Юрий Воробьевский - Шаг змеи Страница 2

Ю.В.: Таков. кстати, признак столь модного ныне постмодернизма. Вот его стихотворный перл: «Наша говорю я на-низм ты говориш кому-ыкант наливает муз-иноктриса по шла к-сотка улыбнулась кра-вать советуем уби-лам сломалась жизнь попо». Известный богослов Вир уже давно писал об устремлениях диавола, который «опрокинул бы все человеческие вещи, если бы их не удерживала на своем месте Божья Воля»[7]. Весь этот бред впору подписать датой, которой заканчиваются «Записки сумасшедшего» Ф.М. Достоевского: «Чи 34 сло Мц гдао. 349».

Масонский лозунг «порядок из хаоса» и обнаруживает суть лукавой «игры в бисер», которой посвящено немало страниц в этой книге. Все эти масонско-каббалистические нагромождения символов, тайн, расшифровок, их перестановки и есть производное левополушарного, знакового по своей природе мышления. Это тоже язык, на котором «посвященные» разговаривают поверх голов толпы.

Г.Е.: В мiре наступил переизбыток лжи. И она теперь по большей части взаимодействует сама с собой. Ложь обманывает сама себя. Змея приняла последнюю позу. Не успев обмануть, удушить весь мiр, свилась в кольцо и начала пожирать собственное тело…

В ПСИХИЧЕСКОМ МИКРОКОСМЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ УЖЕ НАСТУПИЛО. Но почему же оно не выходит за его пределы? Да, вкусив лжеслово, Ева родила смерть. Но вторая Ева — Матерь Божия — приняла Слово в Себя и зачала Жизнь.

Ю.В.: Достаточно было с верой обратиться к этому Слову, и змея, лежащая у ног св. Пантелеимона, разлетелась на части, а ужаленный ею отрок ожил…

Г.Е: Умирая, Адам предрек, что на том месте, где его похоронят, будет распято Слово Бога. Свершилось! И встал над миром Крест на Голгофе. Спаситель распялся на древе, пригвоздив гордыню ума. А на Кресте сделали надписи — на еврейском{4}, латинском и греческом. Со временем эти языки богообщения отпадут…

Ю.В.: Более того, еврейский станет главным языком мирового колдовства, а латынь обернется глашатаем еретизма папских булл и воровским жаргоном последователей Асклепия-Эскулапа.

Г.Е.: Как сказано, первый Адам был душою живущего, а второй — Христос — есть Дух Животворящий. От Него и произошел новозаветный язык богообщения. Сначала эта тяжкая ноша досталась латинскому, затем он передал ее греческому… Перевод этих богослужебных языков на светские языки плоти отрезал их от божественных энергий. Священная эстафета перешла к церковно-славянскому. К единственному языки не имевшему языческого наследия, а родившемуся в лоне матери-Церкви, объединившему в себе грамотность народа и его церковность. Он вобрал в себя древнеславянскую корнесловицу и наследие прежних богоизбранных языков{5}.

Ю.В.: Именно церковно-славянский язык помнит, что небеса — без бесов, что бездарность — лишение Божьего дара, что родословная наша — в Слове. Именно этот язык узревает за видимым убийцей не «киллера», а «душегуба», губящего незримую душу свою… От невникания в коренной смысл, писал замечательный исследователь корнесловицы адмирал А.С.Шишков, слова становятся пустыми, брошенными звуками. Покуда же целы эти корни, мы имеем и совесть, как связь с Богом. В противном случае человек отрывается от родины и не замечает, как называемый «бурным ветром» диавол выносит его из этого привременного мира. В бездну.

Такова жизненная сила церковно-славянского[8].

Г.Е.: На остальных же языках лукавый информирует род людской. И информированный человек наполняется ложными формами. Затмевает в себе Божье содержание.

Ю.В.: Некоторые скажут: все это отвлеченные рассуждения… Однако к чему привели многолетние лингвистические усилия Библейских обществ и прочих масонских организаций? (Я имею в виду разрыв русского и церковно-славянского, являющихся лишь разными стилями одного и того же языка.) Как следствие, диалекты возомнили себя самостоятельными языками. Родные братья стали как дальние родственники. Назвались отдельными народами. Так и произошло наиболее болезненное разделение — России, Украины и Белоруссии. Распалось Ядро единой и неделимой державы[9].

Г.Е.: И все же пока церковно-славянский не «переведен» и не «отменен»… Тем, кто не допустил этого, спасибо! Спаси, Боже!

Ю.В.: Да, покуда звучит богоданное Слово, всякий змей, алчущий нашей погибели, будет сокрушаем. Пока звучит Слово, не отменена и история, являющаяся исключительно пространством богообщения.

