Симона Ру - Повседневная жизнь Парижа в Средние века Страница 18

Влиятельных парижских родов не так уж много, они образуют свою среду, в которую через посредство брака принимают новых членов, чаще всего буржуа и купцов из другого города. Их превосходство выражается в богатстве, которое сочетается с властными полномочиями эшевена или городского чиновника. Эти люди принимают деятельное участие в политических делах королевства, с ними советуются короли, прибегая к их административной и финансовой компетенции. Со времен Филиппа Августа мудрый король никогда не пренебрегал мнением этих разумных и осторожных людей, как сказано в преамбулах королевских ордонансов. Барбетты, Пье-д'Уа, Жансьены и другие именитые парижские семейства поставляют эшевенов, имеют родственников в Шатле или в парламенте. По сравнению с другими элитарными кругами крупная буржуазия неоднородна: с одной стороны, буржуа легко могут сделать прекрасную карьеру вне деловой сферы, ибо они очень близки к властным структурам Парижа, но в то же время им приходится идти на определенный риск, ибо опала, пусть даже временная, вроде той, что обрушилась на семью Дезэссаров, может поставить под угрозу весь род, политическая борьба способна на какое-то время превратить родственников в мятежников, что испытала на себе семья Этьена Марселя, а финансовые нужды государя — разорить неосторожных или чересчур нетерпеливых карьеристов.

В городе у именитых родов были дома, о которых упоминается в налоговых документах, например в податных книгах. Эти династии обосновались в конце XIII — начале XIV века на острове Сите, заняв дома евреев, изгнанных в 1182 году, и на правом берегу Сены, в приходе Сен-Жермен-л'Оксеруа, возле Рынка или Гревской площади. К особняку главы семьи или поблизости от него пристраивался дом сына, зятя или брата, так что один род главенствовал над целым кварталом.

На современном этапе исследований утверждается представление о том, что буржуазная элита не особо заботилась об архитектуре, по меньшей мере до середины XIV века, и буржуазный особняк был всего-навсего объединением двух-трех обычных домов. Первый этаж был отдан под хозяйственную деятельность: лавку и склад, а верхние этажи — два, максимум три — под жилые помещения; в одной-двух комнатах хозяин дома хранил свои бумаги, деньги и порой принимал гостей. В одной купчей крепости конца XIV века достаточно подробно описано одно такое жилище. Это два довольно больших дома (в документе упомянуты постройки, которые могут сдаваться внаем), вероятно, хорошего качества: с водостоками, трубами для слива грязной воды и уборной. При таких домах, расположенных в центре торговой части города, были только дворы: ни о каком саде или колодце речь не идет.

Дюжина человек, живущих под одной крышей, составляли домашний круг, в который входили родственники и постоянные слуги. Но власть этого круга простиралась и дальше. Он расширялся за счет прислуги и батраков, не столь тесно связанных с его ядром, захватывая также клиентов, служащих и ремесленников, работающих на главу рода, — это последняя граница его влияния. Вид дома главы семьи весьма неполно отражает его влияние в обществе. Но относительная скромность жилища наверняка обусловлена безразличием к показухе — дорогостоящей и бесполезной. Барбетты или Бурдоны не выставляли напоказ свое богатство и положение в обществе.

Похоже, что крупная буржуазия начала XV века была уже иной по своим пристрастиям и потребностям. Отношение богатых буржуа к красивым постройкам изменилось. По свидетельству Гильберта де Меца, это произошло уже в конце XIV века.

Автор оставил нам описание столицы, в котором, в частности, рассказывает о зданиях, вызвавших его восхищение, в том числе о красивых особняках, принадлежащих богатой парижской элите. Его свидетельство очень ценно. Гильберт останавливает наше внимание на королевском дворце, на различных красивых церквях, однако ограничивается лишь упоминанием особняков принцев крови (Бурбонский дворец, «вельми богатое и нарядное строение», дворцы Сен-Поль, где жили король и королева, Пти-Мюск, где проживал дофин, Сицилийский, Турнель, Артуа и дворец короля Наварры, Фландрский, Алансонский, Голландский, Монтегю, Турнэ, Клиссон и другие). Заметим, что Гильберт не описывает ни одной из этих королевских резиденций, а приводит лишь название, имя владельца и тех, кто в нем проживает. Добравшись до красивых домов именитых буржуа, он вдается в подробности и вводит нас в одно из таких жилищ, помещающееся на улице Прувер, — в дом мэтра Жака Дюси (Дюши или Души), который исполнял должность письмоводителя в Счетной палате.

