Дмитрий Перетолчин - Мировые войны и мировые элиты Страница 15

«Единственную проблему представлял возврат долгов. Ротшильд допускал вероятность того, что пороли могут отказаться платить и даже попытаются убить его. Гарантировать возврат долга можно было путем приобретения определенного влияния в правительственных кругах этих стран, что давало возможность вмешиваться в проводимую ими политику».

Итак, нет ничего неожиданного в том, что осознав себя держателями всех видов коммуникаций: финансовых, информационных, снабженческих, «придворные факторы» взялись направлять мировую политику. Нет ничего удивительного в том, что направляли они ее так, чтобы их могущество только увеличивалось и не оставляло шанса конкурентам, будь то социальная группа, класс, нация или даже просто конкурирующее предприятие, которое могло бы стать источником концентрации прибыли, владелец которой представлял собою потенциальную угрозу, и поэтому желательно, чтобы рынки были монополизированы и подконтрольны.

«Еще один очень важный момент, который не укладывается в рамки современной обществоведческой науки: дело в том, что с середины XVIII века история превращается в проектно-конструируемую, во-первых, появляются массы, попробуйте-ка поуправлять деревней, у которой есть традиция или кастой, любого внешнего управленца там пошлют очень далеко и очень быстро, а вот массой атомизированной очень легко управлять».

Австралия, Африка, обе Америки, Европа, на востоке партнером Ротшильдов был David Sassoon and Company, о которой писали: «Серебро и золото, шелка, каучук, опиум и хлопок, шерсть и зерно-любой товар, передвигающийся по морю или посуху — так или иначе связан с торговой маркой Sassoon & Company». На долю этой компании приходилась четверть ввозимого наркотика во время опиумного порабощения Китая, основным ее конкурентом стал американский торговый дом Russel & Company, представителем которого в Кантоне (Гуанчжоу) был Уоррен Делано-младший, дедушка 32-го президента США Франклина Делано Рузвельта. Эдвард Сассун женился на Алине Каролине де Ротшильд, дочери барона Густава де Ротшильда [56]. В определенный момент мировая закольцовка семейно-деловых связей Ротшильдов уперлась в Россию, страну неевропейскую и т.д., и т.п.

Неевропейскость выявилась сразу. Павел I объявил внешний долг недействительным, а генуэзским и голландским кредиторам предложил взыскать необходимую сумму с Англии, якобы задержавшей выплату субсидий на войну с Наполеоном [57]. Трагичная судьба Павла всем известна. Кредиты все же брались, в том числе и у самих Ротшильдов, десять миллионов двумя траншами в 1822 году [48], и позже, в начале 1850-х, 37 млн. долларов у некого Гопе [58], однако принимались также меры по ослаблению финансовой зависимости от Запада. Николай I старался в долг у Ротшильдов не брать [11]. Более того в 1850 году он выступил инициатором принуждения Европы к миру: «Я открою огонь по любому, кто выстрелит первым» [17], такая позиция не расходилось с делом и мешала «проектируемости истории».

Например, в 1831 году в Египте случилась первая «арабская весна»: против турецкого султана выступили восставшие во главе с Мухаммедом-Али. Неожиданно восставшие оказались вооружены и обучены по принципу европейских регулярных частей, в результате чего терпящий поражение султан обратился за помощью к Англии. Но и Англия, и Париж демонстративно молчали, и в конце 1832 года в Стамбул тайно прибыл царский тезка Муравьев-Амурский, а после переговоров в море вышла русская эскадра. Несмотря на дипломатическое давление Франции и Англии Махмуд II запросил у Николая I дополнительной помощи, так как к 1833 году положение его стало катастрофическим. Двенадцатитысячный русский десант стал лагерем возле Стамбула. Англия и Франция, напуганные военным присутствием русских на Босфоре, срочно надавили на Мухаммеда-Али и 24 апреля 1833 года Турция и Египет подписали мирный договор. В то же время Османская и Русская империи заключили договор, по которому турки закрывали Босфор и Дарданеллы для третьих стран, Черное море становилось внутренним водным пространством империй [59].

Тогда Ротшильды взялись финансировать, а по сути организовывать Крымскую войну, которой «британский правящий финансово-политический класс всерьез, «горячо» начал Большую Мировую Игру против континентального евразийского гиганта, который, как он считал, «жить мешает», — так характеризуется ситуация в книге А. Фурсова «De Conspiratione: капитализм как заговор».

