Адриан Голдсуорти - Во имя Рима: Люди, которые создали империю Страница 18

Казалось, Гасдрубал и армия карфагенян словно зачарованные наблюдали за тем, как колонны римлян движутся к ним. Метательные снаряды римских легких пехотинцев и кавалеристов заставили отступить слонов. Испуганные животные понеслись прямо через ряды пунийцев, сея замешательство и панику. Затем римские и италийские войска ринулись в атаку на оба крыла испанских союзников пунийцев. Некоторое время испанцам удавалось сдерживать атаку легионов, но постепенно их оттеснили назад. Римляне, которые с утра позавтракали и имели возможность хорошо подготовиться к битве; оказались более выносливыми. Этому, несомненно, способствовала и обычная тактика постепенно вводить в бой свежие силы из манипулов с принципами и триариями.

Итак, испанцы были постепенно оттеснены, и скоро их отступление превратилось в беспорядочное бегство. На протяжении всего сражения серьезной борьбы в центре не происходило. Наступление союзных войск Сципиона постепенно было остановлено, но при этом они сдерживали ливийцев, и те не могли прийти на помощь своим собственным флангам, не открыв себя для атаки римских войск, находившихся в центре. Когда фланги пунийцев дрогнули, остальная армия также обратилась в бегство.

Гасдрубал напрасно пытался остановить беспорядочное отступление. На некоторое время ему удалось сформировать ненадежный фронт на склонах холма перед своим лагерем, когда римляне остановились у подножия. Возможно, эта остановка была сделана по приказу Сципиона, который продолжал контролировать ход битвы. Когда римляне вновь пошли в наступление, пунийцы тут же пустились в бегство, ища спасения в своем лагере. Наши источники утверждают, что, если бы не внезапная и сильная гроза, римляне бы с легкостью захватили позицию противника. Ночью союзники пунийцев начали дезертировать. Гасдрубал отступил вместе с надежными воинами, но большинство его солдат было взято в плен или убито во время дальнейшего преследования римлянами. Самому Гасдрубалу удалось спастись. Впоследствии он сражался со Сципионом в Африке, но уже без всякого успеха.{55}

Битва при Илипе положила начало успешному изгнанию карфагенян из Испании, и в последующие месяцы весь полуостров был очищен от пунийцев. Самому Сципиону перед отъездом из Испании пришлось столкнуться с бунтом собственных войск и с восстанием некоторых бывших союзников. Но он уже переключил свое внимание на вторжение в Африку.

Сципион вернулся в Рим и был избран консулом на 205 г. до н. э., хотя все еще был слишком молод для этой должности. После этого ему удалось добиться разрешения вторгнуться на родину смертельного врага Рима и получить провинцию Сицилия в качестве базы для этой операции. Такие смелые планы поддерживали далеко не все. Фабий Максим, жизнь которого уже близилась к концу, противился этому шагу — отчасти из-за ревности к славе героя Испании. Также Фабий, вероятно, боялся, что неудачное вторжение в Африку может способствовать восстановлению военной мощи Карфагена, как это произошло в 255 г. до н. э.

Помимо этого, возник скандал с одним из подчиненных Сципиона по имени Племиний, который возглавлял войска, стоявшие в городе Локры. Этот человек не только разграбил город, который должен был защищать, но и еще и умудрился восстановить против себя трибунов, находившихся в его подчинении. Племинию даже пришлось подвергнуть их публичной порке. Поначалу Сципион, вмешавшись, проявил лояльность по отношению к своему подчиненному и поддержал Племиния, который быстро избавился от всех ограничений и казнил трибунов. Но в конце концов жителям Локр удалось отправить в Рим делегацию, которая должна была убедить сенат арестовать Племиния[13].

Воспользовавшись этой неприглядной историей, противники Сципиона в сенате попытались лишить его командования и передать его другому магистрату, но их планам помешала популярность Сципиона среди большинства римских граждан. Доверие римлян оправдалось, так как в новой кампании он продемонстрировал такой же талант и мастерство, как и в Испании. Первым делом он тщательно подготовился к экспедиции. К моменту отплытия из Сицилии в его распоряжении была превосходно обученная и хорошо снабженная армия. В Северной Африке он постоянно оказывался искуснее своих противников и всегда наносил удар в самый нужный момент. Первые две армии, которые были посланы против него, он уничтожил неожиданной ночной атакой. Как и в Новом Карфагене, Сципион очень тщательно собирал информацию о численности противника и его расположении, прежде чем начать атаку. Во время переговоров он включал в состав посольства центурионов и других офицеров, переодетых рабами. Как-то раз одного из центурионов пришлось избить на глазах у карфагенян, чтобы никто не усомнился, что он действительно раб.

