Джон Мэн - Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы Страница 15

Чтобы закончить эту часть нашего рассказа, мы, прежде чем вернуться к Хубилаю, должны заглянуть еще на несколько лет вперед. Следующей была очередь Сирии — ее побережья с пестрой смесью государств крестоносцев и с арабской династией, правящей лежащими вдали от моря Алеппо и Дамаском. Когда Хулагу двинулся к побережью Средиземного моря, христиане быстро вступили в союз с монгольским завоевателем, рассматривая его антимусульманскую кампанию как продолжение собственных крестовых походов; их армянские единоверцы тоже присоединились к этому союзу. Великодушный, как и прежде, со своими христианскими союзниками, с мусульманами Хулагу был столь же жесток, как всегда. Один мелкий эмир, правивший в Диарбекире (современная юго-восточная Турция), совершил ошибку, распяв христианского священника, путешествующего с монгольской пайцзой (аналогом паспорта). К тому же он оказал сопротивление войскам Хулагу, чем еще больше усугубил свою участь. В качестве прелюдии к походу на запад монголы взяли его твердыню, захватили эмира в плен и предали смерти посредством расчленения на тысячу кусков, срезая с него мясо по частям и засовывая куски ему в рот, а затем отрубили ему голову, которая стала своего рода талисманом, когда кампания развернулась в полную силу.

Армия перевалила через Евфрат и 24 января 1260 года достигла Алеппо. После шестидневной резни эти земли были подарены королю крестоносцев Боэмунду VI. Хама и Хомс капитулировали. Дамаск был покинут султаном, бежавшим в Египет, и Китбуга-нойон лично обезглавил дамасского градоначальника. Христиане ликовали, звонили колокола, вино лилось рекой, а в одной мечети восстановили христианские богослужения. Казалось, шесть веков мусульманского господства закончились. Затем монголы, пользуясь все это время хорошими пастбищами пограничья Сирии, повернули на юг, к Наблусу, гарнизон которого был истреблен за сопротивление.

Теперь наконец впереди лежал Египет, в котором ныне верховодили бывшие рабы-тюрки — мамелюки («мамелюк» означает «принадлежащий»), которые всего девять лет назад захватили власть, убив одного за другим нескольких султанов. И в этот момент пришли новости о событии в Монголии, изменившим все. В августе 1259 года умер Мункэ (обстоятельство, к которому мы еще вернемся в главе 5). Услышав об этом, Хулагу с большей частью сил вторжения вернулся в Персию, оставив Китбугу-нойона командовать 20 тысячами воинов.

Тогдашний египетский султан Куттуз сделал нечто, кажущееся верхом глупости, но оказавшееся крайне умным. Когда Хулагу отправил к нему послов, требуя капитуляции, Куттуз отрезал им головы. Для монголов убийство послов было актом варварства, исключавшим всякое дальнейшее общение, включая возможность капитуляции. Подобный поступок считался самым тяжким оскорблением. Именно такой поступок хорезмшаха Мухаммеда привел к знаменитому нападению Чингиса на Хорезм в 1219 году. Ничего лучшего для гарантированного вторжения нельзя было придумать. Наверное, это был акт вызова: лучше погибнуть, чем вновь стать рабами!

Но также это могло быть и преднамеренной провокацией, поскольку Куттуз вполне мог знать, что у него появилась возможность разбить монгольские войска, сокращенные уходом Хулагу и колеблющиеся на самой грани возможности к самообеспечению. В мае главные реки Сирии — Кувайк, Оронт (Аси), Барада, Авадж — резко мелеют, а пастбища высыхают. Оставшаяся треть монгольской армии в принципе могла есть и пить только потому, что другие две трети вернулись на восток. Вскоре монголы усвоят фундаментальную истину о ведении кампаний в этих краях, кое-как сформулированную Джоном Массоном Смитом: «Любые войска, которые были достаточно невелики, чтобы сосредоточить их среди адекватных пастбищ и источников воды, были недостаточно велики, чтобы бросить вызов мамелюкам». Выражаясь в современных терминах, у монголов катастрофически не хватало живой силы, танков и горючего для ведения крупных сражений. Более разумный предводитель дважды подумал бы, прежде чем лезть в драку. Но столкнувшись с таким оскорблением и столь откровенным вызовом, монголы не видели перед собой иного выбора, кроме как драться.

