Ричард Бёртон - Книга мечей Страница 16

Не оставляет сомнений в важности меди [95] и Лукреций.

Даже в дни расцвета своей роскоши Рим, как Этрурия, продолжал использовать медь (или бронзу?) для склеписта, или ножа для жертвоприношений. Основывая город, они вспахивали землю куском меди. Верховный жрец и жрецы Юпитера использовали ножницы из того же материала, даже, как сабинские жрецы, сами стриглись ножами из меди. Священный щит — Анциле — тоже был сделан из меди.

Поуп, как и другие авторы того времени, переводил «copper» («медь») и «bronze» («бронза») как «brass» («латунь» — сплав меди с цинком); в староанглийском «природная латунь» противопоставлялась «желтой меди» (cuivre jaune).

Моисею велят сделать пять латунных [96] раструбов-подставок для шестов (Исх., 26: 37), а Веселиил и Аголиав, художники молота и наковальни, работали по латуни (Исх., 31: 4).

Мы читаем о «стране, чей камень — железо, и из этих холмов вы можете выкапывать латунь (9). Джоб говорит нам: «Наверняка там есть серебряная жила и место для золота, где они его очищают. Из земли добывается железо, а из камня выплавляется латунь [97].

Гирам из Тира был «искусен во всех работах по латуни» (отливка и ковка) для Храма Соломона, который датируется примерно двумя столетиями позже Троянской войны (1200 г. до н. э.). У Эзры (VIII, 27) в тексте встречается «два сосуда из чистой меди, изысканные, словно золотые»; а на полях написано «желтая или сверкающая латунь». Да и сейчас старое слово еще не забыто — мы говорим «латунная пушка».

«В медный век, — нефилософски замечает Шлегель (Философия истории, секция II), — преступление и беспорядок достигли своих высот: насилие характеризовало грубых и гигантских Титанов. Руки их были медными, а инструменты и орудия — латунными или бронзовыми».

Я бы, в общем, переводил, вслед за доктром Шлиманом и мистером Глэдстоуном гомеровскую χαλκός, как «медь», а не «бронзу», в основном по той причине, что первая — ковкая и блестящая, а вот сплав этими свойствами не обладает. Существуют ковкие сплавы [98] и сплавы, которые блестят (например, медь Дауна), но к обычной бронзе это не относится, и ни один поэт не назвал бы блеск характерным ее свойством.

Чистая же, однако, медь использовалась повсеместно лишь в тех краях, где не было олова, чтобы сделать бронзу, и цинка, чтобы сделать латунь; отдельные экземпляры могут свидетельствовать только о временной нехватке. Так, у медного века были определенные географические области. М. де Пульски и М. Катенак («Materiaux…») датировали определенный медный век между неолитом и веком бронзовым. Доктор Джон Эванс считает, что производство из меди обязано своим происхождением либо нехватке олова, либо предпочтению меди для узкоспециальных целей. Но эти образцы медных инструментов и т. д. не являются переходными.

Естественная руда использовалась во многих регионах Северной Америки. Кельты различного вида из Мхау в Центральной Индии были проанализированы доктором Перси, который не обнаружил в них олова. Телль-Сифр в Южной Вавилонии и остров Термия в Греческом архипелаге предоставили нам множество подобных предметов. Их находят исключительно в Дании, Швеции, Австрии и Венгрии, Франции, Италии и Швейцарии. Я отмечал использование чистого металла в кранногах Штирии. Кажется, они преобладали в Истрии: в Реппен-Таборе под Триестом, на предполагаемом поле боя с римлянами, в котором решилась судьба полуострова (178 г. до н. э.), был найден замечательный наконечник копья из чистой меди восьми с половиной дюймов в длину; сейчас он находится в Гражданском музее. То же самое касается и Далмации: в Спалато и других местах я видел топоры из чистого металла. А недавно мы получили свидетельства о том, что и древняя Лузитания, как и Ирландия, находилась в таких же условиях.

Медный век в определенных местностях был просто временным явлением, отделявшим эпохи рога, кости, зубов и дерева от эпохи металлов, даже несмотря на то, что последний приводил, при должном направлении развития, к всеобщему принятию железа и стали для изготовления мечей и другого оружия. Но у нас нет необходимости разделять эпохи, руководствуясь превратным методом деления, разработанным некоторыми исследователями, которые жадно хватаются за любой повод расширить классификацию. Если уж надо устанавливать какую-то последовательность, то она будет такова: медь, бронза, латунь. Однако же в большинстве мест остей эти «века» были одновременными, и некоторые народы продолжали использовать чистый металл, даже если олово и цинк валялись у них под ногами.

Венера (♀) алхимиков в семитских языках называлась «нхс» или «нхш», в арабском «нахас», а в иврите «нехошет». Само слово принято считать происходящим от трехбуквенного корня, означающего змею, извивающегося гада, змея морского, то ли потому, что этот металл ядовит, как змея, то ли за его яркость. Таким же образом «дхалав», золото, получило свое название благодаря своему блеску, а серебро, также означавшее деньги («argentum», белизна), было «казаф», «бледным металлом», египетским «белым золотом». Слова «нехошет» и «нахас» оба равным образом применяются к меди, бронзе и латуни; так, похоже, что надо читать «медный змей» как «латунный змей», а «город меди» как «город латуни».

