Клим Дегтярев - Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья Страница 15

Вилли Леман вовремя позаботился о том, чтобы этот факт его биографии не стал известен руководству полиции или кадровым органам и уж конечно не нашел отражения в его личном деле. Тем не менее в гестапо провели служебное расследование.

Когда Генрих Мюллер ознакомился с его результатами, он принял решение прекратить дело в отношении своего сотрудника «за недоказанностью вины», хотя решающую роль сыграли, думается, репутация опытнейшего профессионала и добрые отношения с начальством.[75]

На этом злоключения агента не закончились. Некая Дильтей написала донос в гестапо, сообщив, что советская разведка имеет в политической полиции своего агента по фамилии Леман. За Вилли Леманом было установлено наблюдение, но вскоре выяснилось, что женщина оговорила своего бывшего любовника, тоже Лемана, который также работал в гестапо.

Тогда агенту удалось избежать застенок гестапо. Во многом благодаря высокопрофессиональной работе сотрудников советской резидентуры в Берлине: им удалось скрыть от немецкой контрразведки свои контакты с Вилли Леманом.

В марте 1937 года Зарубин вернулся в СССР и контакты с Вилли Леманом стала поддерживать Мария Вильковыская («Маруся»), жена сотрудника легальной резидентуры в Берлине Александра Короткова. Связь осуществлялась через хозяйку конспиративной квартиры «Клеменс». Она была американкой, практически не владела немецким языком и поэтому использовалась только в качестве «почтового ящика».

Советский агент оставлял у нее материалы в запечатанном пакете, который потом забирала Вильковыская. Так продолжалось до октября 1937 года, когда «Марусю» вместе с мужем отозвали в Москву. Ее сменил прибывший из Парижа Александр Агаянц («Рубен»), Фактически он был единственным оперативным работником берлинской легальной резидентуры. При этом немецким языком «Рубен» владел очень плохо. В дополнение всех несчастий в ноябре 1938 года он умер на операционном столе в одной из больниц медицинского центра «Шарите» в Берлине. Это уважаемое учреждение объединяло несколько поликлиник, больниц и научных центров. Именно в одной из таких берлинских клиник рожала радистка Кэт в фильме «Семнадцать мгновений весны».

После смерти «Рубена» связь с «Брайтенбахом» прервалась на долгих два года.

В конце тридцатых годов прошлого века разведывательные возможности Вилли Лемана продолжали увеличиваться. В сентябре 1939 года было создано Главное управление имперской безопасности (РСХА) во главе с Рейнгардом Гейдрихом, куда на правах управлений были включены: внутренняя СД (III управление), гестапо (IV управление), криминальная полиция (V управление — Крипо) и внешняя СД (VI управление). Гестапо и Крипо, как государственные учреждения, вместе именовались полицией безопасности — Зипо. Внешняя СД и внутренняя СД именовались службой безопасности СД и были структурой СС, т. е. партийными. Рейнгард Гейдрих, а после его гибели Эрнст Кальтенбруннер официально именовались: шеф Полиции безопасности и Службы безопасности.

На гестапо, начальником которого был назначен Генрих Мюллер, кроме политического сыска были возложены и функции контрразведки. В связи с этим в октябре 1939 года по указанию Рейнгарда Гейдриха в гестапо был создан новый отдел IV Е, на который и возлагались контрразведывательные задачи. Начальником реферата IV Е1, занимающегося общими вопросами контрразведки и контрразведкой на заводах рейха, был назначен Вилли Леман! Фактически он получил доступ ко всем материалам по деятельности контрразведки РСХА (была еще военная контрразведка в Абвере).

