Юрий Алексеев - Закат боярской республики в Новгороде Страница 17

Великий князь Иван Васильевич не согласился с предложениями своих лучших воевод. Он отменил их движение на юг, на Демон. Вместо этого он «посла к ним, веля им ити за реку Шелону, сниматись (соединяться.— Ю. А.) с псковичи. А под Демоном велел стояти князю Михаилу Андреевичу с сыном своим князем Василием и со всеми вой своими».

«Глазомер, быстрота, натиск» — вот и все искусство полководца, как учил Суворов. До чего же просто, как подумаешь. Беда только в том, что этому нельзя научиться. Разрабатывая план войны против Франции, Суворов требовал: «никаких осад крепостей». А в войне против Турции планировал осады крепостей на Дунае. Нет двух одинаковых ситуаций. Нет двух одинаковых решений. Нет рецептов победы. «Стратегия — это здравый смысл»,— говорил Мольтке-старший. Его племянник и другие ученики показали, что не все даже хорошо образованные генералы обладают этим качеством.

В Москве уже годами работало военное ведомство — будущий Разрядный приказ. Планы походов разрабатывались заранее, заранее собирались войска и припасы, назначались воеводы и маршруты движения. Но на войне, как во всяком живом деле, нельзя все предвидеть заранее. Как бы ни была хороша предварительная подготовка, всегда есть момент, когда необходимо принять решение исходя из новых данных. И от этого решения часто зависит все. «Одна минута решает участь сражения, один час — успех кампании, один день — судьбы империй», — говорил Суворов.

Нет канонов. Есть здравый смысл. Нельзя отвлекать силы для решения второстепенных задач. Великий князь Иван Васильевич не учился в Академии Генерального штаба и не читал трактатов по военному искусству. Но, в отличие от многих учеников Мольтке, он в высшей степени обладал качеством, столь превозносимым их учителем,— бесценным даром здравого смысла. Его директива Даниилу Холмскому о движении к Шелони — яркое тому свидетельство. Действительно, стратегия — это здравый смысл. Директива Ивана Васильевича привела к решающему сражению, одним ударом окончившему кампанию 1471 года.

Выступив в поход по требованию великого князя, псковичи вторглись в Новгородскую землю. Они «вое-ваше волости и пожгоша около рубежя на 50 верст, але и боле»,— с удовлетворением отмечает псковский летописец. Против них-то и двинулись главные силы новгородцев во главе с воеводами Василием Казимиром и Дмитрием Борецким. По подсчетам псковичей, в этой рати было до 40 тысяч человек. Это было огромное войско, превосходившее псковичей, вероятно, в несколько раз. Борясь за свое существование, боярская республика судорожно напрягала все силы. Господа пыталась организовать короткие контрудары по войскам, с разных сторон приближающимся к Новгороду. Но такой способ борьбы требует большого искусства и хорошей организации. Контрудары новгородцев оказались не согласованными между собою боями отдельных ратей, пеших и конных. «Коневая рать не пошла к пешей рати на срок в пособие»,— замечает новгородский летописец. Это, видимо, было одной из причин поражения новгородских судовых ратей в боях под Коростынью и на Поле.

Теперь огромное новгородское войско приближалось к Шелони. Впереди были сравнительно незначительные силы псковичей — победа над ними не только спасла бы новгородские волости от разграбления, но и подняла бы боевой дух Господина Великого Новгорода. А победа казалась несомненной — московские войска Даниила Холмского и Федора Хромого были еще далеко, они ведь были скованы боями с судовой ратью на Ильмени и Поле. Разгром псковичей был неминуем.

Но директива великого князя в корне изменила ситуацию. Вместо того чтобы идти осаждать Демон, предоставляя псковичей собственной участи, московская конница быстрым маршем двинулась на Шелонь.

В субботу, 13 июля, на правом берегу Шелони засверкали доспехи москвичей. Одновременно на левом берегу затрепетали на ветру новгородские кончанские стяги. Какое-то время оба войска шли параллельно друг другу, разделяемые рекой.

Наступал вечер. Московское войско остановилось на ночлег. По подсчетам воевод, у них было не более четырех тысяч всадников — остальные, по словам летописца, «по загонам воююще», т. е. грабили новгородскую землю. Летописец ростовского архиепископа, вероятно, драматизирует ситуацию. Ему очень хочется показать, что москвичей было мало, что все решалось вмешательством небесных сил. Да, кто-то воевал в «загонах». Но основное ядро своей конницы московские воеводы привели на берег Шелони — директива была выполнена точно и своевременно. На другом берегу как туча колыхалось огромное войско новгородских бояр.

