Александр Косарев - Клады Отечественной войны Страница 17

Вторая преграда возникла перед обозом за деревней Петрово, в виде реки Великой (правый приток Днепра). Та же самая картина: длиннющий полукилометровый спуск и не менее «приятный» подъём. Дорога идёт по глубокой выемке, и передвигаться можно только гуськом. Спустившись к самой реке, обозы встретили новое препятствие — узкий деревянный мост. Малейший затор, и останавливалось всё движение. Но, что характерно, и тут был подходящий для сброса груза водоём. Плотина и всё как положено, и повозки даже двигались по этому льду, преодолевая естественную узость моста. Почему бы и здесь не утопить часть груза, снятого с тех повозок, которые уже некому было везти? Тоже без проблем. Пили лёд тесаком (а они были с зубьями и выдавались каждому вознице), делай полынью и ссыпай в воду всё что попало. Телеги с моста долой, и снова вперёд, к следующей преграде, третьей. Преграда эта была точно такой же, как и на реке Великая, только теперь эта речка называлась Ракита.

Помните, где в детских сказках прятался знаменитый Соловей-разбойник? Именно здесь располагалась его воровская «малина», под «ракитовым» кустом, вблизи «старой» торговой тропы. Ждал свою бандитскую удачу «Соловей» в крайне неудобном для переправь, и обороны перевозимого имущества месте. Пожалуй, на всём пути от Дорогобужа до Ярцева это было последнее место, где можно было без особых затей затопить остатки «третьего золотого» обоза. Далее к переправе тащились только артиллерийские орудия, ибо только они могли и обеспечить относительно безопасную переправу и удерживать на достаточном расстоянии несносных казаков. Перепряжка лошадей производилась именно в нижней части оврага. Лошади отцеплялись от обозной фуры и прицеплялись к артиллерийским передкам. И только так, в связке по 15-20 лошадей, удавалось доставить наверх всего лишь тонную пушку.

Была ли у вице-короля иная альтернатива? Мог ли он спасти порученные ему императором ценности? Возможно, что сам Наполеон на подобное везение даже и не надеялся. Но всё же отправил пасынка из Дорогобужа по другой дороге, втайне рассчитывая, что погнавшийся за двумя зайцами охотник (казацкие полки и партизаны) упустит и одну, и вторую дичь. Что ж, так во время многочисленных войн поступали многие. И до Наполеона, и после него. Да, он потерял «третий золотой», но сохранил (по крайней мере на время) другие два не менее ценных обоза. К тому же Евгений всё-таки выполнил категорический приказ императора, повелевавший ничего ценного русским не оставлять. Он и не оставил. Весь 300-подводный обоз был им спрятан по частям на примерно 10-и километровом участке дороги. Некоторое количество грузов, видимо, было зарыто, а другая их часть затоплена.

Вот теперь вице-король был готов к переправе. Он освободился от сковывавших его манёвр грузов. Он усилил высвободившимися лошадьми артиллерию и кавалерию. Он очистил войска от раненых и ослабевших солдат. (Правда, в этом вопросе ему сильно помог наш генерал Платов.) Под его началом теперь находилось хоть и сильно поредевшее, но всё ещё боеспособное воинство, которое имело некоторые шансы пробиться на соединение со своими войсками, базировавшимися в Витебске. А ценности... А что ценности? Подумаешь, спрятали! Так ведь их потом и отыскать можно. Благо, где именно их прикопали и притопили, лично ему прекрасно известно. Война, может быть, повернётся как-то по-другому, и тогда...

Но «тогда» так и не наступило, и драгоценный груз сотен и тысяч повозок так и остался дожидаться своих «освободителей», лёжа в грязи и глине. Теперь становится куда как более понятен и рассказ крестьянина Кирея. Видеть, как французы прячут самое ценное имущество, он (как, впрочем, и казаки Платова) никак не мог, поскольку толпы деревенских мародёров и строевые кавалерийские части двигались на достаточном удалении от столбовой дороги, справа от неё. А французы освобождались от излишних тяжестей либо ночью, либо в естественных низинах глубоченных оврагов, которые сами по себе являлись хорошим укрытием от посторонних глаз. Так что шансы доехать до переправы через Вопь, при прочих равных условиях, имели только небольшие повозки, по большей части набитые относительно лёгкими вещами.

К этому утверждению очень хорошо подходят строки из дневника де Лотье: «Двигаться дальше невозможно — так трудна дорога. В два дня (7-го и 8-го) мы потеряли 1200 лошадей, на которых держалась вся наша надежда. Казаки то идут впереди нас, то за нами следуют, и мы больше не можем посылать ни отрядов, ни фуражировщиков, так как у нас осталось лишь небольшое количество всадников.

Не находя никакого пропитания по дороге и увидев вдали деревню, которая представляется уцелевшей, многие солдаты выходят из строя и, перестреливаясь с казаками, идут туда наудачу. Некоторые из наших были, таким образом, захвачены в плен. Другим же удалось купить немного ржаного хлеба, сухого и чёрствого».

