Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2 Страница 18

Председатель. — Это было в начале 1916 г.?

Мануйлов. — Да, тут он его и рекомендовал.

Председатель. — Вы не знаете, отношения Штюрмера с Треповым имели некоторую эволюцию? Сначала соперник, а потом он его рекомендовал?

Мануйлов. — Очевидно, он считал возможным его рекомендовать. Тут интересная вещь. Назначение Трепова было очень неприятно Распутину, хотя родственник Трепова, генерал Мосолов, Александр Александрович, который управлял Кабинетом, кажется, он стал ездить к Распутину и говорить ему о том, чтобы сладить отношения и устроить мир между ними.

Председатель. — Почему же Распутин был недоволен назначением Трепова?

Мануйлов. — Он считал его врагом.

Председатель. — Своим?

Мануйлов. — Своим личным. Но тут произошла следующая интересная вещь. Генерал Мосолов приехал однажды к Распутину и сказал, что Трепов, который теперь назначен председателем совета министров, не хочет, чтобы «ты, Григорий, занимался всякими делами и вмешивался в политику. Он, с одной стороны, знает, что ты нуждаешься в деньгах, поэтому готов пойти тебе навстречу, и даст тебе 200.000 руб., только ты не вмешивайся в политику и не мешай Трепову».

Председатель. — Это было вскоре после назначения Трепова?

Мануйлов. — Несколько дней спустя после назначения Трепова. Тогда Распутин говорит: «Что же, я соглашаюсь, только я должен посоветоваться с одним близким человеком. Ты приезжай на завтра или на после. Я тебе тогда скажу, и деньги с собой вези. Если этот мой человечек мне скажет, я возьму». Он в тот же день был у царя (царь был здесь) и рассказал ему эту историю. Царь ему, конечно, сказал, чтобы он денег никаких не брал. Назавтра приехал Мосолов. Распутин говорит, что «человечек этот, царь Николай второй, он не велел мне».

Председатель. — Вы были при этой сцене или вам рассказывали?

Мануйлов. — Рассказывал мне Распутин. У него много народа сидело, так что, вероятно…

Председатель. — Вы не припомните, кто еще был?

Мануйлов. — Был Симанович. Тот самый, который у него бывал, потом несколько женщин, которых я не знаю. Так что, одним словом, он из этого не делал секрета. Я думаю, многие этот факт знают.

Председатель. — Скажите, что же, вы заметили работу Распутина против Трепова?

Мануйлов. — Я думаю, что да, несомненно.

Председатель. — Простите, это ваше предположение или вы знаете?

Мануйлов. — Нет, так, фактов у меня никаких нет.

Председатель. — Хотя бы и по рассказам Распутина?

Мануйлов. — Да. Безусловно. Он говорил царице, что нельзя держать Трепова, что он негож, что фамилия эта несчастливая. Это он мне сам рассказывал. Я помню. Теперь я хочу рассказать по поводу назначения Добровольского.

Председатель. — Пожалуйста.

Мануйлов. — Дело в том, что присутствие Макарова в министерстве юстиции было очень неприятно Распутину, и нужно сказать, что охлаждению со Штюрмером значительно способствовало назначение Макарова. Дело в том, что Макаров, когда был министром внутренних дел, в этот период времени, настоял на высылке Распутина из Петрограда, и Распутин, узнав о том, что снова назначен Макаров министром юстиции, рвал и метал.

Председатель. — Значит, Макаров был назначен министром юстиции без Распутина?

Мануйлов. — Без Распутина. Это сделал сам Штюрмер. Вообще Макаров имел большое влияние на Штюрмера в смысле политическом. Одним словом, присутствие Макарова в министерстве юстиции было очень неприятно Распутину, главным образом, из-за двух дел: из-за дела Сухомлинова и из-за дела Рубинштейна, которое перешло от военных властей в министерство юстиции. Поэтому было решено найти, как там говорили, своего министра юстиции.

Председатель. — Где говорили?

Мануйлов. — У Распутина.

Председатель. — Решено было кем? Может быть, и вы были там, так что можете сами свидетельствовать об этом?

Мануйлов. — Нет, нет. Одним словом, Распутин говорил, что нужно, чтобы министр юстиции был свой, что юстиция должна быть своя. Тогда Симанович стал говорить о том, что у него имеется подходящий на такое амплуа человек — Добровольский, при чем он говорил, что Добровольский такой человек, который пойдет на что угодно, лишь бы быть у власти, так как его денежные дела очень запутаны.