Наутро через реку началась перестрелка из лукоз и, как было принято в средние века (да и раньше, со времен Троянской войны, если верить Гомеру), перебранка.

По словам ростовского владычного летописца, новго» родцы «гордостью своею величающеся, и надеяхуся на множество людей своих, и глаголаху словеса хульнаа на наших». Но новгородский летописец молчит о гордости и похвальбе. Он рассказывает о распрях в стане новгородцев. Владычный полк отказался участвовать в битве: «владыка нам не велел на великого князя руки подынути, послал нас владыка на Псковичь». Рядовые новгородцы, те самые «плотницы и горчары», которых силой посылали в поход, начали «вопити на больших людей»: «Ударимся ныне! Яз человек молодыи, испро-теряхея конем и доспехом».

Их можно было понять: долгий поход был, не под силу неопытным, плохо снабженным воинам. Сражение должно было решить все. Можно было понять и владычного воеводу: нареченный, но еще не утвержденный архиепископ Феофил не хотел ссориться с великим князем. Он ведь был представителем «умеренных». На берегах Шелони происходило что-то вроде вечевой сходки.

Князь Даниил Холмский и Федор Хромой были опытными воинами. «Господине и братиа наша! Лутче нам есть зде главы своя покласти... нежели с срамом возвратитися». Оседлав коней, войско бросилось к бродам через глубокую Шелонь. Не всем удалось воспользоваться бродом. Многим пришлось добираться вплавь.

Разбросанные течением, выходили московские всадники на левый берег, отделенный от реки широкой полосой песка. С копьями и сулицами бросились на них новгородцы. По их словам, им даже удалось отогнать москвичей за Шелонь, но тут на них якобы ударили из засады татары. Это маловероятно. Новгородский летописец любил все неудачи сваливать на татар. Об их участии в Шелонской битве не говорят ни московские, ни псковские источники. Известно, что вассальный «царевич» Даниар шел в правой колонне со Стригой Оболенским, а не в левой с князем Холмским. Да и сами условия боя на Шелони, как они описываются всеми источниками, исключают возможность действия засадного полка, равно как и обратный переход через Шелонь москвичей, преследуемых новгородцами.

Картина боя, вероятно, была такой. Стремительная переправа московской конницы через реку застала новгородцев врасплох. Они не успели изготовиться к бою и оказали мужественное, но неорганизованное сопротивление. Страшный для средневековой пехоты удар кавалерийской массы могли выдержать только очень опытные и искусные воины, заранее изготовившиеся к бою. Видавшая виды английская пехота, ожидая атаки французской конницы, втыкала в землю частокол из копий. Могли ли это сделать «плотницы и горчары»?

Типичная сцена средневекового сражения. Рубя и коля направо и налево, конница в защитных доспехах мчится по трупам пехоты и сбитых с коней вражеских всадников. «Множество же изсекоша бесчислено, яко не мощи на коне ездити в трупии их». На двенадцать верст гнали московские всадники бегущих новгородцев, рубили, сбивали с коней, брали в плен, Но на двенадцать верст с поля боя могли бежать только конные воины, дружины новгородских бояр и посадников, лучшие всадники владычного полка, на лучших, выносливых, выезженных конях. А «плотницы и горчары»? «Меньшие», «черные люди», «испротерявшиеся» доспехом и не умеющие ездить как следует на конях? А пехота?

Двенадцать тысяч новгородцев пало на поле сражения. Цифра правдоподобная и страшная в своем правдоподобии. Ведь даже в крупных городах того времени насчитывалось только по нескольку тысяч дворов. Осиротели дворы гончаров и плотников. Их хозяева полегли на берегу Шелони.

Две тысячи пленных привели в свой стан победители. Василий Казимир, Дмитрий Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей и Василий Селезневы («сестричичи» Казимира), Павел Телятев, Кузьма Грузов... Посадники, бояре, воеводы... Цвет новгородской аристократии, элита Неревского конца, Прусской улицы... Опора «литовской» партии... Политики, заключавшие договор с королем...

Разгром под Русой пятнадцать лет назад был детской игрой по сравнению со страшной трагедией на Шелони. Не отдельный отряд, не передовая рать, а главные силы боярской республики были смяты, уничтожены, растоптаны московской конницей. Военное могущество господы рассеялось как дым.