Уинстон Черчилль - Рождение Британии Страница 18

Успехи, достигнутые за время двух долгих правлений Этельбальда и Оффы, когда ситуация в Англии постоянно изменялась, снова утвердили остров в качестве признанной в мире силы. Мы знаем, что Оффа величал себя не только «королем англичан» («rex Anglorum»), но и также «королем всей земли англичан» («rex totius Anglorum patriae»). Это выражение «rex Anglorum» справедливо отмечается историками как важная веха в нашей истории. Появился король, который правил большей частью острова, чья торговля имела большое значение и чьи дочери считались достойными супругами для сыновей Карла Великого. Впечатление, которое Оффа производил на соседей, является почти единственным источником наших сведений о нем. Из их летописей становится ясно, что он подавил мелких королей долины Северна, разбил западных саксов в Оксфордшире и покорил Беркшир; обезглавил короля восточной Англии; что был хозяином Лондона, уничтожил монархию, основанную Хенгистом в Кенте, и с крайней суровостью расправился с Кентским восстанием. В дальнейшем свои распоряжения он отдавал уже в Кенте. Он захватил его монетный двор и начертал свое имя на монетах, чеканившихся архиепископом Кентерберийским. Одна их этих монет имеет свою собственную интересную историю. Это золотой динар, хорошая копия арабского, и на нем выбита надпись «rex Offa». В Кентербери арабские буквы считали, по-видимому, простым украшением, и все христиане наверняка были бы шокированы, узнав, что монета провозглашает «Нет Бога, кроме единого, и Магомет пророк его». Оффа установил хорошие отношения с папой римским. Верховный понтифик, обращаясь к нему, называл короля «rex Anglorum». В 787 г. папские послы были с радостью приняты Оффой и получили уверения в его почтении к наместнику престола святого Петра. Эти заявления были дополнены небольшой ежегодной данью папству, часть которой по недоразумению выплачивалась теми самыми монетами, которые провозглашали мусульманский символ веры.

Изучая деятельность Оффы, мы становимся похожими на геологов, которые вместо окаменелости находят только пустоту, несомненно служившую местом пребывания некоего существа необычной силы и размера. Алкуин, один из немногих хронистов того периода, живший при дворе Карла Великого, обращается к Оффе в таких выражениях: «Ты – слава Британии и меч против ее врагов». У нас есть материальный памятник его правления – Огромная преграда, построенная по его приказу между обращенной в христианство саксонской Англией и. еще непокоренными британцами. Произошла смена ролей, и теперь те, кто никогда не изменял старой вере и всегда оставался независимым, упали во мнении своих противников только потому, что жили на бесплодных горных землях, тогда как их удачливые преследователи величественно и даже с достоинством расхаживали по плодородным равнинам. Этот вал, идущий по холмам и долинам, оставляющий бреши для непроходимых лесов, тянется от устья Северна до Мерсея и является доказательством огромной мощи государства, укреплявшегося Оффой. Когда думаешь о том, какой суровой была борьба за жизнь, когда понимаешь, что главной заботой не только семей, но и целых народов была добыча пропитания, достаточного, чтобы свети концы с концами, то факт, что возведение столь протяженного вала явилось прежде всего трудом всей жизни и исполнением воли одного человека, поражает. Он дает нам представление о размерах и силе королевства Оффы. Такие сооружения возможно создавать лишь на фундаменте эффективной политической власти. «Вал Оффы» демонстрирует не только могущество этого человека, но и его политику. Во многих местах он идет по рубежам, выгодным британцам, и историки уже пришли к заключению, что это не столько укрепление, сколько граница, проведенная по соглашению, к взаимной выгоде. Это не вал вроде вала Адриана или Антонина, не рубеж между дикостью и цивилизацией, а скорее материальное выражение торжественного договора, который на длительный срок избавил Оффу от угрозы британского вторжения и, таким образом, обеспечил ему надежный тыл для переговоров с Европой и возможность для соперничества с ней.