В конце концов карфагенянам для борьбы со Сципионом пришлось вызвать из Италии Ганнибала. Два великих полководцев сошлись у Замы в битве, но ни одна сторона не отличилась в этом сражении искусным маневрированием. В итоге римляне одержали победу благодаря своему упорству и численному превосходству в кавалерии.{56}

Сципион вернулся и удостоился великолепного триумфа. Он взял себе имя Африканский в качестве постоянного напоминания о своей победе. Ему было лишь немногим более тридцати лет, и это был пик его карьеры. В 194 г. до н. э. он второй раз стал консулом и повел армию против галльских племен Северной Италии, но в серьезные сражения не вступал.

В 190 г. до н. э. его брату Луцию Корнелию Сципиону, избранному консулом, было поручено командование армией, выступившей против империи Селевкидов Антиоха III. Сципион Африканский отправился с братом в качестве старшего подчиненного или легата (legatus). Присутствие Сципиона имело особое значение еще и потому, что Ганнибал, изгнанный из своего родного Карфагена, нашел убежище при дворе Антиоха и надеялся получить в армии этого правителя важное назначение. В конечном счете карфагенянина поставили во главе части флота Селевкидов.

Сципион был болен и поэтому не участвовал в решающей битве при Магнезии. Возможно, его болезнь была выдумана или преувеличена, чтобы победа в битве принадлежала исключительно Луцию. Также ходили слухи о переговорах с Антиохом относительно возвращения захваченного в плен сына Сципиона Африканского. Тем не менее после того как Сципион и его брат вернулись с этой войны, они оказались в центре нового скандала. Их обвинили в присвоении государственных средств во время кампании. В ответ на обвинения Сципион повел себя с той же самоуверенностью, с которой прежде действовал во время военных кампаний: в суде он разорвал документы своего брата, относящиеся к войне против Селевкидов, вместо того чтобы прочитать их вслух. В другой раз суд над Сципионом происходил в день годовщины битвы при Заме, поэтому он неожиданно объявил о своем намерении совершить жертвоприношение и поблагодарить богов в храмах на Капитолии. Все, за исключением обвинителей и их помощников, последовали за ним, но, несмотря на восторг толпы, обвинения против победителя Ганнибала не были сняты. Кончилось все это тем, что Публий Сципион Африканский покинул Рим и отправился в свою усадьбу в сельской местности, где и остался до конца жизни. Для человека, достигшего столь многого на службе республике, это было печальным финалом.{57}

Ливий читал документ, в котором говорилось, что Сципион в качестве члена делегации сенаторов, отправленных в Эфес в 193 г. до н. э., встречался и беседовал с Ганнибалом. Во время одной из встреч произошел следующий разговор…

Сципион спросил, кого считает Ганнибал величайшим полководцем, а тот отвечал, что Александра, царя македонян, ибо тот малыми силами разбил бесчисленные войска и дошел до отдаленнейших стран, коих человек никогда не чаял увидеть. Спрошенный затем, кого бы поставил он на второе место, Ганнибал назвал Пирра, который первым всех научил разбивать лагерь, к тому же никто столь искусно, как Пирр, не использовал местность и не расставлял караулы; вдобавок он обладал таким даром располагать к себе людей, что италийские племена предпочли власть иноземного царя верховенству римского народа, столь давнего в этой стране. Наконец, когда римлянин спросил, кого Ганнибал считает третьим, тот, не колеблясь, назвал себя. Тут Сципион, усмехнувшись, бросил: «А что бы ты говорил, если бы победил меня?» Ганнибал… сказал: «Тогда был бы я впереди Александра, впереди Пирра, впереди всех остальных полководцев».

Этот замысловатый, пунийски хитрый ответ и неожиданный род лести тронули Сципиона, ибо выделили его из всего сонма полководцев как несравненного.{58}

Этот рассказ вполне может быть позднейшей выдумкой, к тому же его можно трактовать не только как скрытую лесть, но и как утонченное оскорбление.