Казимир Валишевский - Иван Грозный Страница 17

Персия покупала моржовые клыки для промышленных целей, а также для изготовления известного тогда противоядия.

Добывавшаяся в большом количестве на берегах Двины и в Карелии слюда заменяла стекло в стране и вывозилась наравне с другими минеральными продуктами: селитрой, приготовлявшейся в Угличе, Ярославле и Устюге, серой из самарских озер, железом из рудников Карелии и окрестностей Каргополя и Устгожны. Приготовлявшиеся большею частью для внутреннего потребления некоторые предметы находили и внешний сбыт, у татар. Они покупали седла, уздечки, полотна, сукна, одежу и взамен присылали азиатских лошадей. Европейские купцы привозили серебро в слитках, золото для шитья, медь, сукна, зеркала, кружева, ножи, иголки, кошельки, вина и фрукты. Азиатские же купцы продавали шелковые материи, парчу, ковры, жемчуга и драгоценные камни. Как те, так и другие должны были сначала везти свои товары в Москву, где государь выбирал, что ему нужно, а остальное уже разрешал продавать кому угодно. Дочь Петра Великого еще пользовалась этой привилегией по отношению к торговцам модными французскими товарами.

Купцы съезжались при слиянии Мологи и Волги. Там некогда возник маленький город – Холопий городок, от которого осталась только церковь. По преданию, он был основан новгородскими невольниками, убежавшими сюда от гнева своих господ, тяжело ими оскорбленных во время отсутствия, показавшегося слишком долгим для добродетели их жен, остававшихся дома. В этом городке собиралась знаменитейшая в то время на Руси ярмарка. Она продолжалась 4 месяца. В обширном лимане Мологи скоплялось столько судов, что можно было по ним перейти с одного берега на другой. Немецкие, польские, литовские, греческие, итальянские, персидские купцы толпились на берегу, размещая свои товары на обширном лугу, окруженном временными постоялыми дворами и кабаками. Их насчитывали здесь иногда до семидесяти. Обмен был настолько значителен, что государю поступало ежегодно до 180 пудов серебра. Однако обмен совершался почти исключительно натурой, без употребления денег. Деньги – вообще в то время очень редкая вещь – скоплялись в руках не менее редких капиталистов и главным образом в руках князя.

Только ярмарка в Лампожне, о которой я уже упоминал, могла равняться с рынком Холопьего городка по оживленности и обороту по торговле мехами с самоедами. За железный топор эти дикари давали столько собольих шкурок, сколько их можно было связанными вместе протянуть через отверстие, куда вставляется ручка топора.

Литовские купцы собирались еще на берегу Днепра, близь монастыря св. Троицы, в Смоленской земле. Торговля с иностранцами оказывалась в общем итоге убыточной для русских, так как местные продукты шли по очень низкой цене, а иностранные напротив покупались по очень высокой. Аршин бархата, атласу стоил рубль. Кусок тонкого английского сукна – 30 рублей, бочка французского вина – 4 рубля. Золотая монета служила также предметом ввоза и облагалась пошлинами, как и все другие товары. Своя чеканка не удовлетворяла потребностям страны. Ловкие и предприимчивые русские купцы того времени пользовались дурной репутацией. Иностранцы отмечают их лукавство и недобросовестность.

Исключение составляют псковские и новгородские купцы, но и они уже не пользуются былой славой честных дельцов. Местная поговорка «показывать товар лицом» получила очень широкое применение, точно так же как и привычка запрашивать за вещи чуть ли не в десять раз больше против их действительной стоимости, если покупатель был богат или наивен. Оптовые торговцы часто брали с собой опытных людей, но последние обыкновенно старались появиться с обеих сторон. Иностранцы замечали, что чем больше божится купец, тем больше шансов быть обворованным им. Обмануть качеством и мерой товара, продать подделку, подменить при покупке один предмет другим было обычным делом в русской торговой практике того времени.

Иностранные коммерсанты пользовались большими успехами. С XV века некоторые английские, фламандские, голландские торговые дома, основавшиеся в России для ввоза и вывоза, приобрели некоторые привилегии и пользовались ими до тех пор, когда возникла настоящая монополия английских купцов. Это объясняется до некоторой степени вкоренившимися в русской торговле пороками, хотя нельзя сказать, чтобы и иностранцы были вполне свободны от них. Герберштейн сознается, что нередко продавались ими те предметы, которые стоили 1–2 червонца, за 12.

