Георгий Суданов - 1812. Всё было не так! Страница 17

Не подлежит никакому сомнению тот факт, что если бы не героическое сопротивление отряда Д.П. Неверовского, то французские войска вполне могли бы достичь Смоленска уже к вечеру 2 (14) августа. Что стало бы тогда с отрезанными от своих тылов русскими армиями, можно лишь предполагать…

Историк Е.В. Тарле пишет:

«Армия бесполезно «дергалась» то в Рудню, то из Рудни».

Оставив за скобками вопрос о том, кто был истинным инициатором этого «дерганья», отметим, что и тут Барклай оказался на высоте.

Как отмечает генерал М.И. Богданович, «предпринимая против собственной воли движение к Рудне, он искал всякого благовидного случая приостановить его и обратиться к прежнему способу действий, которого необходимость впоследствии оказалась на самом опыте».

А вот мнение профессора Е.Н. Щепкина, одного из авторов 7-томного издания «Отечественная война и русское общество»:

«Меры предосторожности, принятые Барклаем, а именно – выделение отряда Неверовского к Красному и решение не удаляться от Смоленска далее трех переходов, спасли город от неожиданного захвата и превратили задуманный Наполеоном блестящий удар в азартную игру на авось полководца, избалованного выигрышами на ошибках противников».

А что же инициировавший движение к Рудне князь Багратион? Он не стал утомлять себя каким-то анализом ситуации, а просто взял и открыто обвинил Барклая де Толли в измене.

Почему Наполеон не окружил русских под Смоленском

3 (15) августа наполеоновские войска уже были под самым Смоленском. Предполагая, что город покинут русскими, Наполеон с уверенностью рассчитывал занять его на следующий день без боя.

На самом деле в городе еще оставался 7-й корпус генерала Н.Н. Раевского. Дело в том, что он тоже должен был выступить в направлении к Рудне, но из-за задержки одной из дивизий он двинулся только в восемь вечера и успел, к счастью, пройти всего 15 километров.

В результате он успел вернуться раньше подхода основных сил Наполеона.

Когда стало известно о бое под Красным, Н.Н.Раевский занял предместья Смоленска. По данным историка В.М.Безотосного, для обороны города генерал «имел под рукой 4 (16) августа примерно 15 тысяч человек».

Естественно, при таком соотношении сил Наполеон легко мог взять город. Но он не сделал этого, так как не сам Смоленск был его целью. Ему необходимо было победоносное генеральное сражение.

Русские войска, отошедшие от Смоленска на северо-запад, теперь спешили вернуться обратно.

Фабер дю Фор. Сражение под Смоленском

Князь Багратион писал генералу Раевскому:

«Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединиться с тобой. Держись, Бог тебе помощник!»

4 (16) августа наполеоновские войска ограничились лишь несколькими попытками атак на укрепления Смоленска. С восьми утра сюда стала подходить кавалерия Мюрата, потом – корпус маршала Нея, а вскоре после полудня прибыл и сам Наполеон. Войска маршала Даву появились только после четырех часов дня. Однако дело ограничилось лишь одной канонадой, а слабые попытки овладеть Королевским бастионом были легко отбиты.

К вечеру к генералу Раевскому, потерявшему в тот день свыше 1000 человек, подошли подкрепления.

Русский офицер Ф.Н. Глинка свидетельствует:

«Дивизия Неверовского принесла сегодня французов на плечах; а храбрый генерал Раевский встретил их с горстью войск и не впустил в город».

Как мы уже говорили, общее количество русских войск после соединения двух армий составило примерно 120 000 человек. Им противостояла 175-тысячная наполеоновская армия. Но это – теоретически. На практике же непосредственно оборону Смоленска взял на себя М.Б. Барклай де Толли, а князь Багратион очень скоро отошел по Московской дороге.

Фактически сражение за Смоленск, как пишет М. Голденков, «превратилось в арьергардный бой с целью задержать противника и нанести ему как можно больший урон».

Почему? Да потому, что позиция для генерального сражения в районе Смоленска была, по мнению Барклая, невыгодной для русской стороны.

Понимали это немногие.

Например, русский офицер Л.А. Симанский писал родным из-под Смоленска:

«Все войско горит нетерпением сразиться с неприятелем, наказать его за дерзости, деланные им. Во всех больших и малых с ним делах наши побеждают, и он чувствует большие потери. Его пленных – множество, полками отдаются сами, ибо дерутся поневоле».

