Борис Горбачевский - Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов Страница 2

Появление в печати произведений Марка Солонина и Дэвида М.Гланца открывает новую страницу в отечественной военно-политической литературе. Это серьезное чтение, оно захватывает дух, зовет к глубокому размышлению, переосмысливанию многих ранее «непререкаемых» истин. Подобных книг российская военная историография не знала.

Молодой друг, «племя младое, незнакомое», если ты захочешь узнать, как было на самом деле в годы Великой Отечественной войны, как победила Красная Армия, прочти названных мною авторов. Их книги, не сомневаюсь, приблизят россиян к лучшему пониманию темы «Сталин и война».

Борис Горбачевский.

Марк Солонин. «22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война».М. ЭКСМО-Яуза, 2007.

Дэвид М. Гланц. Крупнейшее поражение Жукова. Катастрофа Красной Армии в операции «Марс» 1942 г. М.: Аст-Астрель, 2008.

Глава первая

В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

«Выше правды нет ничего».

Личные впечатления. Три истории, приключившиеся за неделю до войны, и еще кое о чем…

За несколько дней до 22 июня я сдал последний школьный экзамен. Жили мы тогда в Подмосковье, в дивном историческом месте — Кусково. Близко от столицы. Недалеко от нашего двухэтажного деревянного дома был лес. Чуть дальше — великолепный парковый ансамбль, бывшее поместье знаменитого вельможи екатерининских времен — графа П. Шереметева, где прекрасно сохранился дворец с великолепным убранством, богатейшим собранием картин русских и западных мастеров, с уникальной коллекцией русского фарфора XVIII века. Около парка — озеро с крошечными зелеными островками, приютом лебедей. Встреча с ними всегда радовала.

22 июня, утром, я еще купался в озере, наслаждаясь летним солнечным, тихим воскресным днем, теплой водой.

Примерно, за неделю до начала войны, когда я вернулся из Москвы домой и показал маме аттестат зрелости, она, поздравив с окончанием средней школы, вручила мне повестку из военкомата. Еще через день я прошел медицинскую комиссию и узнал, что меня определили в морскую пехоту. В то время Красная Армия как раз создавала первые подразделения морских пехотинцев. На мой вопрос военкому: «Как быть, я же не умею плавать?» — он рассмеялся и ответил: «Научат!» После этого, наверное не в первый раз, рассказал старую байку о человеке, который не хотел идти в воду, пока не научится плавать. Велел постричь волосы и в понедельник, 23-го, прийти с вещами.

В назначенный день я пришел. Военкомата — не узнать. Шум, звонки, беготня, выкрики, споры. Все коридоры и лестницы забиты молодежью. Это добровольцы: они рвутся на фронт. Вышел военком и громким голосом всем сказал: «До вас, ребята, еще дойдет очередь. Война началась только вчера». Стало известно, что Президиум Верховного Совета СССР объявил мобилизацию тринадцати возрастов по четырнадцати военным округам страны. Как мы поняли, призывались люди, прошедшие ранее службу в Красной Армии. Всех добровольцев, а вместе с ними и меня, отправили по домам до особого распоряжения.

Трудно забыть «тот самый длинный день» и самую короткую ночь в году. Особенно полдень…

В полдень папа, мама и я ждали объявленного выступления В. М. Молотова. Все мы расселись вокруг столика с радиоприемником — в то время редкостью в советской семье — и молча ждали, когда стрелки часов достигнут двенадцати… Каждое слово наркома иностранных дел раздирало душу, добиралось до сердца, и оно учащенно билось. Правда, тогда я еще не очень осознавал страшную беду, навалившуюся буквально в одно мгновение на страну. Отчего же та беда не пронзила сразу мою душу? То ли по молодости, то ли от слепой веры в советскую печать? Никак не мог представить, как же это так: вчерашние друзья стали вдруг заклятыми врагами.

Я родился в спокойное мирное время. О войне мое поколение знало только из книг и фильмов. Большинство и книг, и фильмов прославляло Красную Армию, а песни, которые мы пели у костров в пионерских отрядах, представляли в своем воображении победные подвиги в битвах с врагом. Я, как и многие мои сверстники, сразу не мог в полной мере осмыслить происшедшее, тем более что почти два года власть и печать убеждали народ в том, что Германия — наш лучший друг, а вот «американские плутократы и английские вероломщики» — злейшие враги. Что же случилось? Всего неделю назад ТАСС опровергало якобы ложные слухи, будто Германия собирается напасть на нас… И вдруг?..

