Виктор Баныкин - Рассказы о Чапаеве Страница 18

Сборы были недолги. Лодку я вытащил на берег, а вёсла, пальто и рюкзак с посудой спрятал в обмытом росой тальнике, засыпал сверху песком.

Дороги я не знал и пошёл наугад. За небольшой рощей тянулись озёра. Тут мне встретился рыбак с удочками, он и указал дорогу в Сутыри.

Скоро начался сосновый бор, тянувшийся отлого в гору. Лес уже проснулся и жил по-своему радостно и беззаботно. Пели соловьи, куковала кукушка, мягкими переливами звучал голос иволги.

Над кустами цветущей акации, жёлтые цветочки которой были похожи на язычки зажжённых свеч, летали пчёлы и мохнатые шершни.

По обочинам дороги стояли зелёные папоротники. Тут же начинались и далеко в глубь леса уходили большие лужайки земляники.

Лес кончился неожиданно. В нескольких шагах от опушки начинался крутой песчаный обрыв.

Внизу сверкала вышедшая из берегов стремительная, властная Ветлуга.

Я долго сидел на обрыве, свесив ноги вниз, и всё любовался рекой. Она кипела, бурлила, обласканная молодым солнцем.

В полуверсте от того места, где я сидел, раскинулась на песках деревня Сутыри. В деревне в этот день был базар. С площади доносился шум, свойственный, должно быть, всем рынкам и ярмаркам.

Я бесцельно бродил по базару, равнодушно толкаясь среди спешащего народа, как вдруг моё внимание привлекла толпа крестьян, сгрудившихся у низкорослой, сучковатой сосны. В кругу кто-то пел весёлую украинскую песню.

Я пробрался в круг. Под сосной сидел широкоплечий, в вышитой рубахе старик. В волосатых руках он держал бандуру, смотрел прямо перед собой удивлённо чистыми голубыми глазами и пел, перебирая струны.

Лучи солнца омывали лицо старика - странно белое, с высоким морщинистым лбом, на который спадали короткие, в кружок подстриженные волосы. Он редко мигал веками с густыми ресницами и не щурился от солнца, заглядывающего ему в глаза. Я догадался, что бандурист слепой.

Старик замолчал. А струны чуть слышно пели, но он провёл по ним ладонью, и они смолкли.

На Урале камыш шумит,

глухо возвестил старик, и послушные струны под быстрыми пальцами зашумели рокочуще.

Берег глинистый там высок,

Город Лбищев в Урал глядит.

Я слышал шуршание камыша, бульканье пенистой воды, и мне представился Урал сердитым в ненастную, пасмурную погоду.

Некоторое время струны пели тихо и грустно. Но вот они заговорили явственнее, тревожнее. Бандурист произнёс убеждающе:

Ничего не видно в воде

Волны катят, волна за волной.

Снова запели струны, и до слушателей донеслись всплески катившихся по Уралу волн.

Тучи хмурые смотрят вниз,

Где Чапаев погиб молодой.

Пальцы проворно забегали по струнам. Словно в золотые трубы и серебряные литавры заиграли торжественный гимн:

Слава в мире о нём идёт,

Народ песни о нём поёт!

Рядом со мной стояла русоволосая девушка с комсомольским значком на батистовой кофточке. Она слушала внимательно, устремив на бандуриста свои светлые большие глаза.

У героя могила - река,

Песок кости его хранит.

Берег глинистый там высок,

Город Лбищев в Урал глядит.

Старик негромко играл на послушной бандуре и повествовал:

И героями мы богаты:

У Чапаева много сынов.

...Поставив между ног бандуру, старик что-то тихо сказал седой старушке, сидящей рядом с ним. Та улыбнулась, достала из-за спины кошёлку, нагнулась к ней.

Люди смотрели на старика и молчали, не двигаясь с места, словно ожидали новой песни.

Вперёд протиснулся пожилой коренастый колхозник в новой сатиновой рубахе и хромовых скрипучих сапогах.

- Держи, старче, - проговорил он, извлекая из кармана деньги.

Бандурист проворно убрал руки к животу, к плетёному поясу, нетуго обхватывавшему его талию, и вежливо сказал:

- Мы ведь не нищие, не берём. Спасибо.

Колхозник хлопнул ладонями по бёдрам и с искренним недоумением спросил:

- Чем же прикажешь отблагодарить тебя?.. Анютка! - позвал он дочь, видимо что-то надумав и добродушно, широко улыбаясь. - Беги к возу и возьми у матери курицу. Да смотри самую крупную выбери. Живо!

Русоволосая девушка в батистовой кофточке проворно стала выбираться из толпы.

И тут все заговорили разом, расхваливая бандуриста. Высокая, сухощавая старуха, всхлипывая, рассказывала о своей молоденькой дочке, санитарке красноармейского полка, зарубленной колчаковцами в девятнадцатом году в Сибири.

Я присел на бревно рядом с бандуристом и спросил, откуда он.

