Михаил Геллер - Машина и винтики. История формирования советского человека Страница 17

Достигнув вершины власти, Сталин точно и лаконично представил усовершенствованную им систему: «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тыс. средних руководителей. Это наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тыс. низшего партийного комсостава. Это, так сказать, наше унтер-офицерство». Примерно 200 тысяч партийных генералов, офицеров и унтер-офицеров обладали полной властью в стране, но — по воле Сталина. Подчеркивая всевластие и бессилие носителей авторитета Сталина, вождь потребовал от них «подготовить двух партработников, способных быть действительными заместителями». В разгар террора это требование носило совершенно недвусмысленный характер и было встречено с восторгом будущими жертвами.

Создание института «мини-вождей» на всех ступенях партийного аппарата было лишь одной стороной сталинской модели. Другой стороной было создание «носителей авторитета» Сталина во всех областях советской жизни — прежде всего в науке и культуре. Неподчинение авторитету Константина Станиславского в театре, Максима Горького в литературе, Трофима Лысенко в биологии — становилось государственным преступлением, посягательством на Авторитет Сталина.

Обожествление Ленина завершается после его смерти. Обожествление Сталина происходит при его жизни. Только смерть Сталина позволяет советским людям осознать значение его жизни. В 1955 г. Борис Слуцкий в стихотворении Бог констатирует: «Мы все ходили под богом, у бога под самым боком. Он жил не в небесной дали. Его иногда видали живого на мавзолее». Александр Твардовский в конце 50-х годов очень точно определил положение Сталина в советской системе:

«И было попросту привычно.Что он сквозь трубочный дымокВсе в мире видел самоличноИ всем заведовал как бог…»

Было привычно, все привыкли — сознательно и бессознательно, что страной руководит всемогущий, всевидящий, всезнающий — бог.

После недолгого периода «разоблачения культа» попытка «свержения бога» была оставлена. Преемники Сталина быстро поняли, что разрушение «авторитета» Вождя-бога подрывает «авторитет» их собственный и партии. Дискуссия о роли и значении Сталина в советской системе идет, не прекращаясь. В то время, как роль Ленина определилась и потеряла интерес, Сталин не перестает возбуждать страсти. Спор о Сталине ведется прежде всего в литературе. Советские идеологи еще раз подтвердили свою неспособность произвести даже примитивный анализ места Сталина в советской истории. Еще раз обнаружилось, что они не имеют инструментов для подобного анализа. Единственный теоретический вклад «марксистов-ленинистов» — введение понятия «культ личности Сталина» для обозначения периода «ошибок», начавшегося в 1934 году.

В литературе сталинский период, личность Сталина вызывают живейший интерес, как у представителей официальной литературы, так и у писателей, свободно выражающих свои взгляды. На волне, вызванной «тайным» докладом Хрущева, советские писатели получают разрешение говорить об ошибках Сталина — полководца в годы войны, об истреблении им армейских кадров, одной из причин поражений первых лет войны (романы К. Симонова и Ю. Бондарева). Исчезновение из партийного языка понятия «культ личности» означало изменение политики по отношению к Сталину. Это нашло немедленный отклик в официальной литературе. Стало модой возвращение к периоду коллективизации и объяснение ее «излишеств» происками «левых»-троцкистов, поголовно изображаемых как евреи (М. Шолохов, П. Проскурин, А. Иванов, В. Белов). Троцкисты же, — по утверждению официальных литераторов, — организовали террор 30-х годов. В романе «Вечный зов» раскрывается «стратегический план» троцкистов, действующих в союзе с гестапо: «Будем физически уничтожать наиболее преданных большевистской идеологии людей». И только Сталин проникает в этот ужасный замысел! Стало модой изображение поражений первых лет войны, как гениальный стратегический маневр, обеспечивший победу в 1945 г. (А. Чаковский, И. Стаднюк, Ю. Бондарев).