Однако связи с представителями советской разведки не было, и в июне 1940 года агент решился на отчаянный шаг — подбросил в почтовый ящик советского полпредства в Берлине письмо. В нем он просил возобновить прерванный с ним в 1939 году контакт. «Если это не будет сделано, — писал он, — то моя работа в гестапо потеряет всякий смысл». В письме были указаны место и время встречи, а также пароль для вызова по телефону. Письмо Вилли Лемана попало в разведуправление РККА, откуда было направлено в ИНО НКВД с припиской: «Возможно, здесь идет речь о человеке, который Вас интересует». Прочитав письмо, заместитель начальника ИНО Павел Судоплатов отправил его в немецкое отделение, наложил резолюцию: «Журавлеву, Короткову. Известен ли вам он? Не о нем ли говорил т. Зарубин?»[76]

Ознакомившись с письмом и материалами оперативного дела «Брайтенбаха», начальник отделения Павел Журавлев составил справку, на основании которой руководство разведки приняло решение возобновить контакт с Вилли Леманом.

В августе 1940 года в Берлин под прикрытием должности третьего секретаря посольства был направлен Александр Коротков («Степанов»), перед которым была поставлена задача возобновить контакты с Вилли Леманом и Арвидом Харнаком («Корсиканец»), одним из руководителей агентурной сети, позднее ставшей известной как «Красная капелла».

В первых числах сентября 1940 года связь с «Брайтенбахом» была восстановлена. А 9 сентября нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия лично направил «Степанову» указания о направлениях работы с «Брайтенбахом». В частности, он писал:

«Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует, а нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях и, кроме того, то, что будет знать о работе разных разведок против СССР, в виде документов, не подлежащих возврату, и личных докладов источника».[77]

Александр Коротков поддерживал связь с Вилли Леманом до конца 1940 года, а потом его оператором стал сотрудник легальной берлинской резидентуры Борис Журавлев («Николай»).

На Лубянке высоко оценивали результаты деятельности «Брайтенбаха». Не случайно в 1940 году немецкий отдел разведки НКВД, составляя справку об этом агенте высшему руководству, докладывал:

«За время сотрудничества с нами с 1929 года «Брайтенбах» передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений… предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношениц нелегальных и легальных работников резидентуры в Берлине… сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали…».

Говоря о спасенных Вилли Леманом от ареста советских разведчиках, нельзя не вспомнить, например, об Арнольде Дейче, работавшем в Германии нелегально под именем Стефана Ланга. Немецкая контрразведка напала на его след, и уже был подписан ордер на арест, но благодаря «Брайтенбаху», вовремя сообщившему об этом советскому резиденту через «Бетти» (Василия Зарубина), «Ланг» успел выехать за пределы рейха прежде, чем его объявили в розыск.

Дальнейшей страной пребывания Ланга-Дейча стала Великобритания. Здесь он вовлек в разведывательную деятельность в интересах Советского Союза Кима Филби, Дональда Маклина и Гая Берджеса — членов знаменитой «Кембриджской пятерки», многие годы передававших Москве секретную информацию стратегической важности.[78]

Информация, поступавшая от агента в начале 1941 года, носила крайне тревожный характер. Так, в середине марта 1941 года он сообщил, что в Абвере срочно усиливаются отделы, работающие против СССР, а 28 мая — о том, что в его отделе составляется график круглосуточного дежурства сотрудников.

Утром в четверг 19 июня 1941 года Вилли Леман условным анонимным звонком вызвал «Николая» на срочную встречу. Она длилась всего несколько минут. Обычно сдержанный «Брайтенбах» едва выдавил: «Война… Нападение состоится в воскресенье, 22 июня… В три часа утра. Прощайте, товарищ».[79]

Это был последний контакт советской внешней разведки со своим ценным агентом.

После начала войны связь с агентом прервалась окончательно. А единственная попытка наладить ее, предпринятая в 1942 году, закончилась трагически. В тылу немецких войск 5 августа 1942 года в районе Брянска были сброшены с парашютами два агента: Артур Хесслер («Франц») и Роберт Барт («Бек»), Перед ними была поставлена задача проникнуть в Берлин, где первому предстояло установить связь с членами агентурной сети «Красная капелла», а второму — с Вилли Леманом.