Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей - Александр Анатольевич Васькин Страница 15

за первый попавшийся ящик, хотел волоком вытащить, да не тут-то было – тяжеленный! Лишь вдвоем удалось поднять и вынести на свет божий странную находку. А когда открыли крышку – батюшки светы… Золото-бриллианты! Первые три ящика были доверху забиты драгоценностями – бриллиантами, камнями, кольцами, браслетами, перстнями, колье, ожерельями и тому подобными дорогими украшениями, в остальных четырех хранилось не менее ценное фамильное серебро Юсуповых. Нашли и приданое супруги Феликса Юсупова – великой княгини Ирины Александровны, племянницы Николая II. Когда все взвесили, выяснилось, что найденное серебро потянуло более чем на тонну (почти 70 пудов), а золото более чем на 13 килограммов. Ценности сдали по описи в Госбанк и Оружейную палату. Можно себе представить, насколько богаты были Юсуповы, если решили оставить часть своих драгоценностей в России, надеясь скоро вернуться из вынужденной эмиграции.

Но была еще одна интересная находка. Помимо живописи и скульптуры Юсуповы любили музыку и обладали прекрасной коллекцией музыкальных скрипичных инструментов работы Амати, Гварнери, Страдивари. Жемчужиной ее была скрипка Страдивари, сделанная мастером в 92 года и считающаяся вершиной его творчества. Видимо, скрипка была самым дорогим инструментом, ибо именно ее и оставил в тайнике Феликс Юсупов, не решившись везти с собою в дальнюю дорогу. С тех пор эта скрипка так и называется – «Юсуповский Страдивари», играть на ней доверяли лишь самым народным и заслуженным – Ойстраху, Спивакову, Когану.

У Феликса Юсупова был повод предпочитать старую столицу: «Москву я любил больше Петербурга. Москвичей почти не тронуло чужеземное влиянье, и остались они настоящими русаками. Москва была истинной столицей Святой Руси. Древние дворянские роды в своих роскошных городских и деревенских усадьбах жили по старинке. Они почитали обычай и сторонились петербуржцев, называя их чужеземцами. Богатое купечество, все от сохи, составляло в Москве особый класс. В купеческих домах, больших и красивых, имелись произведения искусства, порой ценнейшие. Купцы ходили в косоворотках, плисовых[7] штанах и сапогах бутылками^ купчихи одевалисьулучших парижских портных, носили брильянты и элегантностью могли поспорить с петербургскими гранд-дамами. В Москве все дома были открыты. Гостя тотчас вели в столовую к столу с закусками и водками. Хочешь не хочешь – изволь угощаться. У всех богатых семей было именье под Москвой. Жили там по-старинному хлебосольно. Гость приезжал на день и мог остаться навек, и потомков оставить на житье, до седьмого колена. Москва была как двуликий Янус. Один лик – церкви яркие, златоглавые, море свечей в храмах у икон, толстые стены монастырские, толпы молельцев. Другое лицо – шумный, веселый город, место утех и нег, вертеп; на улицах пестрая толпа, едут тройки, звенят колокольчики, мчатся лихачи, дорогие извозчики с пышной упряжью, молодые, богато одетые, порой сводники и товарищи своим седокам. Эта смесь благочестия и распутства – чисто московская. Москвичи грешили так грешили, а молились так молились. Москва была не только торгово-промышленной: умов и талантов ей тоже не занимать».

Но в то же время при такой любви к Москве Юсупов признавался, что дома своего в Большом Харитоньевском он не выносил. Родители рассказали ему, что как-то обновляли старинные палаты и обнаружили тот самый подземный ход Ивана Грозного – длинный коридор со скелетами, прикованными цепями к стенам: «Дом этот был в старомосковском вкусе крашен ярко-желтой краской. Спереди – парадный двор, сзади – сад. Залы сводчатые, с картинами на стенах. В самой большой зале коллекция золотых и серебряных вещей и портреты царей в резных рамах. Остальное – горницы, темные переходы, лесенки, ведущие в подземелье. Толстые ковры заглушали шаг, и тишина прибавляла дому таинственности. Все тут напоминало о царе-изверге. На третьем этаже, на месте часовни, были раньше зарешеченные ниши со скелетами. В детстве я думал, что души замученных живут где-то здесь, и вечно боялся встретиться с привидением. Мы не любили этого дома. Слишком живо было в нем кровавое прошлое. Подолгу мы в Москве никогда не жили».

У Феликса был свой взгляд на использование фамильной недвижимости Юсуповых. Архангельское он надеялся превратить в художественно-культурный центр, во дворце устроить музей и проводить там выставки. В окрестностях усадьбы князь-меценат задумал создать городок для художников, музыкантов, артистов и писателей, выстроить академию искусств, консерваторию, театр. Московский и петербургский дома он хотел отдать под больницы, клиники и приюты для стариков, усадьбы в Крыму и на Кавказе – под санатории. Ну а для себя оставить немного, несколько комнат в каждом доме для проживания – и все. Землю же он предполагал отдать крестьянам, заводы и фабрики акционировать, а жить на проценты с банковского капитала. Получался просто-та-ки идеальный мир. Матушке прожекты единственного сына-наследника могли явиться лишь в страшном сне. Феликс полагал, что не склонен к семейной жизни, которая лишь помешает ему в осуществлении честолюбивых планов (пустить все по миру!). Жена, дети, званые обеды с ужинами – вся это усредненно-обывательская обстановка не для него, ибо бессмысленна и безвкусна. Его цель – поддержать высокое искусство и открыть его плоды наибольшему числу ценителей.

Феликс Юсупов был богемным персонажем, он обладал природной красотой («высокий, худой, стройный, с иконописным лицом византийского письма», как характеризовал его Александр Вертинский)и творческими наклонностями, он и не думал о женитьбе, перейдя двадцати шестилетний рубеж. Его мать Зинаида Николаевна очень переживала по этому поводу, странные подозрения рождали у нее и развлечения сына – любимым его занятием в юности было переодевание в женское платье. В таком виде он появлялся в светских местах, привлекая внимание. Если кто-либо из мужчин, принимая его за молодую и томную красавицу, пытался флиртовать с ним, это вызывало у него восторг и глубокое удовлетворение. Так они развлекались. Наконец, мать нашла сыну невесту – княжну императорской крови Ирину Александровну Романову, племянницу Николая II, дочь великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны. С ней он и сочетался браком в феврале 1914 года. А в следующем году у Юсуповых родится дочь Ирина. Потомков по мужской линии больше не будет. Примечательно, что Юсуповы завещали «в случае внезапного прекращения рода… все наше движимое имущество, состоящее в коллекциях предметов изящных искусств, редкостей и драгоценностей, собранных нашими предками и нами», передать в собственность государства для «удовлетворения эстетических и научных потребностей Отечества». Это было еще в 1900 году. Завещание (уникальный случай!) исполнилось в 1917-м еще до прекращения рода (род пресекся в 1967 году в Париже со смертью князя Феликса Феликсовича Юсупова, сына Зинаиды Юсуповой). В бывшем владении Юсуповых большевики устроили филиал