Русские были невежественны и подвергалась так же часто обману, как и сами являлись обманщиками; эксплуатируемые, но, защищаемые государством, они смотрели на торговлю как на войну, где всякие средства законны и даже необходимы. Иностранцы, считавшие их поступки нечестными, сами им подражали. Налоги, взваленные на промышленность жадностью правительства, и разные препятствия, создаваемые его неуменьем, все увеличивались. Государство было поделено на небольшие торговые области, простиравшиеся на 10–20 верст от какого-нибудь центра-города или деревни. В каждой из таких областей торговля должна была происходить в центральном пункте, чтобы легче было собирать пошлины. Бесчисленные высокие пошлины увеличивались еще системой внутренних преград, дававшей простор злоупотреблениям и вымогательствам. Прежде чем достигнуть рынка, товар должен был пройти ряд фискальных преград: дорожные заставы, таможни при въезде в каждый город и при переправе через реки. Кроме того, если город стоял на берегу реки, нужно было платить пошлины при нагрузке и разгрузке товаров. Если на городской площади был истинный двор, купец должен был останавливаться там и платить за въезд и за выезд. Платили при помещении товаров в склады, и за каждый проданный оттуда предмет. Если продавалась лошадь, то уплачивали пошлину за тавро и за запись, если пуд соли – пошлину за вес.

Представьте, что крестьянин прибыл на рынок с произведениями своего убогого хозяйства. Чтобы выручить 1 рубль, ему нужно продать лошадь или две коровы, или 20 штук гусей, или 10 штук овец, или несколько десятков четвертей ржи, или четверо саней. Он уже по дороге истратил от 8 до 10 денег, что составляет больше его дневного заработка. Если же он продает лошадь, ему придется еще истратить 15 денег. Впрочем, система эта не представляла особенности русского государства. Она была общим явлением той эпохи, когда во Франции еще сохранились следы феодальной фискальной системы, не менее требовательной и стеснительной, когда древний telonium обратившийся в tonlieu и древний vinagrum ставил vientrage, обирал купцов при проезде через каждую землю. В 1567 году насчитывали от 100 до 150 таможенных застав по течению одной только Луары. С ящика каких-нибудь галантерейных товаров, отправлявшихся из Парижа в Руан, с уплаченным ярмарочным сбором, взимали пошлины в Севре, в Нейли, в Сен-Дени, в Шату, в Пеке, в Мезоне, в Конфлане, в Пуаси, в Триеле, в Мёлане, в Манто, в Рош-Гюйоне, в Ворроне, в Андели, в Пон-де-Ларин, на Руанском мосту и, если товар предназначался в Англии, то взимали в том же Руане еще так называемые «Droits de vieomt(», «Droits de r(ve» и «haut passage». К этому нужно еще прибавить расходы за разрешение нагружать, фрахт, плату лоцману.

Однако во Франции уже Людовик XI старался уменьшить число этих поборов, бывших во время анархии Столетней войны. Сама-то система пошлин во Франции была в некотором смысле плодом анархии. В России же она явилась следствием развивавшегося здесь особого строя и осложнялась с увеличением нужд государства. Кроме того, торговля была обременена здесь дополнительными правилами, вытекавшими из первобытных экономических взглядов. Какой-нибудь литовский купец, обменяв в Москве сукно на воск и несколько серебряных безделушек в придачу к нему, мог обнаружить свой товар конфискованным, так как торговля драгоценностями запрещалась.

Кроме того, торговля страдала еще от общего несчастия всех городских поселений того времени. Городские строения и мостовая, если она где встречалась, – все было из дерева и, по меньшей мере раз в 10 лет подвергалось полному опустошению от пожара. После пожара в Новгороде, уничтожившего в 1541 году весь славянский конец, 908 домов, в 1554 г. жертвой его сделались 1500 домов. Одна из летописей этого города, вторая, представляет собой простой перечень этих периодических несчастий. Никаких мер против этого бедствия не предпринималось. Только в 1560 году догадались поместить недалеко от печей кадки, наполненные водой, и большие крючья, какие можно заметить и до сих пор в русских деревнях у изб, находящихся в постоянной опасности от огня. В 1570 г. к этим мерам прибавилось запрещение летом топить бани и разрешалось печь хлеб не иначе, как в печах, помещающихся вне дома. Прибавьте к этому плохое состояние дорог в стране, которая и теперь за неимением подходящего материала вынуждена обходиться без шоссе. Из Порта Святого Николая на Белом море, куда впервые пристали англичане, и до Вологды, где они основали первую свою контору, было 14 суток езды водным путем, а сухим 8 суток в зимнее время. Летом же к сухопутному сообщению долгое время не прибегали. От Вологды до Ярослава считали два дня пути и 30 от Ярослава до Астрахани по воде. Из Новгорода в Нарву важный по внешней торговле путь представлял собой проселочные дороги, проходившие через леса и болота. Гостиниц не было. Деревни попадались редко. Между Новгородом и Москвой тянулось пустынное пространство и из Москвы в Вильну летом можно было добраться с большим трудом. Единственной дорогой, более или менее проходимой во все времена года и сравнительно удобной, была дорога, проходившая по довольно населенным местам между Псковом и Ригой на западной границе. Поэтому большие транспорты совершались летом по водным путям, а зимой по санным. В то время не редкостью было встретить 700 или 800 саней, наполненных зерном или рыбой. Отправлялись тогда в дорогу обыкновенно большими партиями, боясь вооруженных нападений, что нередко случалось.