Порядок влечет за собой рост искусства и культуры. Англичане принесли с собой, с континента живое варварское искусство и примитивную поэзию. Утвердившись на острове, это искусство подверглось сильному влиянию кельтского духа, особенно проявлявшегося в деталях и оттенках, подавленного римским провинциализмом, но возродившегося снова, как только исчезло римское правление. Христианство дало им новые темы. Как результат, мы можем увидеть такие шедевры, как Линдисфарнские Евангелия и скульптурные кресты в северной Англии. Возник целый мир, изящный и цивилизованный, существовавший в монастырях и дошедший до нас только во фрагментах. Величайшим ученым того времени повсеместно считался Беда. Именно его влиянию мир обязан практике, принятой позднее, – счету лет от рождения Христа. Самым популярным писателем Англии был Олдгельм из Малмсбери, именно его больше всего переписывали в монастырях на континенте. Процветала народная поэзия; в Уэссексе были сделаны первые шаги в искусстве прозы. Еще один западный сакс, Бонифаций из Кредитона, близ Эксетера, стал апостолом Германии. В VTII в. Англия и действительно претендовала на место в авангарде западной культуры.

Миниатюра из знаменитого Линдисфарнского Евангелия

После беспорядочной сумятицы темных столетий мы сейчас отчетливо видим их результат. Англия, с ее независимым характером и индивидуальностью, едва ли могла стать частью мировой цивилизации, как это было в римские времена, и теперь возникла новая Англия, как никогда близкая к национальному единству и обладающая оригинальностью. С этого времени ее бессмертный дух предстал перед всеми.

Глава VI. ВИКИНГИ

После падения императорского Рима захватившие его варвары в свою очередь оказались побеждены учением Христа. Хотя они не больше, чем нынешние люди, преуспели в избавлении себя от искушений, теперь они, связанные узами христианства, имели общую основу с другими народами Европы. Существовала международная организация, которая, занимая высокое положение в каждой стране, была самой могущественной и фактически единственной прочной структурой, сохранившейся от прежних времен. Стоявший во главе ее епископ Рима возродил в духовной, или по крайней мере церковной, форме исчезнувшую власть цезарей. Христианская церковь стала единственным прибежищем учености и знаний. В своих церквах и в монастырях она укрыла все, оставшееся от древних времен. Она предложила погрязшему в раздорах и пороках человечеству «последнее утешение в человеческой скорби и обуздание земных страстей». Таким образом, тогда как свет языческой цивилизации еще не погас, уже взошло новое лучезарное светило, поражая своим блеском варварские орды не только нашего острова, но и всей Европы. Христианское откровение смирило и возвысило их. Повсюду, от Евфрата до Бойна, люди отрекались от старых богов, а христианские священники проникали во все уголки, находя в каждом городе понимание братьев по вере и всеобщее, пусть иногда и скромное, гостеприимство.

В условиях волнений и невежества эпохи упадка Рима все интеллектуальные элементы нашли поначалу убежище в церкви и впоследствии использовали ее для своего возвышения. Она стала школой политиков. Фактическая монополия на знания и искусство письменности делала служителей церкви незаменимыми для заносчивых и буйных вождей того времени. При каждом дворе гражданскими служащими и часто государственными деятелями становились духовные лица. Естественно и неизбежно они занимали место римских магистратов, чью одежду носили и носят поныне. Торжествующее варварство незаметно уступило свои позиции церковной структуре, опора на которую во множестве случаев приносила ему успех в непрекращающейся борьбе за власть. После хаоса мрачного средневековья, когда наконец над Британией снова взошло солнце, она явилась миру также глубоко изменившейся, но не лишившейся ни своей оригинальности, ни величия. В воздухе повеяло необычайной свежестью.

Рвение новообращенных язычников повлекло за собой раздоры, обернувшиеся новыми бедами, хотя церковь самим своим духом призвана внедрять мягкость и милосердие. Это рвение и стремление церкви защитить свои интересы привели к тому, что она стала всеми способами укреплять собственную власть. Потомки грозных завоевателей отличались смирением и верой, которые в скором времени, в силу их человеческой слабости, сделали их жертвами организованной эксплуатации. Такое положение дел дало церкви возможность в течение V-VI вв. сосредоточить в своих руках столь обширные богатства и земли, что она уже не могла контролировать их. Теперь мы видим христианство благочестивое, но одновременно своевольное и упрямое, духовно единое, но ставшее жертвой мирских усобиц, истово верующее, но при этом полное амбиций.