Расположенный на месте трех домов, упоминавшихся еще в оброчном реестре парижской епархии от 1399 года, особняк, наверное, был выстроен в первые годы XV века и потому являлся предметом восхищения, поскольку представлял все самое лучшее, что только можно было увидеть в то время. Возникает даже подозрение, не выдумал ли Гильберт этот прекрасный дом, а может быть, сильно приукрасил его описание, но, как бы там ни было, он сообщает нам, каким был или должен был быть, по его мнению, красивый городской особняк.

Через высокие резные ворота мы сначала попадаем в большой двор, где разгуливают павлины и другие птицы. Затем нас проводят в комнаты — большие парадные залы. Первая украшена картинами, в другой собраны музыкальные инструменты, на которых Жак Дюси будто бы умел играть, — арфами, фисгармониями, виолами, лютнями и псалтерионами, в третьей зале расставлены столики для игры в шахматы, триктрак и шашки. В трех этих залах сконцентрирована мирская культура важного нотабля: образы и тексты, музыка и логические игры. Книги хранятся в часовне, которая служит библиотекой, напоминая о том, что всякая книжная культура прежде всего является религиозной; большие тяжелые фолианты в переплетах из дерева и слоновой кости или металла, богато украшенные, с металлическими застежками, лежат на специальных пюпитрах. В комнате, описанной далее и названной конторой (скорее всего, это рабочий кабинет нотабля), в особых резных шкафах хранятся драгоценные камни, пряности (сладостные ароматы, уточняет Гильберт) и меха — символ купеческого богатства. В остальных комнатах, названных спальнями, имеются кровати с пологом, украшенным золотой бахромой, и красивые ковры.

Гильберт де Мец становится необыкновенно красноречивым, добравшись до комнаты, в которой Жак Дюси хранил оружие: большие арбалеты, украшенные искусной резьбой, луки, пики, кинжалы, топорики, короткие мечи, кольчуги, щиты разной формы, а также доспехи, флаги и знамена. Здесь целый арсенал оборонительного и наступательного оружия, военное и парадное снаряжение, что подчеркивает боеспособность хозяина дома в случае, если ему придется участвовать в обороне города.

В заключение де Мец возвращается к более мирным и приятным занятиям обитателей дома. Верхняя часть особняка (сколько в нем было этажей? Наверное, больше двух, поскольку, как сообщает автор, в эту комнату тяжело подниматься по лестнице) занята большой квадратной комнатой, четыре окна которой выходят на четыре стороны света. Таким образом, можно обозревать панораму города и пировать, наслаждаясь красивым видом, поскольку яства туда поднимают на специальном подъемнике, благодаря сложной системе блоков. С верхнего этажа дома можно любоваться городом, а с улицы — домом, его башенками и крышей, украшенной золочеными статуями. Слуги хозяина дома, просвещенного человека, обладающего хорошим вкусом, были ему под стать: вышколенные, учтивые и любезные. Гильберт, возвращаясь в своем описании к особняку, повествует о плотнике, нанятом на постоянную службу для поддержания построек в порядке{11}. После такого эмблематического описания богатства и образованности крупных буржуа, слуг короля, он завершает свой рассказ указанием на существование многих других подобных домов, принадлежащих богатым и могущественным особам.

Этот мир богатых буржуа обладает достаточным влиянием, чтобы его признавало парижское общество. По крайней мере, в XIII и в первой половине XIV века к дворянству не стремились, короли в своей благосклонности ставили богатых буржуа достаточно высоко, чтобы те считали себя равными по рангу дворянам, которые тоже служили государям. Парижские нотабли как социальная группа приобрели, таким образом, некую автономию в социальной иерархии, благодаря которой далеко не всегда стояли позади дворянства.

Однако сословное общество порождает прочную идеологию, принижающую недворян, в том числе и богатых. Даже крупная парижская буржуазия не может служить исключением из правила. Это находит отражение в образе жизни, скопированном с дворянского: буржуа тоже ставят свой дом на широкую ногу, стремятся к роскоши в одежде и украшениях, выставляют богатство напоказ и даже в развлечениях подражают дворянам. Отсюда — ристалища{12}, любовь к куртуазной поэзии и роскошным празднествам, в том числе семейным, привычка широко тратить деньги, что было на руку поставщикам и соседям. Еще в большей степени, чем дворяне, эти влиятельные люди жаждут знаний и любят чтение, о чем говорит описание особняка Жака Дюси. Для них получение ученой степени, необходимой для удачной карьеры — часть семейной стратегии, цель которой — развитие и процветание рода.