Сьюзен Бауэр - История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима Страница 19

Все складывается очень хорошо для шумеров. Похоронные стенания, которые заканчивают поэму, являются частью истории древнейших дней. Они не включены в копию Ашшурбанапала — очевидно, ассирийцы находили такой финал не слишком подходящим для истории о поиске бессмертия. Но стенания облекают тревоги шумеров по поводу царской власти в ряд строчек, приближающих ее более решительно, чем что-либо еще.

Дана тебе царская власть была,а вечная жизнь — не твоя судьба.Право имел ты держать, давать волю,высшую власть над людьми ты имел,победу в битве тебе даровали.Но не используй ту власть во зло —Будь справедлив к своим слугам дворцовым.Царь сложил с себя обязательства,когда отправился в горы далекие,чтобы уже никогда не вернуться.Враг, ни рук, ни ног не имеющий,не пьющий воды, не вкушающий мяса,враг тяжело на него навалился.‹52›

В Шумере Гильгамеша стали считать богом поразительно быстро после его смерти. Но его превращение в бога, очевидно, заработанное его огромными усилиями на благо своего города (в конце концов, это было функцией и царя, и бога — защищать города, превращать их в процветающие) ограничено смертью. Подобно Бальдуру в гораздо более поздней норвежской мифологии, Гильгамеш стал божеством — но это никак не соответствует бессмертию.

Именно безмерная энергичность Гильгамеша сделала его смерть еще более существенной. Даже если бы он оставался плохим правителем, его власть все равно пришла бы к концу. Даже самый сильный царь Шумера умирает. «Враг без рук и ног» ограничивает ту пугающую власть, которая может служить на пользу или во вред своему народу. В первой в мире эпической поэме, как и в самом Шумере, царь Гильгамеш или наносил поражение, или отодвигал в сторону, или уговаривал красноречием, но так или иначе убирал со своего пути все препятствия — кроме последнего.

Глава одиннадцатая

Первая победа над смертью

снова в Египте, где фараоны Третьей династии начали создавать собственную версию героического поиска победы над смертью.

В период относительного мира фараон древней Третьей династии Джосер совершил экспедицию к медным и бирюзовым рудникам Синая.[47] Египетская бюрократия начала формироваться в устоявшуюся структуру; Египет разделили на провинции, каждой из которых управлял наместник, отчитывавшийся перед фараоном. Джосер внес свой вклад в построение империи, отодвинув южную границу Египта до самого Первого порога. Согласно более поздней традиции, запечатленной в надписи в Асуане, он посвятил часть этой вновь завоеванной земли местному божеству Хнуму[48] в благодарность за окончание семилетнего голода.‹53› «Семь лет» может быть лишь традиционным эвфемизмом для «очень долго»; но в любом случае был проделан длинный путь от существовавшего ранее царского статуса, так как уменьшившиеся разливы Нила создали новым фараонам трудности при утверждении в народе своей божественной власти.

Ко времени Джосера роль фараона как воплощения стабильности закостенела в ритуале. На одном из рельефов есть изображение Джосера, принимающего участие в юбилейных празднествах хеб-сед, когда царь совершал церемониальный забег вокруг стадиона. Считалось, что он обязан выиграть это физическое состязание, так как некоторым образом его личная сила связывалась с состоянием всей страны. Победа в беге хеб-сед вновь подтверждала мощь фараона, необходимую для защиты Египта и обеспечении непрерывного регулярного подъема и спада вод Нила.

Тот факт, что египтяне вообще ощущали необходимость в регулярном повторении праздника, позволяет предположить о возникновении определенного страха, что сила фараона может исчезнуть, если ее не подкреплять ритуально. Фараона, без сомнения, все еще обожествляли — но борьба первых двух династий сделала его человеческую суть очень уж очевидной. Когда идея божественности начала постепенно терять свою первичную силу, ее начали окружать ритуалами и некой структурой, поддерживающей впечатление сакральности — чего не требовалось ранее. В этом случае харизматическое обоснование лидерства уступило место обряду и системе наследования. Демонстрация сверхъестественной силы облачалась в форму празднества; смертная суть фараона прикрывалась от взглядов проявлением народной воли.

