Рустам Раз - Моя жизнь рядом с Наполеоном Страница 18

Бонапарт потребовал дополнительных разъяснений, чтобы понять, что это значит, и спросил:

- И что вы в таком случае намерены делать?

- Сир, я вынужден прибегнуть к скальпелю.

- Боже мой, - заволновался Наполеон, - а это не опасно?

- Ничего не поделаешь, надо сохранить и мать, и ребенка.

- Во всех случаях, Дюбуа, прежде всего спасите мать. Пожалуйста, поспешите к ней, я сейчас приду.

Доктор вновь спустился по лестнице, ведущей прямо в покои императрицы. Его величество поспешно вышел из ванны, оделся и пошел на половину своей супруги. Я последовал за ним, ибо и мне было небезразлично, что делается внизу.

Но в спальню жены Наполеон вошел один. Все высшие офицерские чины собрались в гостиной, двери были широко раскрыты. Словно то был праздничный день. Я был в туалетной комнате, смежной с гостиной. Наши двери тоже были распахнуты.

Наконец новорожденный появился на свет. Император спросил у графини Монтескье [25] , которая принимала ребенка:

- Мадам, ну что?..

Нянька ответила:

- Минутку терпения, сир, сейчас посмотрим.

Но Его величество не стал ждать, обеими руками он взял сына и показал всем. Потом быстро прошел в гостиную и сказал:

- Господи, прикажите, чтобы дали двести артиллерийских залпов!

Наполеон очень любил детей, часто спрашивал о моем сыне. Однажды я привел ребенка в его кабинет, императрица тоже была там, она улыбнулась и сказала:

- Какой прелестный наследник!

В то время моему сыну было четыре года, он со всеми говорил на "ты" и был лишен свойственной его возрасту застенчивости. Бонапарт обнял его, усадил на подоконник, и он сразу же начал играть с его орденами и спрашивать, кто их вручил ему.

- Такие вещи дают только тем, кто умен. Ты ведь умный, правда?

Его величество заглянул ребенку в глаза:

- А ну-ка погляди на меня!.. Да ты, видать, шалун...

Мне было не по себе, что мальчик разговаривает с императором на "ты" и усиленной мимикой старался призвать его к порядку. Его величество заметил это, повернулся ко мне спиной и продолжил беседу:

- Ты молишься Богу?

- Да, каждый день, - ответил мой сын.

- А как тебя зовут?

- Ашил Рустам, а тебя?

Я был вынужден подойти и сказать:

- Послушай, Ашил, это наш император.

Мой сын понял это по-своему:

- А, значит это ты каждый день ходишь с моим папой на охоту?

Бонапарт удивленно посмотрел на меня:

- Неужели и в самом деле не узнает?

Я стал оправдываться:

- Ребенок постоянно видел вас только в охотничьей одежде, поэтому в мундире не узнал вас.

Наполеон ласково потянул Ашила за ухо, растрепал ему волосы. Мальчику было очень весело, и ему хотелось продолжать болтать, но Бонапарт сказал:

- Мне пора идти завтракать, а ты как-нибудь еще раз приходи ко мне в гости.

Я спал на половине Бонапарта, в комнате, смежной с его спальней, где для меня каждую ночь ставили раскладушку. А в тревожные дни я придвигал раскладушку к дверям его спальни.

Однажды ночью Его величество не стал вызывать меня звонком, а просто открыл дверь и наткнулся на мою кровать. Он понял мои опасения и залился хохотом. На следующий день всем рассказывал:

- Если даже враги ворвутся в мою спальню, Рустам не будет виноват. Он защищает императорскую дверь своей кроватью.

Но, повторяю, я делал это только в тревожные дни, обычно же спал в середине комнаты, пока дворцовый маршал не нашел нужным поставить в комнате широкий шкаф с кроватью.

Подобные удобства были созданы в Сен-Клу. Во время нашего очередного посещения Сен-Клу дворцовый маршал заметил, что так будет аккуратнее и удобнее. Я нашел весьма уместным его нововведение и с этого дня спал на своей новой кровати.

Но однажды Его величество - вышел ночью позвать меня и, не найдя кровати возле дверей, страшно переполошился. Заметив шкаф, в котором стояла моя кровать, потряс меня за плечо. Спросонья я не сообразил, что происходит. Первой моей мыслью было, что это преступники ворвались в спальню императора. Я вскочил с места, чтобы схватить их. Однако тотчас же понял, кто передо мной, и страшно смутился. Тем более, что он осыпал меня упреками;

- Так-то ты защищаешь жизнь императора? Вот так все и покидают меня...

Я проводил его до дверей спальни, объясняя на ходу, почему я спал не там, где он ожидал, но он ничего не желал слушать. Лишь наутро, вспоминая о ночном происшествии, он долго смеялся над тем, как я испугался.

