Борис Акунин - Северный Часовой и другие сюжеты Страница 16

Для того чтобы талантливый художник сохранил свою силу, необходимо, чтобы она опиралась не только на тестостерон, но еще на разум и сердце. Такой режиссер снимет свой лучший фильм и на седьмом десятке, как Ингмар Бергман, и даже на восьмом, как Акира Куросава. А если почувствует, что устал, то вовремя остановится, поскольку хватит ума и такта. Вершины мастерства Лев Толстой, на мой взгляд, достиг в повести «Хаджи-Мурат» (1904), и всё, ушел из большого спорта.

Среди «гормональных» гениев и талантов тоже встречаются люди, столь требовательно относящиеся к своему дару, что, почувствовав, как он ослабевает, навсегда уходят из искусства. Например, Артюр Рембо. Все свои стихотворения, произведшие революцию в поэзии, он написал до двадцати лет, а потом сменил род занятий и до самой смерти больше не написал ни строчки. Есть такая жестокая разновидность гениальности – когда талант ярко вспыхивает в пору пубертата, а потом бесследно пропадает.

Юный гений и просто мсье Рембо

Или вот Юкио Мисима. Я много лет занимался этим писателем и очень высоко ценю его литературное дарование. Но он не был умен, вкус его часто скатывался в вульгарность, про моральные качества даже и говорить не хочу (на его совести жизнь молодого парня, которого писатель утащил за собой на тот свет). Но Мисима относился к писательству в высшей степени серьезно – как к Пути. Я уверен, что он ушел из жизни в 45 лет, потому что почувствовал: кувшин треснул, сакэ вытекло. Именно такое впечатление на меня производит его финальная тетралогия, которую он замышлял как главный литературный шедевр всех времен и народов: очень красивый, затейливо разукрашенный сосуд, но пустой. Писатель закончил работу над рукописью и в тот же день ушел из жизни, устроив шумный хеппенинг – тоже своего рода художественное произведение, оказавшееся поэффектнее тетралогии.

К сожалению, только это про него и помнят. (Не пугайтесь, тут Мисима пока тренируется)

Если почувствовал, что твое сакэ вытекло, делать харакири не нужно. На свете столько всяких интересных и достойных занятий помимо творчества. Только не лови черную кошку в помещении, где ее больше нет, и уж во всяком случае не мяукай за нее – все равно никого, а главное себя, не обманешь.

Гениальность на десерт

31.10.2013

Напоследок в этой стихийно образовавшейся трилогии про гениальность я приберег для вас хорошую новость.

Кроме гениальности «гормональной», каким-то не вполне понятным образом связанной с физиологическим расцветом, есть и гениальность противоположного вектора, связанная с возрастным угасанием. И этот вид талантливости, пожалуй, интереснее и оптимистичнее остальных.

Бывает, что человек по-настоящему раскрывается в ту пору жизни, когда принято ставить на себе крест или, во всяком случае, подводить итоги. О будущем задумываться поздно, разве что, как говорится, приглядеть участок посуше.

Я одно время собирал биографии людей, которые нашли свое призвание лишь на излете жизни – вовсе не обязательно в какой-то творческой области.

Вот вам в качестве примера две судьбы.

Первая – хрестоматийная.

Вы все, я думаю, знаете этого пластмассового дедушку, «полковника Сандерса».

Я не любитель его жареной продукции, но история самого дедушки мне ужасно нравится. Полковник он не настоящий, а «кентуккийский» (есть в этом штате такое почетное звание, которое раздают пачками), но человек-то был вполне реальный: Харлан Сандерс (1890–1980).

Такой беспримесный, злокачественный лузер. Рано осиротел, школу не закончил, с тринадцати лет зарабатывал на жизнь, еле перебивался. С огромным трудом заочно выучился на адвоката, но с треском вылетел из профессии после того, как прямо в зале суда поколотил собственного клиента. Ни на одной работе долго не удерживался. Несколько раз пытался создать бизнес и всё время прогорал.

Единственное, что у него хорошо получалось – жарить цыплят. Сандерс изобрел новый способ их приготовления, открыл придорожный ресторанчик и даже начал сводить концы с концами, но судьба, казалось, решила доклевать бедолагу. Неподалеку проложили новую трассу, весь трафик перетек туда, и заведение разорилось.