Все потеряли голову: мама и папа словно оцепенели. Папа беспрерывно курил. Мама, обняв меня, плакала. Почему? Хотя с того дня прошло около семидесяти лет, в память врезались те первые суровые слова: «Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…» Заканчивалось выступление так: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». И все… Как понять сказанные высокие слова?

Почему вчерашний друг, в адрес которого было произнесено столько теплых и радушных слов, внезапно напал на страну? Были ли все же претензии или нет? Напала ли на нас Германия без объявления войны? Когда придет победа? Почему наше дело правое? Вопросы, вопросы и все без ответов.

Германские претензии — что известно о них? Впервые «Декларация Гитлера», правда в сокращенном виде, появилась на Западе в газете «Нью-Йорк таймс» 22 июня 1941 года.

Впервые правда о сосредоточении советских войск на границе появилась в печати в 1986 году, то есть спустя 45 лет после 41-го. Лишь тогда мы узнали о том, что незадолго до нападения Германии на СССР в Красную Армию тайно призвали более 800 тыс человек. Это официальные данные. А вот и мое личное свидетельство. В 1941 году я ежедневно, ожидая на станции электричку на Москву, видел, как пути были забиты воинскими эшелонами. В мае и в первой половине июня их с каждым днем становилось все больше. Через открытые двери вагонов солдаты перебрасывались шутками. Когда же один из составов двигался первым, солдаты обычно прощались так: «До встречи в Берлине!»

Миллионы людей «от Москвы до самых до окраин», слушая наркома иностранных дел, не могли не задуматься о судьбе отцов, мужей и сыновей, с которыми, как все понимали, они очень скоро расстанутся, и может быть, навсегда. Мне вспоминались услышанные в тот день на улице две фразы: «Будет большая кровь…» и «Я верю в товарища Сталина». И еще: в те первые военные дни советские люди не в шутку, а всерьез спрашивали друг друга (об этом мне рассказал папа): «Почему немецкие солдаты не сдаются Красной Армии?», или: «Почему немецкий рабочий класс не поднял восстание против Гитлера?», или: «Как мы должны относиться к немцам, когда Красная Армия вступит на территорию Германии?» Сегодня это звучит смешно… Да, а тогда советским людям так долго «промывали мозги» о классовой солидарности, о войне малой кровью на чужой территории. Будем снисходительны к тем, кто задавал тогда, в 41-м, наивные вопросы.

Что же в те дни происходило на границе? Приведем отрывок из письма бывшего фронтовика Модеста Марковича Маркова в газету «Известия»: «За две недели до войны нас собрали в доме комсостава и прочитали лекцию: «Германия — верный друг Советского Союза». Танки поставить на консервацию, боеприпасы сдать в артсклад. Я прибежал в парк в 00 часов 30 минут. В небе гудят самолеты. Настроение у всех веселое: начались маневры. Первый бомбовый удар — по складу. Крики: «Это учебные цементные бомбы!» Второй заход — и удар по соседнему батальону. Крики: того-то убило, тому-то оторвало ноги… Только тогда мы поняли, что это война».[3]

Еще два коротких письма.

П.Черняев: «Я был дежурным по части, когда началось. Небо чистое, без туч, а стоял гром. Их артиллерия била через нас по Гродно. Мы были без оружия, и летчики это видели. Они прямо крыльями нас резали. Бронетанкетки, почти не стреляя, давили солдат. А нам и в воробья стрельнуть нечем. Комполка Чумакову оторвало ноги, но он успел скомандовать: «Спасайтесь, кто как может!» Только в живых уже были единицы».

С.Зубенко: «Сержант Володя Капустин погиб в первый день под Граево. Захлебываясь кровью, пытался оправдаться, что не смог сделать больше того, что сделал. Его последние слова: «Не мы проиграли, не рядовые».

Из эфира неслись хриплые голоса, часто похожие на военные команды, дробь барабанов, гремели победные фанфары. Во всем этом радиошуме звучала, в основном, немецкая речь. Что-то удавалось в ней разобрать и понять. В школе я изучал немецкий. Германские войска дошли до Минска, ворвались в Прибалтику, шли на Москву, Ленинград, Киев.

Когда я рассказал об услышанном папе, он не поверил и переспросил: «Может быть, ты чего-то не понял, в чем-то ошибся?» Я повторил сказанное. Он ужасно расстроился и все говорил: «Как же так это могло произойти? Где Красная Армия? Как Сталин допустил такое?» Тут же попросил скверными известиями ни с кем не делиться, пока не появятся официальные сообщения. Вскоре власти приказали всем гражданам сдать радиоприемники.