16 августа 1854 года десант с англо-французской эскадры овладел Бомардзундом, русской крепостью на Балтике, следом последовала высадка войск на Камчатке, 60-тысячный турецко-французско-английский десант высадился в Евпатории. В условиях угрозы еще и японской агрессии Россия была вынуждена подписать 7 февраля 1855 года русско-японский договор о разделе Курильских островов и совместном владении островом Сахалин [60]. Вскоре необъяснимо скоропостижно умирает Николай I, через год Александр II подписывает практически ультиматум со стороны Европы, глава Палаты общин и Либеральной партии Д. Рассел заявляет: «Надо вырвать клыки у медведя…» — теперь Турции и России запрещено иметь военный флот на Черном море. Так в Крымской войне проиграли обе империи.

Во время Восточной компании Османская империя заняла 7 млн. фунтов у Англии, в результате чего в 1858 году объявила о банкротстве. Россия потратила 800 млн. рублей, для финансирования военных расходов правительству пришлось прибегнуть к печатанию необеспеченных кредитных билетов [61]. Для попытки стабилизировать денежную систему золотым обеспечением был получен крупный кредит, предоставленный английскими Ротшильдами, для покрытия которого в 1867 году было принято решение продать Аляску Соединенным Штатам Америки за 7,3 млн. долларов, которые так и не были получены [60]. Однако, несмотря на тактические поражения, все это время не было державы, которую можно было бы противопоставить России, продолжавшей вмешиваться во внешнюю мировую политику, которая к тому времени уже стала для «придворных факторов» по сути внутренней. Развертывание американским союзником Александром II двух русских военных флотов в 1863 году спасло США от повторной колонизации [20]. Кроме того Россия блокирует у себя частные проекты строительства железных дорог [61], которые перехватывая внутреннюю логистику государства, выступали тараном, ломавшим финансовые системы европейских государств. В 1886 году Россия и Deutsche Bank столкнулись в конкурентной борьбе за рынок железных дорог в Болгарии, которая появилась на карте благодаря объявлению Россией войны Турции. Тем не менее, противостояние было проиграно [50], в том числе и потому, что железные дороги и иностранные банки уже и в самой России стали источником запредельной коррупции в самых верхних эшелонах власти [62].

«В это время Ротшильдов обвиняли в том, что они на стороне реакции против народа. Однако после революции 1830 г. Ротшильды почувствовали, что не стоит жестко привязываться к Священному союзу и предложили свои услуги либеральным и «революционным» режимам».

Гейне тоже однажды пришел к выводу, что «братья Ротшильд- истинные революционеры» [3]. Причин стать революционерами было несколько. Во-первых, русский политолог Н.Н. Беклемишев в 1910 году в книге «Невидимая империя» отметил, что «у банкиров возникла потребность сменить систему правления в данных странах и уменьшить их размеры для облегчения эксплуатации и повышения нормы прибыли», — слишком уж дорогим удовольствием было содержать живущие в кредит монархии [63]. Во-вторых, стихийные народные восстания — очень удобный инструмент, вот, к примеру, Бэринги с которыми Ротшильды конкурировали за прибыль от репараций, ссудили правительство Аргентины крупной суммой, а страну охватило пламя революционных волнений, и сделка обернулась финансовой катастрофой. За помощью в деле спасения старейшего банка Англии премьер-министр лорд Солсбери обратился к Натану Ротшильду, но тот считал, что Бэринги теперь должны «удалиться отдел и поселиться за городом, довольствуясь скромными пенсиями» [64].

На невзлюбившего все проявления либерализма прусского короля Фридриха-Вильгельма IV было совершено два покушения, но не они, а народные восстания 1848 года убедили его пойти на уступки. По итогам которых он всячески пытался отказаться от короны, предложенной ему «франкфуртским национальным собранием», назвав ее почему-то «железным ошейником». Ну а уж после того, как он стал всячески поддерживать Николая I, горячим поклонником которого являлся, а в Крымской войне сохранил нейтралитет, всем стало ясно, что Фридрих-Вильгельм сошел с ума, пришлось ему отречься от престола в пользу Вильгельма I [65].