Михаил Геллер - Утопия у власти Страница 18

8 августа Троцкий, значительно расширяя состав клиентуры концентрационных лагерей, распоряжается об их создании в Мурому, Арзамасе и Свияжске и заключении «темных агитаторов, контрреволюционных офицеров, саботажников, паразитов, спекулянтов».

9 августа Ленин, озабоченный размахом крестьянского восстания в Пензенской губернии, телеграфирует в губисполком, требуя: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».

Концентрационный лагерь становится универсальным средством террора против всех «сомнительных». 5 сентября 1918 года, после того, как эта мера репрессий уже широко применяется, она узаконивается постановлением Совета народных комиссаров: «необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях». В следующем пункте Постановления говорилось. «Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам».

Концентрационный лагерь — мера наказания, непосредственно следующая по суровости за расстрелом. Смертная казнь, об отмене которой так сожалел Ленин, была восстановлена декретом СНК от 21 февраля 1918 года. Этот декрет предоставлял ВЧК «право непосредственной расправы с активными контрреволюционерами» Критерий «активные контрреволюционеры» был достаточно широк. Декрет считал ими: «неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов» Все они «расстреливались на месте», то есть без суда и следствия Но ВЧК расширила этот список, включив в него — в «Объявлении» от 22 февраля — саботажников и прочих паразитов. 16 июня народный комиссариат юстиции РСФСР известил революционные трибуналы, что и они «не связаны никакими ограничениями» в «выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и проч.»

Число расстрелянных в первый год революции точно неизвестно. Лацис утверждает, что за первую половину 1918 года было расстреляно чрезвычайными комиссиями «всего 22 человека», но «за второе полугодие 1918 г. уже расстреляно свыше 6 тысяч человек». Неизвестно, однако, сколько было расстреляно по приговору революционных трибуналов, местных советов и так далее. Не говоря о том, что цифры, приводимые Лацисом, вызывают сильное сомнение. Достаточно сказать, что сообщение «О расстреле бывшего царя Николая Романова» говорило о «приведении в исполнение 16 июля 1918 г.» приговора президиума уральского областного совета, добавляя: «Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место». В Ипатьевском доме были убиты царь, царица, наследник, четыре княжны, доктор, повар, лакей и прислуга. Если Лацис, первый историк ВЧК, всегда считал расстрелянным одного человека, когда убито было одиннадцать, статистика его вряд ли может считаться достоверной.

С первых же дней после прихода к власти Ленин видит в диктатуре, в никакими законами не связанной силе, ключ к решению всех проблем — политических, экономических, социальных В 1902 году в замечаниях на проект партийной программы, составленной Плехановым, Ленин писал, что если крестьянин не примет пролетарской точки зрения, то «мы при диктатуре скажем нечего слов тратить по-пустому, где надо власть употребить». Вера Засулич, читая эти замечания, написала на полях: «Над миллионами-то! Попробуй-ка!» Для террористки, готовой выстрелить в одного слугу самодержавия, казалась невероятной диктатура над миллионами. Для противника индивидуального террора Ленина массовый террор представлялся совершенно необходимым методом строительства социалистического общества. Массовый террор: против крестьян (постановление Совета рабоче-крестьянской обороны от 15 февраля 1919 года гласит: «...взять заложников из крестьян с тем, что если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны»); против рабочих (все недовольные новой властью рабочие объявлялись «нерабочими», «не чистыми» пролетариями, зараженными мелкобуржуазной психологией, концлагеря были объявлены «школой труда»); против всех других классов.