Председатель. — Откуда его знал Симанович?

Мануйлов. — Симанович лично знал и, кажется, учитывал ему векселя, — говорил, что учитывает векселя Добровольскому. Тогда произошло несколько свиданий между Добровольским и Распутиным; Распутин был у Добровольского, на Каменноостровском. Он сам мне рассказывал, что далеко ездил, на Каменноостровский. Он ему не особенно понравился. Произвел на него отрицательное впечатление, но Симанович всячески настаивал на том, что это та самая юстиция, которая нужна.

Председатель. — А что же Распутину не понравилось?

Мануйлов. — Физически, внешне он не понравился.

Председатель. — А как он говорил? Вы часто передаете его подлинные слова?

Мануйлов. — Говорил, что у него глаза мошеннические, что он не смотрит, не может смотреть прямо, вообще говорил, что это человек неважный. Но Рубинштейн настаивал, и тут шел вопрос о большом материальном вознаграждении: насколько я слышал, более ста тысяч Рубинштейн дал Распутину за свое освобождение и был освобожден. И тогда сделали так, что Добровольскому было устроено свидание с императрицей. Он был вызван то же самое, как я сказал, секретным образом, т.-е. по телефону. Дежурный камер-лакей вызвал его в Царское. Он поехал. Затем уже было все налажено к назначению Добровольского.

Председатель. — Это свидание состоялось между Добровольским и бывшей императрицей?

Мануйлов. — Да, состоялось. И не одно, а кажется два свидания подряд. Затем, когда я приехал к Распутину, он был ужасно встревожен и говорит: «Подумайте, какого рода дело! Симанович-то привел юстицию, хотел привести прямо заурядного мошенника». Он так и сказал, это — его подлинные слова.

Председатель. — Так он делал разницу между заурядным мошенником и незаурядным?

Мануйлов. — «Заурядный мошенник». Вот так он сказал. Я говорю, — в чем же дело? — «Да вот, у императрицы получены сведения, что Добровольский брал взятки, будучи в Сенате, и гроши брал, и много брал, сколько ни давали, все брал». Распутин так говорил.

Председатель. — Это еще до назначения было?

Мануйлов. — До назначения. И говорит опять: «Да, — говорит, — теперь все пропало, все пропало».

Председатель. — То-есть?

Мануйлов. — Т.-е. это назначение не может состояться, и Макаров остается, так как не было кандидатов. Был кандидат у государя в Ставке в то время, я забыл, сенатор… Трегубов. Тогда произошел, как я говорил, переполох по этому поводу.

Председатель. — Значит, этот человек, этот «заурядный мошенник», как выразился Распутин, еще не назначен, стало быть, можно его еще и не назначить?

Мануйлов. — Можно не назначить. Некоторое время спустя Распутин сказал: «Одним словом, о Добровольском и думать нечего». Затем, несколько дней спустя, он рассказывает, что Добровольского поддерживает великий князь Михаил Александрович, который выдвигает всячески его кандидатуру, и что те сведения, которые были у царицы, часть их не подтвердилась, но что во всяком случае он на себя никакой ответственности брать не хочет, и если пройдет Добровольский, пусть пройдет, а если нет — так и нет. И он был уже назначен после смерти, после убийства Распутина. Теперь, может быть, вы зададите вопросы?

Председатель. — А какие отношения у Добровольского были с Михаилом Александровичем? Почему Михаил Александрович поддерживал его кандидатуру?

Мануйлов. — Тогда он говорил о георгиевском комитете: в георгиевском комитете Добровольский — товарищ председателя.

Председатель. — Сегодня, давая показания по довольно существенным вопросам, вы высказались так, что, повидимому, вы отличаете существенное от несущественного. Что же еще осталось вам сказать из того, что вы знаете?

Мануйлов. — Так много вопросов. Я не знаю, что вас интересует.

Председатель. — Что вы знаете о действиях этих лиц? Вы о Штюрмере уже говорили; может быть, вы знаете что-нибудь об отношении к этим лицам Протопопова?

Мануйлов. — Вот я и хочу по поводу Протопопова. Дело в том, что Протопопов всячески искал сближения с Распутиным и бывал у одного господина по фамилии Книрша. Такой подозрительный господин, у которого бывали вечера. Я никогда не был на этих вечерах и всегда избегал этого Книршу. Там были большие пиры, пьянства, и там бывал Протопопов.