Та же неопределенность касается и греческих, и римских терминов. Слово χαλκός, «медь», принято считать происходящим от χαλάειν, «терять», за то, что он очень легко плавится: я бы предпочел финикийское «хар» или «хал» — ведь именно финикийцы представили медь в Греции. Эллины добывали ее в Эвбее, откуда, из «Медного города» пошла известность «камня» χαλκîτις — «chalcitis» (Плиний. XXXIV, 2). Знали они руду, так же как и η κύπρος, а когда аннексировавшие Кипр в 57 году до н. э. римляне стали разрабатывать шахты, добываемое там, по словам Иосифа Флавия, называлось χαλκός κύπριος. Слово chalcos в основном остается неопределенным, если его смысл не уточняется прилагательными: красный, черный, красно-коричневый, железно-серый и т. д. На самом деле, как и «aes», это общее слово для так называемых «основных металлов» (железо, медь, олово, свинец и цинк) — названных так в противопоставление «благородным металлам» — золоту и серебру, к которым следует добавить еще и платину.

Хуже того, слово χαλκεύς — «красная медь» — применялось к кузнечному делу и даже к золотолитейному при дворе Нестора (Одиссея. III, 420, 432), да и к χαλκήïα или — кузнечному делу в принципе. Римское слово «aes», противопоставляемое «cyprium» или «aes cyprium» [99] Плиния (XXXIV, 2, 9), и «smaragdus cyprius», или малахиту, вводит в такое же заблуждение, если только мы не переведем его как «основные металлы». Мы не знаем, как переводить Варрона, там, где он рассказывает о кимвалах на празднике Реи (медь, бронза, латунь?). Здесь он мудро ограничивает сказанное Грецией и Римом.

Следуя Сексту Помпею Фесту, «aerosam appellaverunt antiqui insulam Cuprum quod in ea plurimum aeris nascitur» [100]. Сейчас мы считаем название Священного острова происходящим от «гуиб» (сосна) — по его основной растительности, «ер» (великий) и «ис» (остров), то есть «Гуиберис».

Кипр, скорее всего, являлся не местом добычи, а центром торговли, куда приезжали продавцы из отдаленных мест — например, с острова Сифанос (Сифанто), где была обнаружена и медь, и железо, и свинец. Это общая история островов и архипелагов, лежащих на прямых торговых путях от варварских и опасных берегов, в различных частях великих мировых торговых зон на путях транзита и перевозки. Касситериды тоже служили складами рассыпного олова и медного колчедана из Корнуолла и Девоншира, а приобрели славу места, где их добывают. В Средние века Хормуз, или Ормуз (Армуза), в Персидском заливе служил, а Занзибар до сих пор служит центром импорта, экспорта и обмена — как рынок и огромный порт.

Медная руда встречается в огромном числе мест [101] и в самых больших количествах; она прочнее и эластичнее, чем серебро; это самый крепкий металл после железа и платины; ковкий и в горячем и в холодном виде, так что для него не требуется горна; плавится при температуре средней между точками плавления серебра и золота (119 °f); легко отливается в формах из песка и лекалах. Медь не могла не использоваться с самых ранних веков и продолжает использоваться в наши дни там, где искусство ее отливки развито, пожалуй, сильнее, чем любой другой руды, — например, в Свенси в Южном Уэльсе.

Когда народы, вооруженные каменным и костяным оружием, принялись за свою примитивную металлургию, они должны были сохранить, не изменяя образ мышления, те же принципы дизайна. Старый кельт, или чекан, сделанный из змеевика или кремня, должен был копироваться и во вновь открытом и постепенно адаптируемом оружии-орудии из металла; а переход будет столь постепенным, что мы без труда можем проследить процесс развития. Первым металлическим лезвием, возможно, был медный кинжал, сохранивший форму старого деревянного, рогового или каменного; возможно, он был похож на медный нож, найденный в 1851 году в Мемфисе Хекекьян-беем, и из него впоследствии получился меч. Дерево, камень, медь и бронза, железо и сталь долгое время использовались одновременно, медленно вытесняя одно другое, как мушкет занял место ружья с фитильным замком, а ружье — мушкета. По словам Плиния (VII, 57): «Аристотель предполагает, что скифы, лидийцы, были первыми, кто сумел расплавить медь; а Теофраст, современник Аристотеля, приписывает это искусство Деласу во Фригии. Одни отдают пальму первенства халибам, другие — циклопам». Ахиллес, ученик Хирона (там же, V. 20), на картинах представляется соскребающим «aerugo» [102], или патину, с копья в рану Телефуса; вскоре для лечебного действия диацетата будет применяться открытый позже синий камень (сульфат меди, медный купорос) или халькантит, все еще популярный на Востоке. Павсаний информирует нас, что испанская медь, или медь с Тертессуса, использовалась прежде всего. Древние соглашаются с тем, что Кадмус (не «иностранец», а «старик», «эль-кадим», или «восточный человек», «эль-кадми») ввел металлургию в Греции.