Орудие террора — «орган непосредственной расправы» — ВЧК находилась под непосредственным руководством Ленина и не подчинялась никому. В сентябре 1918 года все губернские ЧК получили директиву Дзержинского: «В своей деятельности ВЧК совершенно самостоятельна, производя обыски, аресты, расстрелы, давая после отчет Совнаркому и ВЦИК». В дополнение к своим неограниченным правам ВЧК была признана «непогрешимой», была запрещена критика органа, «работа которого протекает в особо тяжелых условиях». В первые месяцы после революции — в осуществление идей Ленина и под его непосредственным руководством — складывается государство нового типа, государство тоталитарное. Одной из главных его черт является не суровость закона, но полная его произвольность. Конституция лишила прав, выбросила за рамки общества значительную категорию граждан страны. Но это, однако, было особенностью советского государства. В дореволюционной России были категории населения, права которых ограничивались. Значительно ограничены были права крестьян даже после 1861 года, многих гражданских прав были лишены евреи. Но все эти ограничения были определены законом, который к тому же определял возможности перехода в другие сословия, пользовавшиеся всеми правами. После революции даже те категории граждан, которые имели по конституции все права, были лишены всех прав. Ликвидировано было понятие вины. Государство определяло — кто виноват. Виноватыми перед государством были рабочие, не желавшие работать за голодную зарплату, виноваты крестьяне, не желавшие отдавать бесплатно сельскохозяйственные продукты, виновата интеллигенция, представлявшая себе революцию иначе; виноваты представители бывших правящих классов, ибо они и их предки эксплуатировали народ. Лацис писал: «Феликс Эдмундович не в состоянии примириться с тесными рамками буквально понимаемой контрреволюции. Разве контрреволюционер только тот, кто работает в направлении свержения Советской власти с оружием в руках? А тот, кто преднамеренно или непреднамеренно разрушает транспорт или товарообмен, кто мешает хотя бы своим попустительством развитию производственных сил страны... Разве до них нет ВЧК никакого дела? Нет, все это вредно, подлежит искоренению, и ВЧК должна всем этим заниматься».

ВЧК должна заниматься теми кто «преднамеренно или непреднамеренно» действует во вред советской власти, кто мешает ей хотя бы «попустительством». В 1922 году Ленин потребует включить в Уголовный кодекс статью, предусматривающую суровое наказание для тех, кто «объективно помогает или может помочь» мировой буржуазии. «Объективная» помощь, «непреднамеренная помощь» — означало, что государство в лице его руководителей — выбирало врагов, определяло кто враг. ВЧК затем ведала практическим воплощением директивы в жизнь, или, лучше сказать, в смерть.

Бывшие офицеры царской армии были включены после революции в категорию активных или потенциальных врагов. Когда военспецы понадобились для строительства Красной армии, их перевели в разряд «полезных граждан». Летом 1918 года, когда в деревню была — путем создания комбедов — внесена гражданская война, единственным полезным крестьянином стал бедняк и деревенский пролетарий. Когда оказалось, что политика эта сплачивает деревню против советской власти, в категорию «полезных» был включен «середняк»

Когда Герману Герингу заметили, что один из его близких сотрудников — еврей, он возразил: «кто еврей — определяю я». Задолго до Геринга в советском государстве утверждается принцип: кто враг советской власти — определяет советская власть — совершенно произвольно, учитывая нужды данного момента.

В предисловии к «Красной книге ВЧК» положение, сложившееся в России после революции, определялось красочно и точно: «Новый диктатор, явившийся на смену помещикам и буржуазии, принявшись за новое строительство, в первый момент оказался в блестящем одиночестве». Но это «блестящее одиночество» новый диктатор выбрал сам. Одиночество стало полным после ухода левых эсеров из правительства в марте 1918 года. «Своим выходом из правительства, — констатирует обвинительное заключение о так называемом левоэсеровском мятеже, — партия левых эсеров избавила Правительство от лишнего балласта, тормозившего его деятельность, но, однако, еще не перешла все же открыто в лагерь его врагов». Левые эсеры ушли из правительства, протестуя против подписания Брестского мира, но остались во ВЦИКе и в других советских учреждениях, прежде всего в ВЧК. Убийство 6 июля германского посла Мирбаха сотрудниками ВЧК, левыми эсерами Блюмкиным и Андреевым, представляется советскими историками, как сигнал к мятежу. В постановлении ЦК левых эсеров выступление названо актом «борьбы против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и, ни в коем случае, как борьба против большевиков».