Сандерсу к этому времени стукнуло уже шестьдесят пять. По-хорошему, ему полагалось бы признать свою жизнь окончательно незадавшейся и начать готовиться к переходу в мир более справедливый, нежели этот.

Вместо этого старый неудачник придумал превратить свой метод «цыплятожарения» во франшизу и начал продавать ее по всей Америке. Так зародилась сеть «Кентаки фрайд чикен» – один из самых популярных фастфудов в мире.

Дедушка стал очень богатым, пожил в свое удовольствие еще немало лет и ушел победителем, а напоследок учредил благотворительный фонд – это лучшая память, какую может оставить по себе богатый человек.

Занавес. Аплодисменты.

Вторая история – про американскую художницу, которую обычно называют «Бабуся Мозес» (Grandma Moses). Она родилась в 1860 году и прожила тяжелую, малорадостную жизнь. Была женой батрака, родила десять детей, половина которых умерли в младенчестве. В 67 лет овдовела.

Интересное началось еще десять лет спустя, когда старая старушка из-за артрита лишилась возможности вышивать и решила писать картины. Собиралась дарить их родственникам и знакомым на Рождество и прочие праздники, чтобы не тратиться на подарки.

Рисовать ее никто никогда не учил. Она вообще никакого образования кроме начального не имела. Поэтому малевала, как Бог на душу положит. А Он положил – не поскупился.

Вот какие картины выходили из-под ее кисти:

Я бы такое у себя дома охотно повесил

Как же она мне нравится!

Бабуся Мозес создала более тысячи полотен. Прославилась и разбогатела. Прожила сто один год. Сейчас считается классиком «наивного искусства». Ее работы висят в почтенных музеях, даже в Белом Доме.

Недавно мне подарили книгу Владимира Яковлева «Возраст счастья» – так она вся состоит из подобных реальных историй: про наших с вами современников, настоящая жизнь которых началась только в старости. Там я прочитал про русскую бабушку, вдруг обнаружившую в себе способности к айкидо, про американского дедушку, в 78 лет ставшего фокусником, и еще много всякого позитива.

У меня в этой связи есть к вам предложение. Давайте никогда – ни в каком возрасте и физическом состоянии – не хоронить себя раньше смерти, не говорить, что всё позади и что остается лишь кое-как дожить, доскрипеть.

Давайте внимательно смотреть вокруг и внутрь себя. Очень возможно, что самые интересные открытия, как внешние, так и внутренние, жизнь приберегает на десерт.

Романовы, павшие во брани

07.11.2013

Дом Гольштейн-Готторп-Романовых, именуемый для краткости просто «Романовы», обожал военные мундиры, парады и маневры. В армии или флоте служили, кажется, все без исключения мужчины августейшего семейства. За триста лет из них собрался бы целый батальон.

Но под настоящими пулями и картечами величества и высочества оказывались не очень часто, а головы на поле брани сложили только двое. Давайте их вспомним, они этого заслуживают.

Оба принца были совсем молоды, поэтичны и созданы для служения не Беллоне, а музам. Может быть, оттого и погибли. Как поется в песне, «ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться».

Интровертный подросток с типично романовским лицом (крайний слева)

Первый из них – Сергей Максимилианович герцог Лейхтенбергский, князь Романовский, внук Николая Первого и наполеоновского пасынка Евгения Богарне.

Его отец был президентом Российской академии художеств, и мальчик с раннего возраста проявлял незаурядные способности к искусству, к музыке. Однако общей для императорских высочеств судьбы не избежал – был определен в конногвардейцы.

Исправный офицер; но интровертность усугубилась

С началом войны за освобождение Болгарии Сергей Лейхтенбергский отправился в действующую армию. Его сослуживец С. Д. Шереметьев вспоминает: «Он участвовал в войне без убеждения и войне не сочувствовал, его вкусы были направлены в другую сторону. Незадолго до смерти он говорил мне, что жаждет окончания войны, чтобы посвятить себя всецело искусству».

Пацифистские настроения не мешали Сергею Максимилиановичу честно выполнять свой долг. Он доблестно воевал, в 27 лет получил генеральский чин.

А 12 октября 1877 года, в не особенно важном сражении (собственно, это была обычная разведка боем), оказался в гуще перестрелки, где генералу, и тем более члену царствующего дома, вообще-то находиться было необязательно. Убит турецкой пулей в лоб. Жениться не успел, так что потомства не оставил.