Станислав Грибанов - Хроника времён Василия Сталина Страница 18

Плохая погода действительно исключала налет вражеской авиации, и парад состоялся. Принимал его маршал Буденный. Объезд войск занял 5 минут. А затем от имени Центрального Комитета партии и Советского правительства выступил Сталин. Его речь заняла тоже 5 минут.

Раньше во всех хрестоматийных изданиях, во всех учебниках, мемуарах эту речь называли не иначе как исторической. Тот же англичанин в своей книге «Россия в войне 1941–1945» в отличие от автора «Триумфа и трагедии» не только припомнил выступление Сталина, но и дал ему оценку. Вот как передает А. Верт те памятные 5 минут на Красной площади 7 ноября 1941 года:

«Грохотали советские и немецкие орудия, истребители совершали патрульные полеты над Москвой. А здесь, на Красной площади, в то холодное, пасмурное ноябрьское утро Сталин выступал перед солдатами, многие из которых прибыли с фронта или же направлялись туда».

Александр Верт приводит фрагменты выступления, пишет, как Сталин, напомнив первую годовщину революции в 1918 году, остановился на некоторых исторических моментах:

«Три четверти нашей страны находились тогда в руках иностранных интервентов… У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, — мы ее только начали создавать, — не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования. 14 государств наседали тогда на нашу страну… В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь. Дух великого Ленина вдохновлял нас тогда на войну против интервентов… Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники… Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот… У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании. Дух великого Ленина… вдохновляет нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад. Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?

Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики… Если судить… по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой…

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожать грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы… как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновит вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Был Сталин «тонким психологом» и «трезвым политиком» или не был — не берусь судить. Но вот свидетели и очевидцы тех трудных для Отечества дней — участники парада — утверждают, что пятиминутная речь Сталина 7 ноября 1941 года не просто произвела впечатление, а вызвала большой моральный подъем, вселила глубокую веру в нашу победу. Газеты, сбрасываемые летчиками за линией фронта, передавались из рук в руки, и люди, оказавшиеся на оккупированной территории, со слезами радости на глазах узнавали, что Москва стоит, что враг дальше не прошел…

«Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков!..» — эти слова вызвали мощный прилив патриотических сил. Упоминание славных имен России, как точно заметил англичанин А. Верт, «представляло собой обращение к специфически русской национальной гордости народа».

Сталинские соколы

Из Саратова Василий, Степан и Тимур вылетели в Куйбышев. Там, в особнячке на улице Пионерской, жили эвакуированные сестра Василия Светлана, жена брата Якова Юлия с дочкой, Анна Сергеевна с двумя сыновьями, бабушка Василия и его жена Галина. Едва Василий переступил порог дома, охранник поздравил его с рождением сына…

Степан с Тимуром вскоре отправились в Багай-Барановку — доучиваться в запасном полку. Летчик Г.В. Гурко рассказывал о тех днях:

«Начну с того, что в начале осени сорок первого года нас, летный состав Багай-Барановки, стали переводить на жительство из палаток в землянки. Одна из землянок была длиннее всех, и в конце ее было отгорожено небольшое помещение для инструкторов. И вот в один день нас вдруг попросили освободить эту часть землянки. Пришел командир эскадрильи с молотком, гвоздями и стал приколачивать гвозди — вместо вешалки.

Вскоре приводят к нам трех пареньков в кожаных регланах со знаками различия на петлицах младших лейтенантов. Это были Тимур Фрунзе, Степан Микоян и Ярославский. Держались ребята обособленно. Более общительным был Тимур. В наш полк в основном прибывали сержанты. Эту моду — выпускать летчиков сержантами — завел маршал Тимошенко, и пилоты между собой кляли его по всем швам. Знаки различия никто из нас принципиально не носил. И конечно же, тогда всем бросилось в глаза, что трое прибывших — младшие лейтенанты.

