Геннадий Коваленко - Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века Страница 19

Письменные свидетельства о Новгороде, наполненные живописными деталями, дополняет сделанный им рисунок города со стороны Николо-Лятского монастыря, по которому впоследствии была сделана гравюра к французскому изданию А. Олеария 1719 года. Это самая большая из всех, созданных в XVII веке панорама Новгорода длиной около двух метров.

Первый план занимает изображение реки, растительности и людей в кафтанах и отороченных мехом шапках. Панорама города разворачивается на заднем плане. Городское пространство уплотнено как ряды декораций, одна за другой напластовываются постройки, не лишенные, однако, узнаваемых черт. В верхней части листа помещена лента с названием города и пояснением на французском языке: «Новгород — город Московии, столица одноименного княжества».

На гравюре детально показаны деревянные и каменные укрепления города, обозначены «тайничный городок» и часы на Пречистенской башне. На Торговой стороне нарисована неизвестная по другим источникам воротная каменная башня с навесным зубчатым боем. И все-таки, как отметил А.Н. Кирпичников, рисунок Витсена не путеводитель по городу, а его оригинальная художественная интерпретация, на которой можно увидеть и зашифрованные обозначения, и достоверные детали, и вполне реалистические архитектурные комплексы.

Ценность сочинения Витсена заключается в том, что оно представляет собой не историко-публицистическое произведение, предназначенное для печати и написанное уже после поездки, а путевые заметки, для печати, по всей вероятности, не предназначавшиеся и впервые опубликованные через 300 лет. Его восприятие Новгорода носит личностный, а не официозный характер.

То же самое можно сказать о путевом дневнике шведского ученого-лингвиста, путешественника Юхана Габриеля Спарвенфельда. Он прибыл в Россию в 1684 году в составе шведского посольства и остался, получив королевскую стипендию, на три года для изучения русского языка. Его главным делом стал славяно-латинский словарь, включающий около 25 000 слов, над которым он работал более двадцати лет.

Посольство ехало от границы в Новгород по весенней распутице по дороге, построенной когда-то Якобом Делагарди. Не исключено, что именно эту дорогу нарисовал в 1616 году Хутеерис. Последнюю ночь перед Новгородом послы ночевали в Вяжищах, и Спарвенфельд хотел осмотреть Вяжищский Никольский монастырь. Но монахи его в монастырь не впустили, поскольку он, по их словам, не был христианином. Этот инцидент является наглядной иллюстрацией тех предрассудков, которые затрудняли общение русских и шведов. «Другие» считались не христианами, а язычниками, поскольку они не исповедовали истинную религию. В то время на Западе русских также считали неверующими и безбожниками, несмотря на то что многие современные исследования констатировали их принадлежность к христианской вере. В шведских церковных и правительственных кругах отношение к вероисповеданию русских менялось в зависимости от политической конъюнктуры, во второй половине столетия его стали называть «старой греческой религией», а русских считать христианами, хотя и второсортными.

21 марта перед членами посольства открылась панорама Новгорода, который издалека выглядел «как достаточно большой и красивый город, но по мере приближения к нему это впечатление терялось». У Антониева монастыря послов встретили собранные из окрестностей Новгорода и Пскова дворяне, которые верхом сопроводили их до городской стены, где был выстроен почетный караул. Спарвенфельд очень подробно описал его вооружение и знамена, а также ритуал встречи.

Он заметил также, что «Новгород расположен выгодно на большой равнине и окружен болотами, так что если бы он был хорошо укреплен, то его было бы невозможно завоевать. Но теперь все его стены деревянные кроме кремлевских, которые сделаны из кирпича, но не очень высоки. В окрестностях, насколько хватает глаз, можно видеть сады и монастыри».

23 марта было Вербное воскресенье, и шведы пошли посмотреть крестный ход. В этой связи Спарвенфельд рассказал о старообрядцах, которые не приняли участия в этой церемонии, поскольку они придерживаются старой веры. Он сообщил, что они «крестятся двумя пальцами, как католические священники, и принимают облатку с крестом. Но новая реформа запретила это и предписала другой крест и крещение тремя соединенными пальцами… Кроме того, новые (никониане. — Г. К.) считают, что надо говорить “Иисус Христос, Господи наш, помилуй нас” вместо того, чтобы по-старому говорить “Исус Христос, сыне Божий, помилуй нас”. Из-за этих трех мелочей… многие сотни были сожжены заживо». Впрочем, как пишет Спарвенфельд, деньги и связи иногда помогали избежать наказания.

В качестве примера он приводит случай с новгородским купцом Семеном Гавриловым. Его сын Иван был уличен в приверженности к расколу и под пытками назвал многих лиц, имевших отношение к распространению подметных тетрадей еретического содержания. Чтобы спасти сына от наказания, Семен Гаврилов заплатил большие деньги, после чего Иван был отдан ему на поруки.

Спарвенфельд пишет о том, что Семен Гаврилов «является в Новгороде влиятельным лицом как фактор и тайный советник царя и которого боится даже воевода, которого он может оговорить и навлечь на него немилость, если захочет». Это соответствовало действительности, Семен Гаврилов принадлежал к числу «лучших» людей — верхушке новгородского посада, — которые распоряжались в Новгороде как в своей вотчине, не особенно считаясь даже с воеводой. После подавления Новгородского восстания 1650 года и проведения посадского строения видную роль в жизни новгородского посада играло семейство Гавриловых, главенствующее положение в котором занимал гость Семен Гаврилов, часто вступавший в конфликты с городскими властями. Он был известен шведам, поскольку играл важную роль в русско-шведской торговле.

Краткие заметки Спарвенфельда о новгородских раскольниках и расправах над ними отражают реальную ситуацию, сложившуюся в Великом Новгороде. Во второй половине XVII века Новгородские земли стали одним из оплотов староверия, не случайно Новгородчину называли «первой старообрядческой митрополией». Начало 1680-х годов было ознаменовано ожесточенной борьбой центральных властей со старообрядцами. В 1683 году в Новгороде было проведено следствие, в ходе которого выявилась причастность к старообрядчеству нескольких десятков человек, в том числе из дворян и окружения митрополита Корнилия.

В своем дневнике Спарвенфельд несколько раз упоминает служившего в Новгороде переводчика Гюттнера, который бежал из Швеции в Новгород, предложил свои услуги царю и был принят на службу в Посольский приказ. Спарвенфельд относится к нему с недоверием и характеризует его как честолюбца, лгуна и изменника.

Спарвенфельд принял участие во встрече послов с новгородским воеводой князем Федором Семеновичем Урусовым, описал его резиденцию и привел перечень блюд и напитков, которыми угощали шведских гостей:

Воевода проживает в замке, окруженном каменными стенами, в простом деревянном доме. По довольно широкому крыльцу мы вошли в большую темную прихожую, через которую мы прошли, потом прошли еще две небольшие комнаты, в которых с двух сторон стояла челядь воеводы. Его комната была довольно скудно меблирована: кроме высоких скамей, драпированных красным, вокруг стола стояли деревянные стулья. В комнате было много икон в изящных серебряных окладах, перед иконами висели лампады, которые давали слабый свет от одной небольшой свечки, установленной в чаше, заполненной воском. По другую сторону слева была стена, украшенная множеством старинных серебряных позолоченных кубков. Гостям прислуживали пять или шесть человек из простолюдинов. Воевода был одет в одежду из желтого сатина. Голова его была ничем не покрыта, кроме небольшой повязки из тонкой материи, завязанной сзади.

Угощения были таковы:

1. На стол подали свернутое вишневое пюре шириной в один локоть и толщиной в мизинец, коричневое, накрученное на палочку, вкусное, но полное песка.

2. Подали 8-угольное блюдо, похожее на сыр высотой полторы четверти, полное отвара и украшенное гербом царя с орлом с распростертыми крыльями и т.д. Оно состояло из густого яблочного пюре, слегка твердого желтого и вкусного.

3. Серебряная чаша с вишней в водке.

4. Тоже с вареной морошкой, которая была лучшей.

5. То же с гнилыми полусваренными сморщенными грушами.

6. То же с вареными вялыми яблоками.

В качестве напитков подавали плохое испанское вино, испорченное французское, дрянной сидр или яблочную брагу, отвратительное пиво, но вполне хорошую водку. Сначала пили за здоровье царя, потом короля, потом послов, маршалка и графов, так что простолюдины, бывшие в прихожей, все были пьяны. Мы несколько раз вставали, чтобы уйти, но нас вынуждали остаться.