Олег Вите - Творческое наследие Б.Ф. Поршнева и его современное значение Страница 19

Проявление этого глубинного антагонизма на поверхности в виде открытого противостояния — вещь вообще довольно редкая:

«Такими, то есть внешними, отношения антагонистических классов становятся только в короткие моменты революций, великих народных восстаний. Но в эти моменты, в сущности, прерывается общественное производство».[167]

Внешнее «затишье» как проявление внутреннего напряжения

Наиболее важным, с точки зрения Поршнева, является как раз анализ классового антагонизма в те длительные периоды, когда оно не прорывается на поверхность в виде открытого противостояния, «прерывающего общественное производство»:

«В высшей степени наивно думать, что периоды затишья во внутренней жизни феодального общества говорят об исчезновении на это время классового антагонизма. Нет, застойность феодализма — это не сон масс, не отсутствие сил и стимулов для борьбы, а борьба, обузданная противоборством, „действие, равное противодействию“. Иными словами, за этой застойностью скрывается огромное напряжение, внутренне характеризующее феодальный мир, хотя и редко выступающее на поверхность. Именно анализ этого внутреннего напряжения и открывает научный путь к объяснению всего конкретного содержания средневековой истории».[168]

В соответствии со сказанным в предыдущих разделах эта «напряженность» имеет под собой вполне определенную нейрофизиологическую основу, пронизывающую все без исключения проявления человеческой «социальности», восходящую в конечном счете, как показал Поршнев, к хорошо известной физиологам «сшибке» возбуждения и торможения.

Единственным надежным признаком того, что «силы и стимулы для борьбы» действительно начинают иссякать, следует признать, как уже говорилось выше, отчетливое проявление попятных тенденций в развитии общества. Напротив, Поршнев специально подчеркивает, что открытое столкновение борющихся классов — это скорее признак нарушения нормального хода классовой борьбы, чем признак ее присутствия в обществе:

«Вопрос об основном классовом антагонизме феодального общества отнюдь не сводится к вопросу о вспыхивающих иногда крестьянских восстаниях; более того, сами восстания, очевидно, могли вспыхивать только тогда, когда надстройка — преимущественно политическая и религиозная надстройка — отставала в своем непрерывно требовавшемся обновлении и не вполне справлялась со своей функцией».[169]

Таким образом, поршневская теория классовой борьбы в качестве своего предмета имеет не столько видимые проявления открытых классовых конфликтов, сколько «борьбу, обузданную противоборством», и ее влияние на общественную жизнь.

Классовая борьба — решающее препятствие возможному регрессу

Поршнев подчеркивает, что решающим условием не только поступательного развития человечества, но даже сохранения достигнутого уровня этого развития является классовая борьба — известное динамическое равновесие асимметричной двухполюсной системы противоположно направленных сил.

Поршнев так характеризует реальное значение крестьянского сопротивления феодальной эксплуатации:

«Феодализм невозможно себе представить ни при отсутствии крестьянского сопротивления, ни при победе крестьянского сопротивления. Полная победа крестьянского восстания означала бы гибель феодализма, так как господствующий класс уже не получал бы прибавочного продукта крестьян.

Полное бессилие крестьянского сопротивления означало бы тоже гибель феодализма, так как крестьяне не могли бы в случае необходимости отстаивать свои хозяйства — устои феодальной экономики — от экспроприации».[170]

Аналогичным образом излагает Поршнев «диалектику» взаимодействия борющихся классов при капитализме:

«Они не только противоположны друг другу, но и неразрывно взаимосвязаны, и каждый поэтому, в конце концов, принужден отразить в своем поведении воздействие своего антагониста.

