Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов Страница 15

Португалия с неизбежностью, хотя поначалу медленно, двинулись в сторону конвергенции с западной экономикой. Американские военные просили конгресс предоставить обеим странам кредиты на перевооружение армий, и конгрессмены требовали гарантий платежеспособности заемщиков. Текущее состояние дел этого никак не гарантировало. Франко и даже финансово более грамотный Салазар сохраняли плотный государственный контроль над экономикой. Однако никому еще не удавалось брать у Америки деньги и не пускать в страну американский капитал. А он предпочитает, чтобы там, куда он приходит, была знакомая среда, понятные, а лучше льготные для него правила и как можно меньше государственных ограничений.

Экономика Португалии, на которую распространялся план Маршалла, начала открываться для внешнего рынка уже в конце сороковых, испанская — после военного Мадридского пакта с США, подписанного в середине 1950-х. Из трех соглашений пакта собственно военными были только два. Третий — «Об экономической помощи» — оговаривал новые параметры испанской экономики. В обмен на финансовую поддержку Испания обещала убрать лишние таможенные барьеры, понизить курс песеты к доллару и предоставить льготы американским инвесторам. Франко не был согласен менять под западные стандарты внутреннюю политику в обмен на доллары, зато в экономике столь же незыблемых рубежей для него не существовало.

Один из парадоксов диктатуры Франко — экономический. Франко возглавил восстание против республики, которая национализировала частную собственность и отдавала под контроль левых профсоюзов заводы, транспорт и землю. Республика одновременно воевала и проводила социалистические эксперименты, в то время как в подконтрольной националистам части Испании экономика работала по старым рыночным правилам, население лучше питалось и одевалось, валюта была стабильней, а жизнь привычней.

Однако после победы Франко сам занялся огосударствлением экономики, от которого вроде бы спасал страну. Управление экономикой попало в руки военных и фалангистов, которые считали своей главной задачей распределение бюджетных денег и государственных преференций между «правильными» людьми. Франко оправдывал расцветшую коррупцию тем, что в прежние времена короли вознаграждали за победы титулами и землей, а сейчас этот вышедший из употребления способ поощрения приходится чем-то замещать.

В правлениях предприятий заседали соратники Франко из армии и фаланги. Уровень жизни в Испании падал, и после гражданской войны страна оказывалась то без хлеба, переживая периоды настоящего голода, то без топлива — настолько, что на один из парадов в честь своей победы Франко не смог вывести технику. Нейтралитет во время мировой войны мог бы способствовать процветанию, но оно никак не наступало.

Первые два десятилетия режима Франко испанской экономикой руководили сторонники автаркии — полной экономической самодостаточности и опоры на национальные производительные силы. Экономика была для них продолжением политики, а политика состояла в борьбе за суверенитет и против тех, кто хочет украсть плоды их победы. По убеждению сторонников автаркии, чтобы не идти на компромиссы, уважающая себя страна должна уметь производить все, от утюгов до самолетов, замещать импорт, создавать с нуля любые необходимые отрасли. Ее валюта должна быть дорогой и полновесной, не уступать валютам самых богатых стран и не делать резких скачков под влиянием рынка. Национальное производство следует защищать высокими тарифами. К зарубежному капиталу надо относиться с подозрением, он — проводник чужого влияния, иностранные инвестиции подрывают суверенитет.

Иностранцев в стране тоже должно быть поменьше, они сеют сомнения и расшатывают моральные устои. Самый здоровый и производительный слой общества — крестьяне, а не распропагандированные коммунистами городские рабочие, утратившие связь с национальными корнями и христианскими ценностями. Лучшая часть национальной экономики — сельское хозяйство, а экспорта — плоды щедрой, напоенной солнцем испанской земли. Лучшие партнеры для торговли — не западные государства, а развивающиеся и страны «испанского мира», бывшей великой империи, особенно дружественные, со сходными режимами, вроде Аргентины диктатора Перона или Кубы Батисты.

Эти высокие идеалы предполагалось осуществить в стране с хроническим дефицитом продовольствия и отставанием в технологиях, которыми развитые страны не спешили делиться с одиозным режимом. Потребление мяса на душу населения в 1950 г. было в два раза ниже, чем в 1926 г., а хлеба — в два раза меньше, чем в 1936 г. Перед сеансами в кинотеатрах с гордостью показывали киножурналы, рассказывавшие о том, как Испания получает в подарок от своего искреннего друга Хуана Перона корабли, полные добротного аргентинского зерна.

Жизнь проделала в этой амбициозной экономической теории множество дыр, но в целом устройство экономики отвечало взглядам и интересам групп, победивших в гражданской войне: землевладельцев, армии, церкви, чиновников. Из-за переоцененной песеты с малоподвижным курсом испанский экспорт был невыгодным, хотя низкие зарплаты и суровое, без поблажек рабочим, трудовое законодательство все равно привлекали инвесторов посмелее.

Бюрократы не очень-то ждали иностранных инвестиций, которым к тому же долгое время препятствовала международная изоляция. Среди монархистов было с избытком представителей старой национальной буржуазии, которая не хотела пускать на внутренний рынок иностранных конкурентов. Бюрократия и фаланга с удовольствием занимались патерналистским перераспределением доступных ресурсов от богатых к нуждающимся, осуществляя амбициозные бюджетные проекты — от грандиозной программы массового строительства социального жилья до всенародной акции «Бутылка», когда на деньги, вырученные от собранных взрослыми и детьми стеклотары и макулатуры, помогали бедным. И вот после соглашения с Америкой местным приверженцам автаркии и крайним государственникам пришлось поступиться принципами. Это было болезненно даже для многих сторонников Франко.

Есть историческое наблюдение, так много раз подтвержденное на практике, что его можно считать законом. Вовлечение в совместную хозяйственную деятельность оказывается более эффективным способом повлиять на чужой политический режим, чем его экономическая изоляция. Правда, вовлечение смотрится не так эффектно: оно сперва меняет не столько политическую форму, сколько скрытое за ней содержание. Именно такие перемены начали происходить с Испанией и Португалией.

Глава 2

Технократическое чудо и оттепель

Вторая половина 1950-х. Двадцать лет до смены режима.

Может показаться, что главное условие для смягчения или ужесточения режима — это смена его лидера. Случай Испании и Португалии показывает, что можно обойтись и без нее. В отличие от СССР или Китая, в Испании массовые репрессии и смягчение режима пришлись не на разных лидеров, а на одного и того же — Франсиско Франко. Сам этот факт заставляет задуматься о том, насколько необходима смена первого лица режима для ужесточения диктатуры или, напротив, для начала реформ и оттепели.

В Испании новый, более мягкий курс никто не объявлял официально. Не было ни переломного съезда, ни секретного доклада о репрессиях, как в СССР после смерти Сталина. Франко был жив и здоров, оставался при власти и ни в чем не раскаивался. Он просто позволил жизни измениться так, чтобы