История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978 - Говард Морли Сакер Страница 168

центров, школ, детских и медицинских учреждений. По состоянию на ноябрь 1983 г. общие расходы по “Проекту обновления” составили порядка 130 млн долларов. Хотя значительная доля этих фондов была растрачена впустую — из-за инфляции, неэффективности и политических конфликтов, тем не менее в целом проект был реализован успешно. Следует только подчеркнуть, что “Проект обновления”, равно как и строительство жилья на съем, и увеличение срока бесплатного школьного образования были абсолютной противоположностью самой сути Новой экономической политики. Ведь нельзя не признать, что реализация экономической политики, в полной мере отвечающей принципам правого лагеря, была в принципе невозможна в государстве, чьей основной миссией является “возвращение евреев в страну отцов”.

“Внутренний враг”

В начале 1970-х гг. большинство израильских арабов еще продолжали голосовать за списки, “связанные” с Партией труда. Однако в 1977 г. “арабский” список Блока получил лишь один мандат в кнесете. Причины таких перемен в значительной степени были связаны со сменой поколений. В ранние годы существования Государства Израиль по спискам Израильской партии труда избирались уважаемые и пожилые члены арабской общины, главы кланов, зачастую даже мухтары. Теперь же молодые и разочарованные арабы отдавали свои симпатии и голоса партии Раках[285], коммунистам. Раках., официально все еще оставаясь израильской политической партией, чье руководство было по-прежнему в основном еврейским, в 1970-х гг. обращалась в основном к арабскому электорату, для которого она была единственным — из числа законных — средством выражения протеста против сионистского правления. Так, в 1965 г. Раках получила 24 % арабских голосов, в 1969 г. — 30 %, в 1973 г. — 37 % (Гл. XXV. Цена неокончательной победы). В 1977 г. Раках получила 50 % арабских голосов.

В целом численность арабского населения в 1977 г. уже превысила 600 тыс. человек. Если учитывать еще 130 тыс. арабов Иерусалима, то общее число составляло 730 тыс. человек (через 20 лет оно превысит 800 тыс. человек), то есть более чем одна шестая всего четырехмиллионного населения Израиля. Несмотря на то что “объективно” уровень жизни арабского населения непрестанно повышался, столь же неуклонно и постоянно увеличивался экономический разрыв между ними и евреями. Даже к концу 1970-х гг. арабы в основном оставались группой населения, занятой исключительно сельскохозяйственным трудом, тогда как евреи были заняты главным образом в промышленности и торговле. При этом, однако, объем сельскохозяйственной продукции израильских арабов в 1977 г. снизился до 4 % от общенационального объема сельскохозяйственного производства. Такой разрыв объяснялся в первую очередь неравным объемом получаемых коммунальных услуг. Помощь правительственных структур и Еврейского агентства арабскому сельскохозяйственному сектору была явно недостаточной. Не имея (до 1985 г.) доступа к Гистадруту сельскохозяйственных работников, арабские фермеры были вынуждены пользоваться услугами своих (зачастую малоэффективных) кооперативов по сбыту. Помимо всего прочего, арабская молодежь не желала оставаться на земле. Еще в 1955 г. в сельском хозяйстве было занято 59 % всей арабской рабочей силы; к 1977 г. эта величина уменьшилась до 11 %. И хотя тысячи арабов продолжали заниматься обработкой земли, делали они это в качестве наемных работников на фермах и плантациях, принадлежавших евреям.

В то же время примерно четвертая часть всей арабской рабочей силы была занята на арабских предприятиях, главным образом в каменоломнях и в текстильных и швейных мастерских. Впрочем, в плане эффективности и рентабельности арабские предприятия тоже не могли сравниться с еврейскими. Таким образом, к началу 1980-х гг. около 160 тыс. израильских арабов работали на еврейских фабриках и предприятиях сферы обслуживания, и к этому времени они составляли третью часть всей малоквалифицированной и низкооплачиваемой рабочей силы страны (еще четвертую часть составляли арабские рабочие, проживавшие на территориях и приезжавшие на работу в Израиль). Половина этих работников была вынуждена, ко всему прочему, совершать ежедневные длительные и утомительные поездки из своих деревень к месту работы. Мало кому удавалось оставаться на ночлег в городе — домовладельцы неохотно сдавали жилье арабам. Неравенство положения этих двух народов было очевидно во многих сферах. Даже в 1977 г. детская смертность в среде израильских арабов все еще оставалась вдвое более высокой, чем среди еврейского населения. Качество школьного образования в арабском секторе страдало от неудовлетворительного состояния школьных зданий в арабских деревнях и от изменений в учебных программах. На протяжении целого ряда лет в школах уделялось больше внимания ивриту и иудаике, чем арабскому языку и арабистике. То же самое можно было сказать и относительно экзаменов на аттестат зрелости. К 1977 г. не более 2 тыс. арабов были студентами израильских высших учебных заведений. Получив высшее образование, мало кто из них — даже из числа принадлежавших к арабской элите — мог найти работу в еврейском экономическом секторе (Гл. XIV. Общинная структура в иностранном государстве).

С учетом всего сказанного, неудивительно, что недовольство израильских арабов, начавшее заметно расти после 1967 г., резко усилилось после Войны Судного дня. С неслыханной до сих пор страстностью арабские газеты вновь принялись перечислять обиды: конфискация арабских земель, прекращение деятельности арабских структур, сокращение возможностей арабской экономической деятельности. Надо отметить, что форма выражения этих обид и протестов на газетных страницах явно свидетельствовала о качественном повышении уровня арабской журналистики и литературы — что, несомненно, стало следствием культурных контактов израильских арабов с остальным арабским миром, начавшихся после 1967 г. Вскоре большинство старых арабских авторов ушло в небытие. Такие поэты, как Михаэль Хадад, Махмуд Дервиш и Сами аль-Оазим, (Гл. XX. Становление арабской интеллигенции) в значительной степени обновили и оживили свой поэтический язык, который еще в недавнем прошлом был — как и у многих из числа их предшественников — не более чем плоским журналистским жаргоном. Тематика политической скорби осталась неизменной, но теперь для ее выражения авторы прибегали к новым аллюзиям и метафорам — взять хотя бы стихотворение Михаэля Хадада “Дефект речи”:

Но вот они добавили еще ступеньку,

и мне стало труднее подниматься по лестнице

моего старого дома.

Я запнулся о ступеньку,

и я не смог переступить порог,

новый порог их самодовольства и высокомерия,

я поскользнулся на их новом гладком полу,

упал и выбил себе зуб.

И вот теперь я не в состоянии

выговаривать некоторые буквы.

Я говорю “Тферия” — вместо “Тверия”,

“Тапха” — вместо “Табха”…

Теперь мне придется приложить немало усилий

и потребуется вся моя решительность,

если я хочу добиться того, чтобы меня понимали…

При всем обновлении и оживлении стиля и формы, литература израильских арабов сохранила свойственные периоду до 1967 г. больные темы: утраченный язык, утерянная родина, положение беженцев, страдания, вызываемые социальной и экономической дискриминацией, и главное — утрата национального самосознания. В стихотворении “Поэт-узник” Сами аль-Оазим, со всей страстью и прямотой, взывал к своим