Ну а дальше пошло по законам той жизни, которая была в то время: теория, полеты, разные там дежурства, наряды. Из прибывших особенно выделялся Тимур Фрунзе. Он хорошо летал.

Несколько раз к нам, помню, прилетал и Василий Сталин. Пройдет бреющим над аэродромом, взмоет горкой — и на посадку.

Как-то прилетел, а я был дежурным по полетам. Представился ему как положено: Василий был капитан, инспектор ВВС. Он попросил, чтобы я доложил о нем командиру полка. А наш командир полка был майором и сказал мне, чтоб я передал Сталину, что каждый, кто прилетает на аэродром, должен ему представляться, как командиру. На этом дело и кончилось: Василий пошел представляться…»

Да, враг рвался к Москве, жизнь в ЗАПах шла ни шатко ни валко, и с нескрываемой тревогой за свою безучастность в боевой работе Тимур писал сестре:

«Летаем в месяц по чайной ложке. Программа же увеличена: введены стрельбы, полеты строем и воздушный бой. Видно, не скоро я попаду на фронт…»

Однако программа, как это у нас часто бывает, была составлена для программы — ни Тимур, ни Степан, никто другой из летчиков ее так и не закончил: в полку недоставало горючего. Так что вскоре все — на радость всем! — получили назначения в действующие полки и разлетелись. Степан попал в 11-й истребительный, Тимур — в 161-й.

По-разному складывались фронтовые судьбы «крестных» Василия. О Степане в письме брату Владимиру, который также осваивал боевой истребитель, писал младший из сыновей Микояна — Алексей:

«Степка наш сейчас в ПВО Москвы, имеет много боевых вылетов, несколько штурмовок. Я считаю его уже настоящим летчиком…»

Письмо задержалось, отправить его Алексей не успел, и через несколько дней пришлось сделать приписку:

«Знаешь, а Степка в больнице. Попал в аварию и вот лежит. Была ясная зимняя погода. Дул северный ветер. Ярко блестевшая на солнце машина Степана горела как факел. Не растерявшись, он не бросил машину, а повел ее на посадку. Огонь жег уже руки, лицо. Но земля была еще далеко. Степа мужественно спасал машину. Он посадил ее на полянке в лесу. Позже знающие люди говорили, что теоретически сесть здесь невозможно. Но машина была посажена прекрасно! Последний момент посадки Степа не помнит: от боли потерял сознание. Он обжег руки, лицо, поломал ногу. А спасли его деревенские ребята. Они довезли Степана на лыжах к дороге, а потам в санях лошадью — до полевого госпиталя. Сейчас раны заживают, скоро будет ходить, потом опять летать. Он передает тебе привет…»

Не знал Алексей о действительной причине «Степкиной аварии». Все произошло тогда настолько неожиданно и до обидного глупо, что и от многих других решили скрыть истинную причину случившегося.

Дело в том, что сбил лейтенанта Микояна не лютый враг, а свой же краснозвездный советский истребитель. Случилось это 16 января сорок второго где-то под Истрой. Перепутал сокол ясный силуэт боевой машины — решил, что «мессер» летит, зашел в хвост, как учили, и ахнул из всех пушек. Степан даже растеряться не успел. Видно, не случайно до сих пор жива в народе не слишком веселая шутка: «Бей своих, чтоб чужие боялись…»

Четверть века спустя в соединении генерал-майора авиации Алексея Микояна, под чьими знаменами мне в ту пору довелось служить, на ученьях с братьями по оружию из социалистического лагеря произошел аналогичный случай. Лихой и достаточно уже опытный пилот Абяз Умяров был поднят наперехват. Цель он перехватил и в путанице распоряжений и команд с земли пустил ракету, да, оказалось, по истребителю чеха. Ракета, естественно, сработала, продемонстрировав мощь советского оружия. Ну, а дальше, естественно, отцы-командиры принялись искать стрелочника, который должен быть виноватым. Короче, моего однополчанина наказали. Но Господь миловал: чех остался жив-здоров, а Абяза Умярова простили.