Владимир Миронов - Народы и личности в истории. Том 1 Страница 18

Но самая яркая страница голландского искусства представлена картинами ее великих живописцев (Хальс, Брейгель, Рубенс, Рембрандт и другие). Согласно легенде, Нидерланды однажды были спасены от чудовищного пожара Manequen-Piss (писающим малышом). В области мировой культуры правильнее сказать, что это великие голландские художники спасли культуру страну от провинициализма. Голландская классическая живопись неотделима от повседневной жизни страны, от её героического и трудолюбивого народа, как и знаменитые песни гезов от её славной истории.

Ян ван Эйк. Поклонение агнцу. Фреска Гентского алтаря.

Ничего подобного ранее живопись не знала. С полотен на нас взирают обычные люди в мастерских, кабачках, дозоре, в тиши научных кабинетов. Мадонны поражают своей земной красотой. Это обычные жены бюргеров, нет роскошного золотого фона или сияния вокруг головы. Такие мастера как Робер Кампен, Ян ван Эйк, Рогир ван дер Вейден, Гуго ван дер Гус уже в XV в. выступили провозвестниками блестящего расцвета фламандской живописи. Слава о них распространилась повсюду. Особым колоритом отличались пейзажи фламандских мастеров. Нидерландский гуманист, поэт и живописец Д. Лампзониус (1532–1599), говоря о Яне Голландце, выразил, видно, общее мнение своих соотечественников об искусстве: «Фламандцы стяжали себе славу за свои пейзажи, а итальянцы за изображения богов и людей; поэтому не удивительно, когда говорят, что у итальянца ум в голове, а у нидерландца в искусной руке». Он настоятельно советовал художникам «посещать Рим фламандцев», славящийся мастерством «во все века».[84]

Картины художников входят в быт дома голландцев (не только крупных буржуа, но и небогатых бюргеров, ремесленников, зажиточных крестьян). В Нидерландах можно сказать впервые в мировой истории живопись стала товаром, доступным широким слоям общества… Такого не было нигде: ни в древности, ни в средневековье, ни в эпоху Ренессанса, когда искусство почти полностью зависело от заказов фараонов, царей, консулов, римских первосвященников, богачей и т. д. и т. п. В Голландии художник стал продавать свои творения народу на ярмарках и рынках, выставляя их прямо на улицах. Порой полотна известных мастеров (Гойена, Бейерена и др.) можно было приобрести всего за несколько гульденов. Нередко сами художники готовы были расплатиться за приобретенный ими товар или продукт портретом или пейзажем. Занятие подобным ремеслом не всегда давало дать нужные средства для существования. Поэтому известны случаи совмещения профессий (ван Рейсдаль – врач, Стен – трактирщик, Хоббема – акцизный чиновник, Вермер стал торговцем картинами).

В живописи были различные творческие направления или школы. В Гарлеме сложилась школа Франса Хальса, в Амстердаме – школа Рембрандта, в Дельфте – школа Вермеера и Фабрициуса. Первым в этом ряду, конечно, стоит Франс Хальс (ок. 1580–1666), один из величайших живописцев Нидерландов, основоположник реалистического направления в голландском искусстве. Его родители – протестанты. Родился он в Антверпене, но жизнь провел в Гарлеме, ставшем для него отечеством, мастерской и жизненной школой.

Это – подлинный «демократ портрета». Главными героями и персонажами в портретной живописи выступали сильные мира сего (правители, полководцы, князья церкви, сановная знать, дворянство и богатеи). Посмотрите, кого рисует тот или иной портретист, и вы узнаете толщину его кошелька. Хальс был первым художником, вышедшим за границы этих канонов. Жизнь заставляла писать и буржуазных патрициев, зажиточных бюргеров, офицеров. Но даже эти портреты дышат правдой и реализмом, как, скажем, хранящийся в Лондоне портрет торговца-авантюриста Питера ван ден Брока (Broecke). Он не только охотно, но я бы даже сказал с неким вызовом писал бедных ремесленников, служанок, мальчишек, цыганок, сумасшедших. Ощущается влияние великой Нидерландской революции, «революции гезов» («революции нищих»). Да и его сановные герои лишены позы. Перед нами обычные нормальные люди, любящие повеселиться, поболтать, выпить с друзьями, побыть в кругу семьи и т. д. и т. п. Голландец Хальс – мастер интима.