Г.Е.: ПОКА ЗВУЧИТ СЛОВО, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ЖИВЕТ ВЗАЙМЫ У ПРАВОСЛАВИЯ.

Ю.В.: Что ж, понимая это, благословясь, приступим к сочинению. Начнем ставить все по чину. Называть вещи своими именами.

Шепот терафима, или Обольщающий всю Вселенную[10]

«Однажды рабби Иоанн, сын Заккая, ехал на осле, а рабби Элеазар, сын Араха, погонял сзади. Он сказал ему: «Рабби, преподай мне один отдел из «Колесницы»[11]. — Он ответил: «Разве я тебе не говорил, что нельзя толковать «Колесницу» одному разве что он очень учен и понимает по собственному разумению». — Он сказал ему: «Позволь мне, и я произнесу пред тобою». — Рабби Иоанн, сын Заккая, тотчас же сошел с осла, и они накинули на себя плащи и сели оба на камень под мисковым деревом. Когда он кончил, то рабби Иоанн, сын Заккая, встал, поцеловал его в голову и сказал: «Благословен Господь Бог Израилев, который дал отцу нашему Аврааму сына, умеющего истолковывать и пояснять слова…»{6}.

Странную сцену из Талмуда процитировал Сергей Нилус. Процитировал и добавил: «Итак, по Талмуду у евреев существует некая тайна, известная только лишь самому ограниченному кругу посвященных, и притом столь страшная, что «лучше бы тому и не родиться, кто о ней размышляет».

Один из «Сионских протоколов» (под номером 14) подтверждает: «Никто никогда не станет обсуждать нашу веру с ее истинной точки зрения, так как ее никто основательно не узнает, кроме наших, которые никогда не посмеют выдать ее тайны».

Что же это за тайна? Почему даже на пустынной дороге двое накрываются плащом, чтобы прошептать страшные слова? Почему их не должны слышать остальные?

Святой Андрей Цареградский, Христа ради юродивый, «по свидетельству Жития преподобного Иллариона, «преврати язык… на сирьску речь, и нача себя повести деяти с ним сирьски, еликоже мышление и хотяше». Этот особый ангельский язык по традиции назывался сирийским (не путать с арабским языком Сирии). Согласно Храбру Черноризцу (болгарский духовный писатель Х века, автор «Сказания о письменах славянских»), первым из всех языков был сотворен Богом именно сирийский язык — «несть бо Бог сотворил жидовьска языка преже, ни римска, ни еллинска, но сирски имже и Адом глагола»; на нем говорили все люди до Вавилонского столпотворения. Этот сирьский язык понимают и Ангелы, и демоны. Преподобный Илларион, изгоняя беса, вопрошает его «сирьскы»… Речь идет не об апокрифах или народном фольклоре, а о церковно-каноническом тексте Жития, входящего в Великие Минеи Четии.

Смутную память о сирьском языке сохранило, судя по всему византийское Церковное песнопение «Терирем»[12].

После грехопадения Адамова каждое поколение его потомков все хуже слышало Бога. Эфир заполнялся чьими-то криками, визгами, шепотом. И вот… «Слово Божие ищет Своего собеседника среди народов. И не находит. Все народы уже привыкли слушать ночные шорохи. И тогда Слово решает создать Себе собеседника…

Израиль — не богоизбранный народ, а богосозданный. «Этот народ Я образовал для Себя» (Ис. 43, 21). У Израиля не было истории, которая бы предшествовала его вступлению в завет с Богом. У Авраама, родоначальника еврейского народа, не было детей. Бог пожелал вступить в завет с потомством бездетного старца — и потому дал ему это потомство» [70].

Богосозданный народ-язык в каждом слове своем нес отсвет Слова. Язык был полножизненным и конкретным. Сам Бог ведь — не абстракция. Смотрите в Ветхом Завете: в любом Своем проявлении Он: Элоим, Эл, Яхвэ, Адонаи, Шаддай…

«Идеалом богопознания ап. Павел ставит самое осязание (Дн. XVII, 27) Бога в видимом мире. В мире должны быть показаны следы присутствия в нем Бога, действия Его в нем» [64].

Слово «дух» — ruah — одинаково прилагалось и к ветру, и к дыханиям человека, и к душе его, и к Духу Божию. «…во всех этих явлениях древний еврей находил нечто столь однородное, что требовало обозначения одним словом, как один и тот же по существу предмет. Дыхание живительного ветра, сообщавшего природе новые силы, он не находил оснований в существе отличать особым словом от одушевляющего человека и весь мир начала…»[13].

Человек, вновь познавший Единого Бога, не отрывал духовного от телесного. На поверхности явлений всегда видно было божественное начало.