Видно, что человек тешил себя иллюзиями, «накручивал» сам себя и других. И подобных мнений было множество. Даже такой опытный генерал, как М.С. Воронцов, писал не менее опытному А.А. Закревскому уже в ходе боев:

«Надо держаться в Смоленске до последнего, мы все рады умереть здесь. Неприятель может пропасть, истребляя лучшую свою пехоту. Он от упрямства часто рисковал, но никогда столько, как сегодня, ибо уйти ему будет трудно. Мы все здесь готовы вас подкрепить. Ради бога, чтоб армии не расходились и составляли бы одну, как теперь. Я бы желал и еще ближе быть. Бога ради, или атаковать его, или держаться в городе».

«Вулканический» князь Багратион тоже был уверен, что «должно отстаивать Смоленск до последней крайности».

Но гореть нетерпением и драться до последнего – это не аргументы для настоящего полководца, ответственного за судьбу армии. В связи с этим огромный интерес представляет следующее мнение Карла фон Клаузевица:

«Из-за постоянно возникавших проектов наступления было упущено время для подготовки хорошей позиции, на которой можно было бы принять оборонительное сражение; теперь, когда русские вновь были вынуждены к обороне, никто не отдавал себе ясного отчета, где и как следует расположиться. По существу, отступление немедленно должно было бы продолжаться, но Барклай бледнел от одной мысли о том, что скажут русские, если он, несмотря на соединение с Багратионом, покинет без боя район Смоленска, этого священного для русских города».

В самом деле, положение Барклая было не из завидных. Мало того, что его фактически вынудили предпринять нелепый наступательный маневр в сторону Рудни, мало того, что из-за этого не успели подготовить хорошую позицию у Смоленска, так его еще и толкали на сражение под Смоленском, в котором сам полководец не видел большого смысла.

Лишь немногие соглашались с тем, что Смоленск совершенно негоден для сражения. Например, британский генерал Роберт Вильсон писал о Смоленске так:

«Трудно представить себе более непригодную для обороны крепость».

К сожалению, подобные объективные оценки буквально тонули в море призывов сражаться под Смоленском «до последней крайности».

Ф.Н. Глинка в своих «Письмах русского офицера» рассказывает:

«Я видел ужаснейшую картину – я был свидетелем гибели Смоленска. Погубление Лиссабона не могло быть ужаснее. 4-го числа неприятель устремился к Смоленску и встречен, под стенами его, горстью неустрашимых россиян. 5-го числа, с ранней зари до позднего вечера, 12 часов продолжалось сражение перед стенами, на стенах и за стенами Смоленска. Русские не уступали ни на шаг места; дрались, как львы. Французы, или, лучше сказать, поляки, в бешеном исступлении лезли на стены, ломились в ворота, бросались на валы и в бесчисленных рядах теснились около города по ту сторону Днепра. Наконец, утомленный противоборствием наших, Наполеон приказал жечь город, которого никак не мог взять грудью. Злодеи тотчас исполнили приказ изверга. Тучи бомб, гранат и чиненных ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И дома, церкви и башни обнялись пламенем – и все, что может гореть, – запылало!..»

После того как город загорелся, несмотря на все призывы «держаться в Смоленске до последнего», Барклай принял решение: армия князя Багратиона должна была отступать по Московской дороге к Соловьевой переправе, а армия Барклая должна была удерживать Смоленск для прикрытия отступления Багратиона, после чего она тоже должна была отойти на Московскую дорогу.

Для обороны Смоленска был назначен 6-й корпус Д.С. Дохтурова, усиленный войсками Неверовского, Коновницына, а затем и другими подкреплениями. В целом на это было выделено до 30 000 человек.

На следующее утро, 5 (17) августа, все наполеоновские войска стояли в ружье, но Наполеон до полудня затягивал начало решительного штурма, все еще надеясь на вылазку русских и генеральное сражение «в чистом поле».

Поняв, что этого не последует, Наполеон вынужден был отдать приказ о штурме Смоленска.

Детали сражения под Смоленском уже много раз описывались в различных исторических книгах, и нам нет необходимости делать это. Ограничимся тем, что скажем, что лишь к восьми часам вечера Наполеон велел прекратить атаки. При этом он не пожелал ввести в дело Молодую гвардию и другие части армии, остававшиеся в резерве.