А. Лысев - Ложь от советского информбюро Страница 17

Писал ответ се.

2 апреля с Чудаковым Л. Д. отослал в Ленинград порошок в вещевом мешке, мыло, носки шерстяные две пары и еще кое-что.

4 апреля вторично послал письмо командиру части и Толе. «Дорогой Толя, что с тобой? Ты же знаешь, что для твоего папы ты единственный самый родной остался. Скоро два месяца, как от тебя нет писем. Что же это, Толя, а? Не мучай меня. Или ты уже не жив? Эх, как тяжело, если тебя уже нет, дорогой мой сыночек Толя. Ведь все, что осталось у меня таким близким, дорогим — это только ты, мой родной Толя. С потерей тебя для меня наступит мрак, закат радости навечно. Чувства мои будут атрофированы. После этого я буду живым трупом. Война отняла у меня все. Ты, Толя, оставался моей последней надеждой и радостью. Может быть, ответишь, Толя? Ох, как я буду рад. Твой папа». Письмо мое без ответа вернулось обратно. Сердце мое забило тревогу. Мне не терпелось, я стал искать его среди убитых. Ходил по лесу, по пустырям, по болоту. Один из убитых лежал вниз лицом на траве. По затылку, по волосам и ушам я решил, что это мой сын. Сердце мое замерло, я остановился и, наклоняясь, стал рассматривать и вспоминать до мельчайшей подробности все его приметы. Я стоял над трупом в оцепенении может минуту или две и решился, будь, что будет — взяв руками за плечи, резким движением повернул убитого на спину. Голова убитого вместе с туловищем легла затылком на траву. Но лица у солдата не было. Лоб, нос и подбородок срезало осколком снаряда. Неровная плоскость, оставшейся полголовы, запеклась кровью. Может быть, это был мой сын, а, может быть, не он, но такое лицо убитого запечатлелось на всю мою жизнь. Уже стало темнеть, наступала ночь, а я упорно продолжал искать среди убитых своего сына. Я уже много осмотрел, поворачивал головы, всматриваясь в лица убитых. Стало совсем темно, уже нельзя было отличить одного от другого. Я пошел лесом в направлении к просеке, где стоял наш сруби и, перешагивая через трупы, низко наклонялся, стараясь узнать моего Толю. Наконец понял, что для того, чтобы осмотреть каждого убитого на этом пятачке, потребуются многие месяцы. Вся эстонская земля на этом плацдарме была устлана трупами. Убитые лежали на дорогах, около дорог, в лесу и на болотах, на открытых полянах. Нарвский плацдарм поглощал дивизию за дивизией. На смену им приходило новое пополнение.

От Советского Информбюро

4 апреля 1944 года

…На других участках фронта — бои местного значения.

5 апреля на нашу сторону перешли семь немецких солдат. Они сказали, что Гитлер приказал любой ценой выбить нас с плацдарма. Подтянуты отборные части (три дивизии) и много техники. Этих немцев послали на ту сторону проверить еще раз. Четыре немца ночью вернулись к нам обратно. Они подтвердили свои первые показания. Данные нашей разведки совпали.

6 апреля в 5.30 немцы открыли по нам ураганный артиллерийский огонь. Плацдарм весь заполнен был нашими военными частями. Мощная канонада, непрерывный гул выстрелов и разрывов идет второй день. В это время на плацдарм шло пополнение целого корпуса. Они еще не успели рассредоточиться и окопаться. Попав под такой мощный обстрел, корпус, понеся потери, вынужден был срочно откатиться обратно за реку Нарву. Мы, 12 человек взвода КАД, в это время находились в срубике. Кругом рвались снаряды. К нам в срубик, запыхаясь, вбежал молодой с черной бородкой красивый мужчина, инженер из саперного батальона. Он остановился, прислоняясь к стене срубика. Осколком разорвавшегося снаряда пробило бревно срубика и его спину. Он как подкошенный молча упал на землю. 256-я дивизия и три наших полка 218-й, 77-й и 88-й АП вместе с пушками оказались отрезанными. Немцы заняли свою прежнюю линию обороны. В ночь на 7 апреля командир взвода капитан Широков вместе с 25-ю бойцами вышел из окружения. Он рассказал нам, какой был ад, где они сидели в землянках. От такого огромного количества рвущихся снарядов, было настоящее землетрясение. Второй день немцы наступают, их авиация делает несколько налетов в день.

От Советского Информбюро

6 апреля 1944 года

…бои местного значения.

7 апреля около 9 часов наша артиллерия открыла по немцам сильнейший ураганный огонь. Наши пушки непрерывно били в течение двух часов. Стволы орудий раскалялись докрасна. Немецкие отборные дивизии были перемолоты огнем нашей артиллерии. Немцам нечем было держать линию обороны и они отступили. Занимаемые до 6 апреля наши позиции были восстановлены. Но и нам надо было срочно искать пополнение для укрепления передней линии. Стали отбирать людей из орудийных расчетов и других подразделений. От нашего взвода КАД взяли трех человек — Макарова, Коновалова и Луппова. Через несколько дней двое из них были убиты, а Луппова тяжело ранило. Позднее он писал мне, что лежал в гипсе семь месяцев.

