северным соседом Византийской империи.

Договоры с греками 907 и 911 гг. не только закрепляли успехи русского оружия, но и отражали реальность исторического и политического существования нового восточноевропейского государства – Киевской Руси, способного успешно отстаивать свои интересы в международных отношениях. Не случайно летописец уделяет много внимания деятельности инициатора этих договоров князя Олега, который представляется ему строителем русской государственности. Из имеющихся скудных и противоречивых сведений можно понять, что первоначально Олег «сидел» в Ладоге. Затем он сумел обманным путем, выдав свою дружину за купеческий караван, проникнуть в Киев, убить княживших там Аскольда и Дира и на некоторое время узурпировать государственную власть. Оказавшись во главе соединенного войска уже входивших в состав Руси славянских племен, Олег напал на греков. Под его предводительством варяги, славяне, чудь, кривичи, мерь, древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы совершили удачный поход к Царьграду и взыскали с византийцев большую контрибуцию [73, 220].

Заключенные Олегом договоры с империей – свидетельство стремления установить надежные и долговечные отношения между двумя странами, показатель того, что в представлении греков Русь была уже не дикой племенной ордой, но организованной политической и торгово-экономической силой, с которой необходимо считаться, поддерживать отношения, проводить компромиссную политику.

Более поздний договор с греками (944 г.), который заключили «посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли» [73, 231-232] послы, свидетельствует о наличии в древнерусском обществе сложившейся феодальной иерархии. При Игоре Киевская Русь была уже во многом политически выстроенной, представляла реальную силу, способную объединять, организовывать социальную жизнь восточных славян, направлять их культурно-историческое развитие. Феодально-иерархическая структура скрепляла общественную организацию, придавала взаимосвязанность ее отдельным элементам. Племенной быт остался в прошлом.

В княжение Игоря (ум. в 945 г.) Киевская Русь еще жила язычеством, Игорев договор с греками еще противопоставлял «русин» и «хрестьян», христианство еще не стало реальностью духовной жизни восточных славян, но последние были уже вовлечены в сферу культурного влияния Черноморского юга. Христианская религия готовилась приступить к активной разработке восточнославянской «целины». В Киеве уже действовали ее миссионеры. Из описанных в летописи обстоятельств заключения договора следует, что там «была соборная церковь… святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы» [73, 236]. Судя по разъяснениям составителей летописи, новая религия действовала при Игоре вполне легально и, по-видимому, успела наладить богослужебную практику.

Договор с греками застал христианскую церковь в Киеве функционирующей. Точка зрения, согласно которой в Киеве «в 988 году было положено начало христианизации Руси» [57, 7], здесь наталкивается на серьезные трудности. Исторические сообщения IX-X вв. говорят о том, что христианство появляется в восточнославянских землях в IX в. Исследователи эти известия считают надежными, удовлетворяющими требованиям строгой научной критики. В 40-е годы X в. христиане, согласно имеющимся источникам, «не только жили на Руси, но и играли значительную роль в жизни страны». В 70-е годы X в. между язычниками и сторонниками христианской религии шла борьба. По мнению О. М. Рапова, из всего этого следует, что христианство задолго до официального принятия его Русью «глубоко пустило корни в древнерусском государстве» [11, 97].

Вероятнее всего, одним из основных каналов проникновения сюда монотеистического культа была родственная восточным славянам Болгария, культурная и религиозная жизнь которой в начале X в. находилась в расцвете, болгарская церковь имела даже собственный патриархат [90, 111]. Источники истории русского христианства весьма запутаны, их неоднократная тенденциозная переделка, между прочим, имела целью приуменьшить роль Болгарии в распространении новой религии на Руси приписать всю работу греческому духовенству [121, 133- 161; 80]. Разумеется, не следует думать, что появление христианских идей среди восточных славян – результат действия только одного фактора, в данном случае болгарского. Говоря о путях проникновения христианского монотеизма на Русь, нельзя, например, сбрасывать со счетов роль в экспорте этой религии греческих поселений на Черноморском побережье, а также христианское влияние, исходившее из Грузии и Армении. Однако болгарское воздействие в данном вопросе особенно существенно. Наряду с трансляцией на Русь греческой культуры болгары передавали ей адаптированные к особенностям славянского мышления христианские представления. Их влияние весьма заметно в области языка: богослужебные книги, письменность пришли к восточным славянам именно от них. А. А. Шахматов находит, что даже договоры с греками по языку – «древнеболгарские».