В июле 1260 года войска мамелюков численностью примерно 15–20 тысяч сабель — наверное, все же меньшие, чем силы монголов, хотя точная численность их неизвестна, — выступили из Египта в Палестину, пополнили в Акре[15] запасы фуража и провианта и 3 сентября, во время рамадана, приготовились встретить армию Китбуги-нойона неподалеку от Наблуса. Это была армия совсем иного типа, чем у монголов. Из-за ограниченности пастбищ в Египте у среднего мамелюка был только один конь — зато холеный, более крупный и сильный, чем низкорослые лошадки монголов, родственные лошади Пржевальского. Мамелюки полагались не на скорость, а на вооружение: конечно же, на луки и стрелы, но также на копья, дротики, сабли, топоры, палицы и кинжалы. Они были превосходными лучниками, оружие им изготовляли опытные мастера по выделке луков (монголы свои луки делали сами), а стрелами снабжали в изумительных количествах профессиональные стрелоделы. Джон Массон Смит подсчитал, что в битве при Хаттине, в которой Саладин разбил в 1187 году крестоносцев, было израсходовано 1,3 миллиона стрел. Воинов обучали как скорости стрельбы, так и меткости, при стрельбе со стоящего коня. Везя на себе такую большую тяжесть, в открытой местности, где монголы чувствовали себя как дома, мамелюкские кони нипочем не смогли бы догнать врагов, чтобы позволить пустить в ход оружие — но в перестрелке монголы проиграли бы, как с ними уже однажды случилось в 1221 году в битве при Парване в Афганистане. Вдобавок мамелюкских бойцов отбирали за физическую силу, тогда как монголы были обыкновенными гражданами-воинами, превосходными только до тех пор, пока они могли сами выбирать условия битвы.

Но на этот раз они выбирать не могли. Местечко это называлось Айн-Джалуд, Источник Голиафа — поскольку предполагают, что именно здесь, где долина Изреель заканчивается, упираясь в изгиб бесплодных гор Гилбоа, Давид и выпустил из пращи свой роковой камень. Никакого хорошего отчета о битве не сохранилось, но согласно информации, представляющейся наиболее надежной[16], Куттуз прибыл сюда после 50-километрового марша из Акры рано утром 3 сентября. Это место он выбрал из-за его поросших лесом гребней и хороших источников воды. За спиной у него находились горы Гилбоа и восходящее солнце. Согласно одному сообщению, он разбросал войска по ближайшим склонам под деревьями, а остальные расположил у подошвы гор. Чтобы встретить мамелюков, монголы должны были обогнуть горы, идя от Иордана, так как наступали они медленно, производя страшный шум и тем самым сообщая о себе всему свету. Слишком поздно ослепленные солнцем монголы обнаружили, что их обошли. С подтягивающимися из долин по склонам Гилбоа подкреплениями мамелюкская кавалерия, свежая и хорошо вооруженная, сомкнулась вокруг уменьшившихся в числе и ослабевших монголов. Двое перебежавших к монголам мамелюкских вождей вновь переметнулись к своим, еще больше сократив монгольские силы.

Монголы погибли почти все до последнего. Согласно одному отчету, Китбуга-нойон был великолепен до конца, побуждая своих бойцов сражаться, пока не пал его конь, а он сам не попал в плен и не предстал перед Куттузом. Он отказался поклониться, заявив, что горд быть слугой хана. «Я не то, что ты, убийца своего господина!» — таковы были его последние слова, прежде чем ему отрубили голову.

Именно здесь, на современном Западном берегу реки Иордан, у монгольской военной машины наконец иссяк пар. Монгольские войска, в конце концов, не были непобедимы. Они совершат еще несколько нападений на Сирию, но так и не сумеют удержать ее, потому что как только они уходили с хороших пастбищ, то разом лишались всякого естественного преимущества. Честолюбивая мечта Чингиса о мире под властью монголов достигла на западе своих пределов. Будущая экспансия найдет себе место на востоке, у Хубилая.

Разгром монголов в 1260 году вызывает особый резонанс в наши дни. Мусульмане, рассматривающие американцев как «новых монголов», черпают надежду в воспоминаниях об Айн-Джалуде, так как этот пример доказывает им, что даже явно неодолимое нападение на ислам никогда не преуспеет. Цитата из статьи о втором захвате Багдада гласит: «фундаменталисты считают, что у них есть все основания предвидеть победу в этой битве, потому что история Багдада отнюдь не закончилась в 1258 году. Два года спустя египетские мамелюки сумели остановить поток монгольских побед в битве при Айн-Джалуде».[17]

Однако история не обладает силой, если нет личностей, готовых и способных применить ее уроки на практике. Нет никаких причин считать, что нехватка горючего ограничит возможности коалиции, возглавляемой США, в той же мере, в какой отсутствие пастбищ ограничило возможности монголов. И тем не менее мусульмане видят тут урок, черпая дальнейшую уверенность даже в последующей столетней оккупации монголами Персии и Ирака. Ибо прежде, чем закончилась их власть, монголы обратились в ислам — и для некоторых это служит доказательством того что, невзирая на любые неудачи, ислам в конечном итоге всегда победит.