Написано офицером, который находился при штабе, рядом с вице-королём. Если для них всё было так трудно, то что же говорить об отставших пехотных частях и батареях? Там-то положение вообще было нестерпимое! Не чаяли сохранить самих себя. Но, несмотря ни на что, наиболее ценные вещи несли и везли до крайнего предела. И дотащили ведь! Форсировали Вопь у Ярцева перевоза и вышли-таки к долгожданным Пологам. Но ждало их там несколько не то, на что надеялись французы.

О тех далёких от нашего времени событиях по-свойски, по-домашнему рассказывает двоюродная сестра княгини Друцкой-Соколинской. Вскоре после войны она приехала в гости к Б.И. Потёмкину. Как раз напротив его дома происходило избиение переправившихся французов казаками. По стечению обстоятельств, личная карета Евгения Богарне досталась местному крепостному. Тот продал её как раз отцу сестры за 10 четвертей ржи. Тот в свою очередь с барышом перепродал её другим лицам, несмотря на то, что она была с оборванной обивкой. Но суть моего рассказа состоит вовсе не в том. При капитальном ремонте пресловутой кареты, устроенном последним покупателем, в ней нашли несколько тайников с золотыми монетами, «бриллиантовыми вещами» и «другими богатствами»!

Остаётся только пожалеть того недалёкого крестьянина, который отдал доставшиеся ему на «халяву» ценности, оцениваемые сейчас как минимум в 500 000$, за несколько мешков какой-то примитивной ржи. Впрочем, от ошибок никто не застрахован. Я сам сто раз попадал впросак. И ничего, жив пока. Надеюсь в душе, что та рожь взошла и дала крестьянину большой урожай и хоть тем поддержала его несчастных детей.

Однако прервём наше лирическое отступление и вернёмся к 4-му корпусу.

В Ульховой Слободе вице-король со своим штабом ночевал в красивой церкви, остатки которой до сих пор привлекают взор случайного путника. Солдаты и офицеры ночевали по домам и сараям. Всё-таки в селе было 17 дворов, что по тем временам было совсем неплохо. Известия со всех сторон приходили самые безрадостные. Громадные потери, падёж множества лошадей, утраты во всём. Всё вокруг было разорено, и казаки толпами носились вокруг лагеря, убивая и раздевая всех, кто осмеливался отлучиться в сторону в поисках пропитания. Но пока сохранялся хоть малейший шанс на спасение, Вице-король был просто обязан его использовать. Поэтому он уже с вечера посылает генерала с инженерами и сапёрами наводить переправу. На рассвете 9 ноября он, собрав все наличные силы в кулак, начинает движение к переправе. Но удача явно не на его стороне. За ночь поднявшаяся в реке вода снесла наскоро выстроенный мост. Около реки, преграждая путь войскам, теснились отправленные заранее обозные упряжки и вывезенные из Москвы лёгкие дрожки.

Пришлось солдатам восстанавливать мост заново, что сильно замедлило начало полноценной переправы. Но вот мост собран. Вначале переправляется гвардия и некоторая часть артиллерии. Вслед за ней Вопь пересекает и вице-король. И повозки, повозки, повозки — нескончаемой чередой. Наступает ночь, а переправа всё ещё не закончена. Те, кому совсем плохо и у кого пали лошади, вынуждены заночевать на левом берегу.

«Мороз всё усиливался, а пушечные выстрелы казаков делались всё ближе и ближе. Вице-король был принуждён, в конце концов, бросить всю артиллерию и те повозки, которые не были переправлены через Вопь. Как только это вызванное “жестокой необходимостью” распоряжение сделалось известным на берегах реки, открылось зрелище, не виданное в летописях военной истории. У кого были ещё повозки, и кто вынужден был теперь их бросить, те поспешно стали навьючивать на лошадей наиболее ценные вещи и припасы. Как только кончилась переборка этих вещей, толпа “отсталых” кинулась к повозкам, выбирая наиболее роскошные экипажи.

Казаки, сдерживаемые горстью солдат, скачут вокруг и наблюдают, но не смеют приблизиться. Между тем жадная толпа кидается скорее на съестные припасы, чем на богатства. Ценные картины, вышитые одежды, серебряные канделябры валяются разбросанными, и никто не обращает на них внимания. Храбрые канониры и сапёры пытаются сделать последнюю попытку спасти свои пушки, а затем в отчаянье принимаются их уничтожать и разбрасывать порох по ветру. Другие посыпают им дорогу к артиллерийским повозкам, которые находятся позади обоза. Они кидают на этот порох бивуачные огни. Огонь с быстротой молнии пробегает по проложенной дорожке, артиллерийские повозки взрываются, гранаты лопаются, и казаки в ужасе стараются спастись».