[…] Стремление пролетариев — сбросить с себя эксплуатацию. Однако это оказывается невозможным. Стремление капиталистов — эксплуатировать рабочих самым безудержным, самым неограниченным образом. […] Но и низвести рабочих до положения рабов или крепостных, несмотря на такого рода удачи капиталистов в отдельных отраслях производства, оказывается, в конце концов, невозможным. Неосуществимость и того, и другого стремления определяется, в конечном счете, уровнем производительных сил. […] Однако производительные силы возвещают эти пределы каждому классу через противоположный класс».[171]

Здесь следует упредить возможные ожидания по поводу дальнейшего изложения: вопрос о социалистической революции, как и связанные с ней вопросы об оценке тех сдвигов, которые происходили в мире в течение XX в., с точки зрения формационной концепции, в рамках настоящего обзора не будут затрагиваться вовсе. Обсуждение этих вопросов потребовало бы слишком далеко выйти за рамки одного лишь поршневского наследия.

3. Классовая борьба и развитие общества

Наиболее подробно Поршнев исследовал классовую борьбу при феодализме.

Большая часть излагаемого ниже относится именно к этой «срединной формации».

Условно весь материал разделим на две части — формы классовой борьбы и ее результаты.

Формы (этапы) сопротивления трудящихся эксплуатации

Прежде всего, Поршнев различает экономическую (скрытую) и открытую (то есть фактически политическую) борьбу:

«В распоряжении крестьянства было два пути сопротивления. С одной стороны, так или иначе уменьшать (или уничтожать) феодальную эксплуатацию, препятствовать ее росту, сокращать ее абсолютный размер. С другой стороны, так или иначе увеличивать доходность крестьянского хозяйства и тем уменьшать относительный размер той части дохода, которая отнимается эксплуататором.

[…] Один путь — это открытая борьба крестьян против феодалов, другой — экономическая борьба. Оба пути использовались средневековым крестьянством.»[172] «Экономическая борьба, если она была успешна, стояла в обратном отношении к развитию открытой борьбы. Но и ее исторические последствия все же были огромны».[173]

Возможности экономической борьбы крестьянства — феномен, специфичный именно для феодализма. Это связано с отмеченными в предыдущем разделе особенностями принуждения к труду при феодализме. В отличие от капитализма, где рабочий, улучшая производительность труда в интересах улучшения своего материального положения, автоматически улучшает и материальное положение капиталиста, при феодализме работа крестьянина с целью улучшения своего положения феодалу не дает ровным счетом ничего. Более того, она прямо враждебна ему, ибо изменяет соотношение необходимого и прибавочного продукта в пользу крестьянина.

В условиях феодализма Поршнев выделяет три основные формы открытого крестьянского сопротивления:

«Частичное сопротивление: индивидуальный или коллективный отказ от выполнения того или иного требования, предписания, закона; нарушение какого-либо запрещения; спор с сеньором по поводу отдельных прав и обязанностей.

Уход или бегство, то есть сопротивление уже не отдельным требованиям сеньора, а полный разрыв с сеньором, поиски лучших условий в другом месте […].

Восстание, то есть применение коллективного насилия для уничтожения существующих условий эксплуатации».[174]

Нетрудно видеть генетическую связь «уходов» с одной из низших форм контрсуггестии, о которой говорилось выше в предыдущих разделах.

Первые две формы являются низшими по отношению к восстанию и в целом исторически предшествовали последнему:

«Конечно, указанные три формы в конкретной истории переплетались друг с другом, их нельзя представить как три обособленные периода, но все же в каждый данный момент феодальной истории доминирующая роль принадлежала одной из трех форм, и в самом широком смысле они представляют не только логическую, но и историческую последовательность».[175]

Не останавливаясь подробно на поршневском анализе развития и связи всех трех форм сопротивления, отмечу, что, в целом, он выделяет следующие эпохи доминирования каждой из форм в феодальной Европе: до IX в. доминировало частичное сопротивление; «IX–XIII вв. можно назвать эпохой крестьянских уходов»;[176] затем начинается эпоха восстаний:

«С XIV в. для Западной Европы начинается уже подлинная эпоха крестьянских восстаний. Для России же она начинается только со второй половины XVI в. — именно потому, что здесь возможности ухода были неизмеримо больше и эксплуатация в связи с этим возрастала медленнее».[177]