Все мы получили новые автоматы ППС, очень легкие с откидным металлическим прикладом.

В ночь на 9 апреля дежурил по взводу управления КАД (командующего артиллерии дивизии). Настроение отвратительное. Видно, не видать мне больше сына Толи. Чувствую, что потерял в этой войне второго и последнего сына. Потерял всю семью. Теперь очередь за мной.

До нашего прихода на эстонскую землю все дороги были безупречно хорошие. Весной 1944 года они превратились в густое месиво. Сплошной грязью стали все луга, все тропинки. Я видел, как пара запряженный в дышло лошадей не смогли вытащить из грязи пустую ничем не загруженную повозку. Колеса утонули в густой грязи по самые ступицы. Маленький автомобиль «виллис» с ведущими передними и задними колесами здорово выручал нас. По такой непролазной грязи свободно таскал наши 76-миллиметровые пушки.

По большой дороге я шел в глубь плацдарма. По обе стороны дороги в кюветах лежали убитые. Недалеко от меня шагал молодой лейтенант. На нем была новая шинель, новые сапоги и новая шапка… Видно было, что он идет из тыла для пополнения в какую-то часть. Дорога круто пошла вправо, в сторону города Нарвы. Мы с ним пошли прямо, пути наши совпали. Вышли на высотку, на поляну, на ней стоял эстонский дом. С левой стороны недалеко от хутора установлена батарея. Пушки стояли очень близко одна от другой. Они открыли по немцам огонь в ту же сторону, куда мы шли. Впереди, чуть правее, недалеко лежал огромный с деревенский домик камень. Батарея отстрелялась и несколько минут было тихо. Но вот где-то впереди послышались выстрелы немецких пушек, и сразу же около нас свист и разрывы снарядов. Немцы били по только что отстрелявшейся батарее. Я шлепнулся на землю в грязь, а лейтенант присел на корточки у камня метрах в пяти от меня. Я кричал ему, чтобы он ложился на землю. Он немного пригнулся к земле, но продолжал сидеть на корточках около камня. Снаряды рвались так близко, что комья земли летели далеко через меня. Когда кончился обстрел, я встал на ноги, стряхнул с шинели прилипшую землю, повернул голову в сторону моего попутчика и обомлел. Он спрятался за камень, а снаряд разорвался с левой стороны. Лейтенант лежал на спине, а новенькая шапка вместе с черепом недалеко от него перевернутая лежала на земле. Мозги как белые черви оказались на земле и в шапке. Молодой еще неопытный офицер боялся запачкать грязью свою новую шинель, был так жестоко, так беспощадно наказан. «Судьба вторая всем в мире управляет» — говорил Шекспир. Может быть и так, а может быть, он остался бы жив, если бы, не жалея шинели, сразу же шлепнулся на землю.

От Советского Информбюро

9 апреля 1944 года

…поиски разведчиков и бои местного значения.

12 апреля получил письмо из Омска от В. А. «Здравствуй, Вася! Получил твое письмо, которое явно говорит, что ты устал, и опасность настолько велика. Это меня очень и очень беспокоит. Поневоле приходится задумываться над тем, а придет ли то время, когда мы встретимся. По всему видно, что конец войны недалеко, и после пережитых тобой страданий и мучений за эти годы, просто будет невыносимо жалко и обидно, что судьба изменит в жизни. Нам, очевидно, в скором времени придется переезжать в Ленинград. Туда уже поехали Примайчук и Городисский (главный механик завода) для приема старого завода. Предполагается переехать в апреле-мае месяцах. Прошу тебя, не задерживайся с ответом. Пиши хоть пару слов, что ты жив и здоров. Желаю тебе быть здоровым и скорейшего возврата. Твой друг В. А.»

С 14 по 17 апреля был в 32-м медсанбате на сборе парторгов.

18 апреля получил письмо из Торжка от Аси. Написал ответ: «Здравствуй, Ася! Бесконечно рад твоему письму. Твое письмо, Ася, для меня праздник, не смотря на. мои такие условия, где, казалось бы, и не до писем. Ведь я еще ни разу не видел тебя, а уже представляю себе тебя такой хорошей и серьезной. Твоя фотография и письма убедили меня в этом. Твои письма я буду хранить даже и в том случае, если нам не придется встретиться с тобой. Как Гете любил девушку, которая была уже за другим замужем, потом умерла, а он продолжал ее любить. Но почему-то я уверен, что наша встреча состоится, хотя наша фронтовая жизнь часто такая тоненькая как ниточка. Будь счастлива, Ася! Очень жду твоих писем. С приветом Вася».