Когда Джосер умер, он не был похоронен на традиционном кладбище в Абидосе. К этому времени он уже построил собственную гробницу на севере, в Саккаре. Он также отверг традиционный грязевый кирпич гробниц Второй династии. Его гробница будет каменной и сохранится навеки, потому что она не просто место отправки его духа в путь в другой мир. Она станет местом, где фараон все еще жив.

Вокруг гробницы Джосера расположился целый город для его души. Проход хеб-сет уходил на юг, чтобы царь мог продолжать свой восстанавливающий силы бег. Вокруг комплекса гробницы каменные постройки образовывали традиционные египетские строения: стены из камня, вырезанного так, чтобы выглядеть как тростниковые циновки; каменные колонны в форме связок тростника; даже деревянный забор с приоткрытыми воротами был вырезан из камня. Такие тростник и дерево не распадутся; они останутся на земле навечно. И так же сохранится душа фараона. В маленькой камере, называемой сердаб, лицом на восток сидит статуя фараона в натуральную величину, она завернута в белый плащ из известняка. Стена сердаба имела два отверстия для глаз, пронизывающих всю толщу камня, чтобы статуя могла видеть восход солнца. Под отверстиями для глаз находился алтарь, где священники оставляли пищу; дух Джосера мог наслаждаться хотя бы ее ароматами.

Уйдя в далекое царство Осириса (с принесенными в жертву слугами или без них), фараон все еще во многом присутствовал на этой земле: пользовался строениями, питался приношениями, восстанавливал силы для себя и для Египта на стадионе хеб-сед. Не было больше нужды в человеческих жертвоприношениях для его комфорта. Фараона в его городе мертвых вполне могли обслуживать живые.

В центре города мертвых, возведенная над самой гробницей, появилась первая египетская пирамида — ступенчатая пирамида Джосера. Шесть ярусов каменных блоков поднялись уступами на высоту около двухсот футов. Под пирамидой несколько шахт уходили вниз до саркофагов царской семьи, захороненных на самом нижнем уровне.

Вероятно, это странное сооружение придумал и спроектировал визирь Джосера, Имхотеп, а потом он же руководил строительством. Мането рассказывает нам, что Имхотеп был первым человеком в истории, придумавшим строить здания из обтесанного камня. Мы точно не знаем, что подвигло Имхотепа изобрести этот новый тип гробницы, хотя некоторые археологи предполагают, что форма ступенчатой пирамиды — это просто дальнейшее развитие более ранних форм египетских гробниц. Могилы в Абидосе были прикрыты крышками с каменным бордюром и уложенным сверху квадратом из камня, такие сооружения назывались мастаба. Ступенчатая пирамида по существу является огромной мастабой с пятью меньшими по размеру мастабами, поставленными сверху. Предполагается, что Имхотеп задумал сделать огромную гробницу-мастаба центром погребального комплекса Джосера, а затем начал устанавливать другие мастабы на верхушке первой.

Но нет причин, побудивших его складывать мастабы. Поэтому более вероятно, что Имхотеп позаимствовал форму ступенчатой пирамиды у шумеров, которые использовали такую архитектурную конструкцию при строительстве культовых храмов; называлась она зиккурат. С развитием торговых сообщений и увеличением числа караванных путей египтяне, несомненно, могли ознакомиться с этими храмами, врезающимися в небо Шумера.

Функция шумерских зиккуратов не совсем ясна. Они могли возникнуть по необходимости. В самых святых местах Шумера, таких, как древний город Эриду, ветшавшие со временем храмы разрушали и церемониально укрывали слоем утрамбованной земли и глины. Затем сверху строился новый храм. Повторенная несколько раз, эта процедура образовывала серию платформ, похожих на ступени, где каждый новый слой армировался каменной кладкой, чтобы удерживать землю от осыпания. Возможно, что за несколько веков ступенчатая конструкция сама по себе стала общепринятой формой священных зданий: вдобавок на вершине такого зиккурата шумерские жрецы могли проводить неясные для смертных, но близкие небу ритуалы.[49] Вершины зиккуратов могли быть посвящены богам, стать тем местом на земле, куда те могут поставить ногу.[50]