Сталин изображается в современной советской литературе не столько как гениальный организатор строитель Светского государства, как гениальный полководец и дипломат, но — как и при жизни Вождя — божество, существо мифологическое. «Личность этого человека, — думает герой романа «Имя твое», — сосредоточившего в себе почти безграничные силы и возможности целой страны, будет долго, очень долго волновать умы, обрастет самыми невероятными, фантастическими подробностями и легендами…» И не может быть иначе, ибо был он «неустанен в решении сложнейших, подчас неразрешимых вопросов, и эта способность не уставать, когда другие, казалось, падали от усталости, сообщала его личности в глазах окружающих почти мистическую силу». Поэт С. Смирнов отвергает словцо «почти», выражающее некоторое сомнение в божественности Вождя. В 1970 г. он рисует портрет божества:

Это он в годину испытаний не сходил с командного поста.Это мы, по-своему законно, чтили в нем могущество свое.Из живого делали икону и молились, глядя на него.А когда от смертного удара он упал, вершинно-одинок,Нам, признаться, чудилось недаром. Что уходит почва из-под ног».

Нет ни одного крупного «неофициального» писателя, который не обращался бы к Сталину с целью раскрыть его «подлинный» облик. Александр Солженицын («В круге первом»), Василий Гроссман («Жизнь и судьба»), Юрий Домбровский («Факультет ненужных вещей»), Владимир Максимов («Ковчег для незванных»), Фазиль Искандер («Сандро из Чегема»), Александр Бек («Новое назначение») — каждый по-своему стараются проникнуть в Сталина, понять способ его мышления, импульсы его поступков. Все они стремятся разрушить миф, свалить идола с пьедестала. Часто используется сатира во всех ее вариантах — от беспощадной насмешки у Солженицына, тонкой иронии у Домбровского и Искандера, юмора у Максимова до грубого издевательства у Юза Алешковского («Кенгуру»). Смех должен принести освобождение от невыносимой тяжести поклонения «авторитету» вождя.

Несмотря на все усилия талантливейших писателей, «разоблачение» мифа средствами логики, разума, доказательством преступлений, перечнем жертв — не удалось до конца. Миф еще раз продемонстрировал свое могущество. Свидетельством непобедимости мифа стала книга Александра Зиновьева «Нашей юности полет»; философ, покинувший Советский Союз, утверждает необходимость и величие Сталина, «воплощения „Мы“». А. Зиновьев берет на себя «защиту эпохи» потому, что, по его мнению, не бывает «преступных эпох», потому, что Сталин «персонифицировал народную волю», потому наконец, что это было время «нашей юности»: «Пусть мы творили злодейство. Но это была юность злодейства, а юность — это прекрасно». Александр Зиновьев обогатил сталинскую мифологию, превратив Вождя в символ молодости. Отличным эпиграфом для книги Зиновьева могли бы служить слова из фашистского гимна: «Молодость, молодость, сила, красота…»

Необъятность сталинской власти, созданный вокруг нее миф божественного авторитета Вождя — замечательное наследство, оставленное преемникам Сталина. «Авторитет» Сталина, размеры его власти — точка отсчета для последующих генеральных секретарей. Сталинская эпоха дает им возможность маневра в границах сталинской модели: нет необходимости возвращения к универсальному террору — он уже был и сделал свое дело: оставил неизгладимую печать в сознании советского человека; ретушь фасада может изображаться капитальным ремонтом. Юрий Андропов, придя к власти, немедленно сигнализировал возможность возвращения к некоторым мерам сталинского времени, пустив в оборот некоторые из лозунгов минувшей эры, наградив государственной премией старые романы о Сталине. Таким образом, он объявил о том, что помазание сталинским елеем свершилось — авторитет Сталина должен теперь служить ему.

И он служил: смертельно больной генеральный секретарь, даже став человеком-невидимкой, продолжал управлять страной. Немощный старик Константин Черненко, избранный на магический пост после смерти Андропова, держит верховную власть в своих руках, ибо облачен мантией Авторитета.

Еще раз подтвердилась правота Орвелла: Старший Брат умереть не может, ибо власть партии — вечна. К этому можно добавить: пока власть партии вечна — Старший Брат будет жить, независимо от тела, в которое он воплощен. Авторитет Вождя излучает магическую силу, на которую опирается партия, источник силы Вождя. Взаимодействуя, они не могут обойтись друг без друга. Перипетии культа Мао в Китае повторили синусоиду культа Сталина после его смерти: инстинктивный рефлекс преемников уничтожить память о всемогущем предшественнике, а затем — Сталин и Мао возвращаются в пантеон вождей, без которых невозможна прямая связь очередного генсека с «божеством», законами истории.