Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе - Коллектив авторов Страница 16

в ситуации сложного многостороннего междинастического конфликта он мог переметнуться и к своим у ям (дядьям со стороны матери), и те охотно принимали его, подчеркивая, что делают это именно потому, что он приходится им сестричичем (сыном сестры). Могла ли такая ориентация на родственников со стороны матери быть стратегическим решением, принимаемым заблаговременно, подобно тому как это делалось родными братьями, когда они заключали договор на случай раннего сиротства своих сыновей? Могли ли, наконец, эти стратегические договоренности закрепляться в имянаречении?

Как мы и оговорили с самого начала, такая практика не была частотной, однако отдельные ее примеры все же обнаруживаются. Речь при этом идет, скорее, о временах довольно поздних (поздних, разумеется, лишь в перспективе интересующей нас домонгольской истории Руси). Так, в 1170-е годы у Игоря Новгород-Северского, князя не слишком могущественного, но навсегда вошедшего в русскую культуру благодаря тому, что он стал одним из главных героев «Слова о полку Игореве», появляются сыновья (рис. 2). Двое из них, в том числе самый старший, получают имена Владимир и Роман, которые у черниговских князей (а именно к этой ветви Рюриковичей принадлежали их отец и дед) встречались крайне редко. Говоря точнее, во всем черниговском доме до появления на свет этих мальчиков было лишь по одному обладателю соответствующих имен, причем оба они приходились княжичам довольно отдаленными родственниками (один – троюродным дедом, а другой – двоюродным прадедом) и скончались задолго до рождения этих наследников Игоря[84].

Последнее обстоятельство весьма существенно, потому что важные для семейной стратегии имена в русской династии, как правило, не оставались вакантными в течение сколько-нибудь длительного времени. Забвение, растянувшееся на несколько десятилетий, означало, что имя из обихода данной семейной линии практически выпало, и для его возрождения в любом случае требовались некие весомые причины.

Рис. 2. Имянаречение в семье Игоря Святославича

Возможно, образы отдаленных предков-тезок и сыграли некоторую косвенную, санкционирующую роль в наречении мальчиков, однако непосредственной связи между их судьбами и тем, на что мог рассчитывать Игорь для своих детей, проследить не удается. Куда большее и очевидное значение для жизни новгород-северского клана имели два других князя-современника, носившие те же имена. С одним из них, Романом, княжившим в Смоленске, а одно время и в Киеве, семья Игоря была связана перекрестным браком[85]: Роман был женат на его сестре, а на сестре Романа, в свою очередь, женился вторым браком старший брат Игоря, Олег Святославич (рис. 3).

Другой же, Владимир Ярославич, наследник могущественнейшего галицкого дома, был братом матери самих княжичей, жены Игоря. Иными словами, весьма вероятно, что вопреки общей династической традиции первенец Игоря Новгород-Север-ского стал Владимиром в честь дяди по матери, а его младший брат – Романом в честь мужа одной своей тетки и брата другой (рис. 4).

Чтобы правильно оценить такой антропонимический демарш, необходим некоторый экскурс в политическую историю семьи новгород-северских князей. Игорь и его братья были детьми Святослава Ольговича, который скончался, просидев довольно долгое время на черниговском столе, одном из важнейших после стола киевского. Его сыновья надеялись и весьма деятельно пытались унаследовать Чернигов, однако он достался их старшему кузену[86], причем тот вместе со всей своей семьей надолго сделался их противником и гонителем[87], а других ближайших родичей по мужской линии у братьев Святославичей не осталось. Дабы добиться даже второстепенных владений в черниговском княжестве, им приходилось полагаться лишь на родственников, приобретенных по браку.

В то же время близость между братьями, а вернее, преданность Игоря и Всеволода Олегу, который был намного старше их и, судя по всему, заменил им отца, была чрезвычайно велика. Называть в честь брата старшего сына у Рюриковичей было, как мы помним, не принято, вернее, если старший сын в семье становился тезкой своего живого дяди, это означало своеобразную заявку на родовое соперничество с ним. Не исключено, что по той же причине Игорю не стоило называть первенца и Святославом, в честь родного деда, так как у Олега сын Святослав уже был, а такое имянаречение задавало бы ситуацию нежелательной конкуренции между кузенами[88].

Рис. 3. Перекрестный брак детей Святослава и Ростислава

Рис. 4. Имянаречение по свойству в семье Игоря Святославича

Смоленские же князья Ростиславичи, и прежде всего старший из них – Роман, на долгие годы стали главными гарантами династических прав всех своих новгород-северских свойственников. Характерно, что именно им совсем молодой еще Игорь отвозит саигат[89], подарки из военных трофеев, которые, согласно княжескому церемониалу, младший родич подносит старшим.

Что же касается Владимира Галицкого, то при жизни Игорю не столько доводилось пользоваться его поддержкой для себя и своих детей, сколько самому помогать шурину, давая тому пристанище и миря – с бо́льшим или меньшим успехом – с родным отцом, Ярославом Осмомыслом. Надо сказать, что Владимир Ярославич и сам был небогат близкой родней по мужской линии. И до него князьям Рюриковичам случалось ссориться с собственными отцами, но в таком случае они без большого ущерба для семейной чести прибегали к помощи дядьев или старших кузенов. Владимир же был лишен такой возможности, а более отдаленная родня поначалу не рисковала вмешиваться в этот конфликт. Летописец подчеркивает, что в определенный период Игорь был, в сущности, единственным, кто осмелился (и не без успеха) оказать ему гостеприимство и помощь[90]. Таким образом, Владимир Галицкий явно не прогадал, подарив старшему из сестричичей свое родовое имя.

Что же получила от этого союза, скрепленного имянаречением, другая сторона? Не следует забывать, что при выборе имени в династии руководствовались не только сиюминутной политической ситуацией, но еще в большей мере – долгосрочными стратегическими соображениями. Разумеется, расчеты подобного рода не всегда оправдывались, но так или иначе имя было своеобразным маркером, фиксирующим процесс кропотливого политического строительства. Из Галицко-Волынской летописи мы узнаём, что, когда Владимир Ярославич скончался и в Галиче сложилась неблагоприятная для преданных ему людей ситуация, новгород-северские князья охотно и радушно приняли некоторых из его ближайших бояр. Впоследствии один из них возглавил в Галиче партию, призвавшую на тамошнее княжение сыновей Игоря Новгород-Северского[91]. Иными словами, в эпоху своеобразной смуты и непрекращавшихся военных столкновений вокруг этого важнейшего центра Юго-Западной Руси потомкам Игоря Святославича удалось на некоторое время заполучить тот стол, где прежде сидел их дядя по матери.

Преемственность в именах, таким образом, в который раз оказалась наглядно связанной с