- С Украины мы. У меня в Харькове сын работает на заводе, где трактора делают. А другой сынок у Чапаева служил. Его под Уфой убили...

Старуха подала бандуристу эмалированную кружку с молоком и ломоть калача. Завтракая, он продолжал:

- Такой обет я дал: до конца жизни в песнях возвышенных героев прославлять.

Он помолчал и, повернув в мою сторону лицо, просиявшее тихой, доброй улыбкой, ласково промолвил:

- Хороший у нас народ, гражданин товарищ. Песни любит страсть как! Так бы и пел и пел бы всё!

СКАЗКА

Опустился синий ласковый вечер, и в селе стало тихо. В летнюю пору в деревнях редко где зажигают огонь: взрослые ночуют на полевых станах, а детишки да старухи ложатся рано. Лишь в сельсовете да в правлении колхоза ярко светились окна.

Я только что вернулся с поля и, не заходя на квартиру, направился разыскивать скотный двор колхоза. Навстречу шёл бойкий вихрастый парнишка. Он вызвался проводить меня до скотного двора.

- А тебе кого там надо? - спросил он, ежеминутно поправляя спадавшие широкие и длинные, до пят, штаны. - Может, конюха Бузаева?

Я подтвердил, что иду к Бузаеву. Мальчишка хлопнул в ладоши и весело проговорил:

- Я так и знал! Бузаев-то мне дед! Да! Он у Чапаева служил. Пушками заведовал и сам стрелял. Не веришь?

Паренёк строго посмотрел на меня. Я взял его за плечо и сказал:

- Конечно, верю. Давай познакомимся. Как тебя зовут?

Мой новый приятель сразу смягчился и охотно ответил:

- Колькой!

А через минуту он уже задушевно выкладывал мне свои сокровенные мысли:

- Кончу десятилетку - в артиллерийскую школу пойду учиться. На командира выучусь, всеми пушками буду командовать, какие ни есть в армии. Как Чапаев!

По секрету Колька сообщил, что дедушка его знает интересную сказку про Чапаева, которую рассказывает очень редко и не всем.

Впотьмах подошли к скотному двору. За изгородью ржали и пофыркивали жеребята. Из растворенной двери конюшни светил бледный огонёк фонаря.

Колька громко позвал дедушку.

Фёдор Борисович подошёл неторопливым, твёрдым шагом.

Поздоровались. Я объяснил, зачем пришёл. Колька принёс "летучую мышь", и мы втроём уселись на завалинке.

Фёдор Борисович выглядел молодо. У него были быстрые, весёлые глаза и густая, мало поседевшая борода. Говорил он живо, образно, с врождённым юмором.

Записав его воспоминания о Чапаеве, я попросил рассказать сказку. Бузаев долго отказывался. Вступившийся за меня Колька тоже стал просить деда.

Наконец тот сдался.

- Ну, слушай, - улыбаясь, молвил Фёдор Борисович. - Да смотри всё запиши так, как говорить стану.

И он рассказал сказку про Чапаева.

* * *

И совсем не утонул Чапай в реке Урале, выдумка это. Урал он переплыл, не напрасно его хорошим пловцом считали, а белоказаки погоню за ним устроили.

Ловкий был Чапай!

Беляки за ним на конях, а он от них бегом да бегом по лесу. Пули свистели над его головой - он только нагибался, приседал да и снова летел вперёд.

Совсем было догнали Чапая. Да схитрил он. Спрятался в медвежью берлогу и сидит там. Белоказаки проскакали рядом - не заметили его, думали: вперёд убежал. А Чапай вылез из берлоги - и в сторону по спрятанной в кустарнике тропинке. Лес дремучий, и долго ли шагал Чапай, трудно сказать... Только когда он очутился на опушке, солнышко собиралось за край степи опускаться.

Огляделся Чапай и видит - вправо кибитка стоит, а по степи лошади пасутся. Пошёл он туда.

- Кто хозяин? - спрашивает.

Никто не отвечает. И кругом тишина. Слышно даже, как трава звенит и жаворонки в небе перекликаются.

Чапай опять спрашивает:

- Кто тут хозяин? Выходи!

Зашуршало что-то в кибитке, и вот из неё выполз дряхлый старик казах.

- Что, - говорит, - тебе надо, удал молодец?

Ему-то Чапай и рассказал, кто он такой.

- Я, - говорит, - Чапаев Василий Иванович, против белых борюсь, за свободную жизнь для трудового народа.

- Слышал, слышал про тебя, - говорит старик. - Большой ты герой, вся земля тебя знает. Все бедные люди тебя любят - и русские, и казахи, и татары, и чуваши.

Нагнулся вдруг старик, приложил ухо к земле и слушает. Лицо его стало беспокойным.

- Да-а, - говорит, - погоня за тобой несётся, и близкая.

Старик принёс из кибитки кусок сыра и кувшин кумыса:

- Пей, ешь, а дальше видно будет, что делать.

Закусил Чапай, вытер усы и ждёт, что старик дальше скажет. А старик опять прилёг, ухо к земле. Послушал: