Максим Кустов - Кто и когда купил Российскую империю Страница 19

– Вот жизнь наступила! – шутили командиры. – Разъезжаем, словно министры его высокопревосходительства.

То тут, то там можно было видеть красноармейцев, которые вели пленных офицеров в штаб полка. Всех генералов и офицеров командир 240-го Тверского полка Шрайер сосредоточил в гостинице “Европа”.

В Омске с колчаковскими офицерами произошло немало курьезных случаев. Город был взят так неожиданно, что многие из них не знали о перемене власти. Утром они встали и как ни в чем не бывало отправились на службу. Шли полные достоинства; начищенные денщиками пуговицы, погоны и прочие знаки различия горели огнем. И вдруг – нежданно-негаданно…

Во время пребывания штаба дивизии в Омске я стал получать жалобы от крестьян близлежащих сел и деревень на недопустимое поведение некоторых красноармейцев, особенно обозников. Крестьяне жаловались на то, что у них незаконно и безвозмездно забирают лошадей, коров, фураж, не платят за подводы и продукты питания.

Бывали и такие случаи, когда под видом красноармейцев действовали бывшие колчаковцы или просто уголовные элементы из гражданского населения. Этим пользовались различные клеветники, распространявшие злостные слухи, будто Красная Армия, как и колчаковская, не защищает, а обижает трудящихся, наносит крестьянам материальный ущерб. Надо было доказать крестьянам на деле, что именно Красная Армия борется за интересы трудящихся, что за обиду, нанесенную крестьянину, виновники жестоко будут наказаны.

Чтобы пресечь незаконные действия некоторых бойцов дивизии или тех, кто прикрывался именем красноармейца, я отдал приказ:

“Приказ волостным и сельским ревкомам, находящимся в районе расположения 27-й стрелковой дивизии. № 7. Гор. Омск. 19 ноября 1919 г.

Политическая часть.

Приказываю от всех проходящих в форме солдат требовать документы. Оказавшихся без документов, забирающих незаконно лошадей, коров и прочий скот, не платящих за продукты, за фураж, требующих подводы, не имея на это особого удостоверения, не платящих за подводы арестовывать и препровождать военному комиссару в одну из находящихся вблизи частей или же сообщать о тех или иных безобразиях красноармейцев, обязательно указав, какой части красноармеец, на предмет предания виновного суду Ревтрибунала. Военкомдив 27-й А. Кучкин”…

В Ново-Николаевске и его окрестностях, так же как в Омске и других городах, было обнаружено огромное количество трупов расстрелянных и растерзанных озверелыми колчаковцами мирных жителей и пленных красноармейцев.

– Надо показать эти жертвы господам из английской миссии, – высказал как-то мне свою мысль корреспондент газеты “Правда” А. Сергеев (Д. Михайлов), сопровождавший 27-ю дивизию.

Упомянутая миссия находилась при Колчаке. На станции Аяш она была захвачена в плен. Я как начальник гарнизона города арестовал ее и посадил в тюрьму. Англичане доказывали, что я не имею права сажать их в тюрьму, так как они неприкосновенны. Но я в дипломатии ничего не понимал и действовал по своему разумению: раз враг и попал в плен – сиди в тюрьме, пока я не получу указаний от моего правительства.

В Ново-Николаевске находился также шведский консул. Его я не арестовал, поскольку он представлял нейтральное государство. К сожалению, вел он себя далеко не нейтрально: стал ежедневно приходить ко мне и настаивать на том, чтобы я выпустил из тюрьмы английскую военную миссию. Он довольно прилично говорил по-русски, посвящал меня в дипломатические премудрости и доказывал, что я не имею права держать англичан в тюрьме. Из вежливости я выслушивал его, но каждый раз отказывал ему в просьбе. Он приходил снова и снова. Мне эта высокая фигура в темном пальто с котиковым воротником, окаймлявшим сытое лицо с черными усиками, изрядно надоела. И когда однажды утром он опять появился в моем кабинете, я не стал его слушать, а сказал, что если он не перестанет ходатайствовать об освобождении английской миссии, то я и его арестую. Мое предупреждение, видимо, подействовало, и он перестал ко мне ходить. Адрес его квартиры в Ново-Николаевске я на всякий случай записал и дал указание моим людям присматривать за ним, установить его связи в городе.

Англичане говорили, что они посланы своим правительством к Колчаку как представители Англии…

Ко мне стал ходить еще один консул – датский. Он также настаивал на освобождении из тюрьмы и отдаче ему на поруки английской военной миссии, доказывая, что я не имею права арестовывать иностранных подданных.

Меня взяло сомнение: может быть, и в самом деле я неправильно поступил? Чтобы рассеять это сомнение, я решил запросить Реввоенсовет 5-й армии. Не сообщая, что миссия мною содержится в тюрьме, я 23 декабря телеграфировал Реввоенсовету И.Н. Смирнову:

“Частями нашей дивизии захвачены на станции Аяш члены британской железнодорожной миссии. Датский консул обратился с просьбой отпустить их на частные квартиры за поручительством датского консульства. Тот же консул требует гарантии имущественной и личной неприкосновенности для всей датской колонии. Жду распоряжений Ваших на сей предмет.

Начгарн Ново-Николаевска военкомдив 27 Кучкин”.

Прошел день, а ответа из Реввоенсовета нет. Я стал было волноваться.

– Вероятно, мне влетит за самоуправство, – сказал я своему секретарю В. Малкову.

– Так ведь Реввоенсовет не знает, что вы держите англичан в тюрьме, – ответил Малков.

– А может быть, и знает. Те же консулы могли обратиться к нему с жалобой на меня.

И вдруг 25 декабря я получаю такую телеграмму:

“Военная. Вне очереди. Начгарну Ново-Николаевска военкомдиву 27 Кучкину. Омск. 25 декабря. На телеграмму 23 декабря.

Всю английскую миссию арестовать, отправить Омск. Товары, склады, прочее имущество англичан, датчан и русских опечатать учетной дивизионной комиссией”.

Немедленно по получении телеграммы я распорядился произвести обыск в квартире датского и американского консулов (последний тоже заступался за англичан). Вечером 25 декабря я телеграфировал в Омск:

“Ревсовету 5. Английская железнодорожная миссия мною арестована. Квартирах датского, американского консульств произвожу обыск. Обнаружено ценностей на миллионы.

Начгарн Ново-Николаевска Кучкин”.

Мои решительные действия напугали консулов – они скрылись: не то вообще бежали из Ново-Николаевска, не то попрятались где-то в городе. Обыски на квартирах консульств продолжались всю ночь на 26 декабря. Обнаруженное богатство принадлежало не только консульствам, но и русским богачам, проживавшим в Ново-Николаевске. Когда к городу стала приближаться Красная Армия, они стали прятать свои ценности у иностранных консулов, надеясь на то, что они будут сохранены и возвращены по первому требованию. Но этим надеждам не суждено было осуществиться. Награбленное у трудящихся богатство досталось самим трудящимся в лице Советского государства. 26 декабря я телеграфировал Реввоенсовету 5-й армии:

“Доношу, что в квартирах бежавших консульств найдено имущество на миллионы рублей. Найдено множество сундуков с имуществом неизвестных владельцев, бежавших с консульством. Все передано в распоряжение учетнореквизкома…

Начгарн Ново-Николаевска Кучкин”.

Что касается английской военной миссии, то она была посажена в поезд и в сопровождении охраны отправлена в Омск…

Общий порядок, поддерживавшийся во время похода, изредка нарушался некоторыми недисциплинированными бойцами. Они порой оскорбляли жителей сел и деревень, брали у них продукты, фураж и живность и не платили денег. В этом отношении особенно “отличались” бывшие партизаны, привыкшие брать у крестьян продукты бесплатно. Пришлось снова давать указания об усилении воспитательной работы. 19 марта за моей и завподива подписями ушла телеграмма военкомам бригад, артиллерии, отделу снабжения, начальнику особых отрядов с требованием пресечь подобные безобразия. В телеграмме говорилось, что надо “убеждать крестьян, что в случае нанесения им обид они обязаны своевременно жаловаться, не должны бояться никаких запугиваний со стороны тех, кто наносит им обиды”, что виновники будут строго наказываться и что, жалуясь на обидчика, крестьяне тем самым “примут деятельное участие в борьбе Советской власти с преступлениями” [45] .

На огромной территории Урала, Сибири, а впоследствии и Дальнего Востока новая, советская жизнь начиналась с решения классических для любой власти задач – создания самых минимальных условий, необходимых для существования населения, и обеспечения его безопасности, в том числе и от тех, кто новую власть устанавливал.

Север

Даже после всех революций 1917 года на Севере – в первую очередь в Архангельске и Мурманске – оставались союзнические английские военные корабли. К тому же в Архангельске и Мурманске хранились значительные запасы военного снаряжения стран Антанты, которое было доставлено царскому, позднее Временному правительству в качестве военной помощи (свыше миллиона тонн на сумму 2,5 млрд рублей).