- Верно, сир, - признался я, - я и сейчас дрожу, вспоминая ту минуту. Мне показалось, что кто-то хочет ворваться в спальню Вашего величества. И даже в один момент я схватил вас.

Бонапарт рассказал об этом случае и Жозефине, которая всегда защищала меня:

- Бедный Рустам, он всем существом предан тебе, а ты со вчерашнего дня все подшучиваешь над ним.

Императрица так любила мужа, что симпатизировала всем, кто был искренне предан и верно служил ему. Более того, она покровительствовала таким людям, мирила, успокаивала Его величество, у которого, как известно, был безудержный, вспыльчивый нрав. Несколько раз меня спасло от отставки лишь вмешательство Жозефины.

И тем не менее кое-кому удалось лишить меня участия в парадах. Правда, во время подобных мероприятии у меня особых обязанностей не было, то была, так сказать, почетная служба, но я столько лет был при Наполеоне, почему бы мне не воспользоваться своими правами? Я был вынужден пожаловаться императору, что меня затирают.

Он лишь сказал:

- Никого не слушай, просто займи отведенное тебе место.

И издал на этот случай строгий приказ. Казалось, на этом внутренняя борьба кончилась. Однако вскоре мне дали понять, что дворцовые кони слабы и больны, а я только зря мучаю их. Я решил смириться и больше не докучать императору своими просьбами. И еще я втайне надеялся, что он сам заметит мое отсутствие, но поскольку он закрывал на это глаза, я больше разговоров не затевал.

Позже так попытались поступить со мной и во время коронационных торжеств.

Еще давно Его величество заказал для меня два праздничных мундира мамлюка, сшитых разными мастерами, один роскошнее другого. А однажды вечером он вызвал меня в большой салон и в присутствии высокопоставленных сановников подарил мне украшенный бриллиантами кинжал. По всему чувствовалось, что я тоже должен занять свое место в императорской свите. Откуда было мне знать, что для моего отстранения придумываются самые разные причины. Я был так уверен в своем участии, что однажды даже пошел к мосье Коленкуру, чтобы посмотреть на свою парадную лошадь. Но Коленкур весьма хладнокровно заявил, что для меня конь не предусмотрен и для выяснения причины послал меня к старшему церемонимейстеру [26]. Этот повторил то же самое и посоветовал обратиться к Его императорскому величеству. По его словам, распределение мест было сделано самим императором.

Во время обеда я улучил минуту и попросил у Наполеона разрешения принять участие в коронации. Император сказал, что это и его желание тоже, и позволил мне пойти к Коленкуру и выбрать хорошего жеребца. Но Коленкур продолжал стоять на своем. Не желая более надоедать Его величеству, я решил обратиться к императрице. Она великодушно согласилась переговорить с супругом и велела мне ждать их после обеда в гостиной. В тот момент, когда Его величество пил кофе, я неожиданно вошел к нему.

- Ну? - спросил Бонапарт. - Чего тебе?

Вмешалась Жозефина:

- Наш любимый Рустам очень огорчен. Ему не разрешают сопровождать тебя в Нотр-Дам, В минуту опасности он всегда был рядом с тобой, справедливость требует, чтоб он разделял и минуты твоей славы.

Бонапарт резко повернулся ко мне:

- Есть у тебя красивая форма мамлюка?

Я напомнил ему:

- Даже две.

- Иди надень и покажись.

Через мгновение я предстал перед его глазами в сверкающих, как солнце, одеяниях. Он и императрица нашли мою форму великолепной и, вызвав мосье Коленкура, распорядились выдать мне коня. Когда последний заметил, что я не могу участвовать в коронации, ибо по этикету в коронационных процессиях мамлюков не бывало, Наполеон решительно заявил:

- Он должен присутствовать везде...

Так мне посчастливилось проводить императора в Нотр-Дам, причем я чувствовал себя особенно счастливым оттого, что сумел устранить все воздвигнутые на моем пути препятствия.

В гардеробной был парень, который три дня разнашивал для Бонапарта новые туфли и сапоги. Звали его Жозеф.

Шел 1811 год, император был в Париже. Однажды утром он совершал туалет в присутствии старшего дворецкого и врача, когда в салон вошел сапожник Жак. Император не заставил его долго ждать:

- Пожалуйста, можете брать мерку.

- С удовольствием, сир, будьте уверены, останетесь весьма довольны.

- А сколько я должен заплатить?

- Двенадцать франков, мне кажется, совсем не дорого...

- Как не дорого, для такого маленького размера даже слишком дорого. Другие, правда, берут тринадцать, но чтобы не обидеть вас, я распоряжусь, чтобы вам заплатили двенадцать.