Заслугой Франса Хальса было и то, что он открыл серию психологических портретов. В его живописи нашла место человеческая индивидуальность. Портреты несут в себе эмоциональный и чувственный заряд. Все персонажи сугубо индивидуальны. Их не спутаешь друг с другом. Каждый обладает и своим внутренним миром и своей особой личностной значимостью. В то же время, собранные в группу, они рисуют как бы облик всего общества. И мы видим, что перед нами общество благополучных и довольных собою людей. Будучи реалистичным художником, он не позволял себе, как мы бы ныне сказали, «лакировать действительность». Трудная жизнь и судьба его героев прочитываются между строк. Он не считает себя вправе скрывать уродство или рефлексию натуры (как в случае с Малле Баббе и портретом Декарта). Позже французский художник Г. Курбе назовет портрет содержательницы харчевни (Баббе) одним из самых впечатляющих шедевров всех времен.

Франс Халс. Малле Баббе. Начало 1630-х гг.

Среди наиболее интересных портретов его кисти: портрет офицеров стрелковой роты св. Георгия (1627 г.) (Хальс изобразил тут же и свой автопортрет), стрелковой роты св. Адриана (1633 г.), групповой портрет регентов и регентш госпиталя св. Елизаветы (1641 г.), портрет богатого бюргера Хейтхейсена (1637–1639 гг.), «Веселый собутыльник» (1628–1630 гг.). К его лучшим работам относятся луврская «Цыганка» (1628–1630 гг.), «Поющие мальчики» (1624–1625), портрет гарлемской ведьмы «Малле Баббе» и другие.[85]

О его повседневной жизни известно немного. Хотя его учитель ван Мандер, автор известнейших в то время «Основ искусства живописи» и внушал ученикам: «Избегайте таверн и дурного общества!», сам художник, судя по всему, не очень-то следовал его заветам. В 1645 г. творчество художника переживает кризис. Он почти прекратил работу. Тому причиной был некий внутренний надлом, к которому добавились и финансовые трудности. Известно, что Хальс любил крепко выпить, особенно к старости. Поэтому он с такой симпатией отобразил в портрете «Веселого собутыльника» (не своё ли alter ego?). Увы, как говорят в подобных случаях, не бывает наслаждений без расплаты. В портретах Хальса как раз остро ощущаются все грани личности его героев, а также личности самого художника. В его живописи улавливается конкретный момент бытия. Он не стремился запечатлеть «эпоху». Все, что его интересовало, так это индивидуальность героев, их настроение и духовный мир. Его иногда называют самым реалистичным художником того времени и даже «одним из первых импрессионистов».

В лице Хальса мы видим верного сына Отечества. Искусствовед Р. Мютнер так сказал о нем: «Франс Хальс – истинное дитя грохочущей мечами, экстравагантной, свободной Голландии. Даже в свои преклонные лета он чувствует и ведет себя словно студент-дуэлянт. Он полон веселья и жизни, ему свойственен фривольный настрой, он ощущает себя абсолютно вольным и раскрепощенным, непринужденным и энергичным. В нем пробуждается враг мещан и обывателей, который сам термин «буржуа» почел бы для себя оскорбительным». Хальс писал молодую, дерзкую Голландию, уверенную в своих силах, полную достоинства и оптимизма.[86]

Многое в жизни Питера Брейгеля Старшего (1524–1569) до сих пор остается неясным. Где и сколько он учился? Кто были его учителя? Попробуем оттолкнуться в нашем анализе от его картин. Ясно, что некую сумму знаний в латыни, письме, счете, религии, мифологии он получил. Красноречивее слов о характере обучения поведает выполненная по рисунку Брейгеля гравюра. Надпись под ней гласит «Парижская школа». На картине представлена скорее всего деревенская голландская школа. Мы видим учеников, расположившихся на полу вокруг учителя, в руках у них – раскрытые буквари. Одни – терпеливо зубрят, другие – украдкой озорничают, третьи – тоскуют за решеткой школьного карцера, четвертые – стоически выносят суровую порку… Кульминацией этого славного «торжества наук» (у Брейгеля) служит красноречивое и краткое изречение внизу картины: «Осла не сделаешь лошадью даже в парижской школе».

Сам художник сумел обрести знания во время путешествия по стране – в Антверпен. По пути встречались крупные и богатые города – Лувен, Льеж, Лувр, Мехельн. В каждом из них достопримечательности: в Лувене – один из лучших в Европе университетов, в Льеже – прекрасные соборы и церкви, в Малине – дивный звон колоколов (говорят, отсюда и наш «малиновый звон»). Антверпен, восхитивший Дюрера и Гвиччардини, называли «чудо-городом». Здесь насчитывалось 13 тыс. каменных домов, а церковь оглашала окрестности мелодичным звучанием 33-х колоколов. Антверпен представлял собой один из самых оживленных торговых перекрестков, «ярмарку всей Европы». В иные дни у причалов стояло до 2 тыс. кораблей.