Сабля Багыра. Вооружение и военное искусство средневековых кыргызов - Юлий Сергеевич Худяков Страница 18

оружия. На войне кыргызы «употребляют лук и стрелы и знамена»[84], В начале боя стреляют из луков, в решающей фазе атакуют пиками со знаменами на древках. Атака конных копейщиков предопределяла исход боя. Если же враг продолжал ожесточенно сопротивляться, то бой шел врукопашную. Воины рубили врагов мечами, палашами, саблями, боевыми топорами[85]. Если противник не выдерживал, бросался в бегство, теряя оружие и доспехи, его преследовали, нанося страшные потери, до полного разгрома.

Кыргызы умели вести оборону, осаду и штурм крепостей. Под ударами кыргызских войск пала и рассыпалась система уйгурских крепостей в Туве, была взята цитадель уйгурской столицы с мощными стенами, башнями и бастионами.

Кыргызские войска могли совершать далекие походы, преодолевать многие сотни километров на пути к намеченной цели. Кроме верховых и вьючных лошадей они использовали верблюдов и арбы. Такие повозки, составленные в круг, представляли собой укрепленный лагерь-курень.

Войны велись кыргызами с большим ожесточением. Они были очень воинственны и жестоки. Уйгурская столица, большой город, была во время штурма разрушена и сожжена, разбиты памятники и мельничные жернова, разгромлена округа. Эти меры должны были запугать и подавить противника. Военное искусство кыргызов в эпоху великодержавна достигло наивысших успехов. Этот период был временем наибольшего расцвета оружейного производства. Вооружение кыргызских воинов отличалось значительным разнообразием форм в сочетании с высокой эффективностью. Наиболее разнообразными были кыргызские бронебойные наконечники стрел.

Высокоэффективное оружие наряду с боевой выучкой и умением полководцев принесли победы кыргызам в войне с уйгурами.

Воины и дипломаты

На протяжении многих веков кыргызы были втянуты в водоворот мировых событий, активно боролись за гегемонию в Центральной Азии, воевали со многими кочевыми государствами, имели с ними продолжительные дипломатические, торговые и культурные связи. Особое значение в мировой политике того времени имели контакты с могущественным государством, Китайской империей, возглавлявшейся династией Великой Тан. От признания и поддержки танских императоров зависело направление внешней и военной политики многих государств.

Танский императорский двор активно вмешивался в отношения между кочевниками, натравливал одно племя на другое, разжигал вражду между ними. Эта политика получила в китайской дипломатии специальное название: «руками варваров побивать других варваров». «Варварами»— дикими, недоразвитыми, низшими существами — китайцы называли все народы, кроме самих себя.

Однако в контактах с империей Тан нуждались и сами кочевники. Установление с Китаем прочных договорных отношений было заветной целью многих кочевых правителей, начиная с хуннских шаньюев. По заключенным между китайцами и кочевниками «договорам мира и родства» китайские императоры должны были выдавать замуж за кочевых вождей своих дочерей и тем самым заключать династийные союзы, посылать подарки, оказывать военную помощь.

Одной из основных целей внешней политики кыргызских каганов после разгрома Уйгурского каганата и подчинения всех кочевых племен Центральной Азии было установление договорных отношений с китайской империей Тан, стремление добиться от правящей в Китае династии Тан признания законности своей власти над кочевыми племенами Центральной Азии. В этом направлении в середине IX века кыргызам удалось добиться немалых успехов. Разгромив уйгурское войско под стенами уйгурской столицы Орду-Балыка, убив уйгурского кагана, захватив и разрушив сам город, кыргызы взяли в плен супругу уйгурского кагана, китайскую принцессу Тайхэ. Кыргызский каган не стал по обыкновению того времени брать ее себе в наложницы, а отправил с почетным военным эскортом на родину, надеясь установить договорные отношения с империей Тан, обеспечив невмешательство в войну между кыргызами и уйгурами. Хотя уйгурам удалось перехватить это посольство, отношения между империей Тан и Кыргызским каганатом были установлены.

Китайский императорский двор попытался использовать вражду между кыргызами и уйгурами в своих интересах. В архиве китайского канцлера Ли Дэюя сохранились письма кыргызскому кагану, в которых он призывал кыргызского правителя уничтожить уйгуров, «вырвать их с корнем». В своих посланиях китайский император, ссылаясь на китайскую летописную традицию, подчеркивал давнее родство правящего в Китае императорского дома Тан и правящего в Кыргызском каганате каганского рода, который по легенде восходил к китайскому полководцу Ли Лину, плененному хуннами в I веке до нашей эры[86].

Впрочем, при Танском императорском дворе среди высших сановников существовали и противники сближения с кыргызами. Летописи сохранили свидетельства того, что некоторые чиновники выступали против политики признания кыргызского кагана, считая, что задача китайской внешней политики должна заключаться в натравливании кочевых народов друг против друга, чтобы «руками варваров побивать других варваров»[87].

Следы интенсивных дипломатических, торговых и культурных контактов между империей Тан и Кыргызским каганатом сохранились не только в китайских письменных источниках. В памятниках археологических культур Минусинской котловины со II века до нашей эры встречаются китайские зеркала и монеты, однако на эпоху кыргызского великодержавия приходится настоящий всплеск притока импортных предметов китайского производства, количество которых возросло в этот период во много раз. Помимо шелковых тканей, зеркал и монет, из империи Тан завозились чугунные отвалы лемехов плугов и другие вещи. Танских монет было завезено так много, что они, вероятно, использовались в кыргызском государстве в качестве денег. На одной из монет нанесена кыргызская руническая надпись — «одна расходная монета»[88].

Уникальная находка, свидетельствующая о высоком уровне дипломатических контактов между империей Тан и Кыргызским каганатом в IX веке, была обнаружена в селе Райково, в 35 км от Абакана. Во время сельскохозяйственных работ на картофельном поле были найдены обломки пяти мраморных табличек с иероглифическими надписями. Поначалу эти таблички, переданные на хранение в Хакасский краеведческий музей, не привлекли к себе должного внимания, поскольку предметы из полированного мрамора с четко вырезанными иероглифами выглядели очень современно. Предполагалось, что эти вещи могли принадлежать японским военнопленным — у села Райково после войны находился концлагерь для военнопленных японцев.

Только в 1994 году, спустя несколько лет после того, как находки поступили в музей, известный хакасский ученый-этнограф, профессор В. Я. Бутанаев предложил японскому археологу Тэцу Мацумото определить назначение этих табличек и перевести надписи. Результат оказался настоящей сенсацией. В надписи на одной из табличек значился «седьмой год эры Хиантон Великой династии Тан», соответствующий 866 году нашей эры. Содержание надписей представляло известные трудности для перевода, и работа над ним затянулась на несколько лет. Поначалу Т. Мацумото считал, что таблички должны содержать единый связный текст, поскольку в них имелись отверстия для соединения