Евгений Анисимов - Россия в середине 18 века Страница 2

Жизнь императрицы кончалась, но с нею не кончалась бироновщина— человек, имя которого не сходило с уст целое десятилетие, неотлучно находился у постели умирающей. Первый приступ болезни был очень сильным, и приближенным казалось, что царица вот-вот умрет. А между тем сорокашестилетняя бездетная Анна Ивановна, еще недавно совершавшая прогулки верхом и серьезно не болевшая все десять лет своего царствования, не предпринимала никаких шагов для назначения преемника престола.

Потенциальных кандидатов на трон было несколько. Из колена Ивана Алексеевича, старшего брата Петра Великого, ими были Елизавета Христина Екатерина (после перехода в православие — Анна Леопольдовна) — дочь старшей сестры императрицы Екатерины Ивановны (умерла в 1733 г.) и герцога Мекленбургского Карла Леопольда — и ее новорожденный (в браке с герцогом Брауншвейг-Люнебургским Антоном Ульрихом) сын Иван Антонович. Из колена Петра Великого занять престол могли двенадцатилетний Карл Петр Ульрих — сын старшей дочери Петра Анны (умерла в 1728 г.) и голштинского герцога Карла Фридриха (умер в 1730 г.), а также младшая дочь Петра цесаревна Елизавета. Из всех кандидатов наибольшие шансы стать русским царем имел родившийся 18 августа 1740 г. принц Иван Антонович: об этом говорилось официально, и все знали, что Анна Ивановна хотела оставить наследником престола своего внучатого племянника, хотя завещание еще не было составлено. Более того, несмотря на тяжелое состояние, Анна отказывалась подписать срочно подготовленный А. И. Остерманом и другими кабинет-министрами манифест о престолонаследии. Два дня Бирон и его сторонники уговаривали суеверную царицу поставить под ним подпись. Лишь 7 октября манифест был подписан и обнародован.

Сразу после этого внутри придворной камарильи развернулась упорная борьба за место регента — ключевое в перспективе царствования ребенка-императора. Главным кандидатом в регенты был Э. И. Бирон, уже давно стремившийся узаконить свою власть. Но важно заметить, что он хотел стать регентом не просто в силу подписи умиравшей царицы, а как бы по желанию дворянства. Боявшиеся всесильного временщика высшие сановники в дни, когда царица могла еще поправиться, были поставлены в такое положение, что сами просили Бирона стать в случае ее смерти регентом, собирали подписи и ходили с депутацией к Анне Ивановне. Эта кампания должна была убедить Анну подписать указ о регентстве Бирона, обеспечить хотя бы видимость законности его будущего господства и одновременно связать высшую администрацию государства общей порукой. Но 7 октября царица почувствовала некоторое облегчение, и документ несколько дней пролежал под ее подушкой неподписанным. Лишь перед самой смертью, уступив просьбам Бирона и его клевретов, она подписала указ. Сразу после кончины Анны завещание было распечатано и оглашено генерал-прокурором Сената Н. Ю. Трубецким, а на следующее утро новому императору Ивану VI Антоновичу (в источниках упоминается и как Иоанн III) и регенту Э. И. Бирону присягнули войска и жители столицы. И никто в тот день не мог подумать, что регентство Бирона продлится всего три недели1.

Согласно завещанию Анны Ивановны, до семнадцатилетия Ивана Антоновича Бирон получал практически неограниченную власть во внутренних и внешних делах. Он мог заключать международные трактаты «как бы от самого… императора», быть главнокомандующим армии и флота, ведать финансами и «о всех прочих государственных делах и управлениях такие учреждения учинять, как он, по его рассмотрению, запотребно в пользу Российской империи изобретет»2. Более того, в случае смерти Ивана VI Антоновича и возведения на престол следующего по старшинству сына герцога Брауншвейгского Бирон мог продлить свое регентство.

Но уже первые дни правления Бирона показали шаткость его положения. Если церемония присяги прошла спокойно, то несколько дней спустя платные шпионы и добровольные соглядатаи, которые, по выражению арестованного поручика П. Ханыкова, «у регента на ухе лежат», стали сообщать о том, что среди дворян, горожан и особенно гвардейцев участились случаи проявления недовольства господством Бирона. Доносы свидетельствовали, что в среде чиновничества и гвардии назревал заговор в пользу фактически отстраненных от правления родителей ребенка-императора, и в первую очередь в пользу его отца принца Антона Ульриха. Немедленно последовали аресты. Установив в ходе следствия непосредственную связь некоторых арестованных с принцем, Бирон 23 октября устроил ему публичный допрос. После того как в присутствии высших чинов государства Антон Ульрих признался, что хотел отстранить регента от правления, Бирон, угрожая отставкой, «предоставил» собравшимся выбор между собой и принцем. Сановники единодушно просили Бирона властвовать над ними и далее. Немаловажно, что перед этим они прослушали суровую речь начальника Тайной канцелярии А. И. Ушакова, угрожавшего отцу царя поступить с ним при необходимости «так же строго, как с последним подданным»3. В итоге, используя «единодушие» запуганной знати, Бирон получил ее согласие и отстранил принца от военных должностей.

Одновременно, чтобы покончить со слухами о подложности акта о регентстве, Бирон заставил всех присутствующих заверить подписями и личными печатями подлинность манифеста о регентстве. «Демократизм» временщика, узурпировавшего власть в России на неопределенный срок, свидетельствовал о неустойчивости его положения и стремлении продлить свое господство всеми средствами, в том числе более или менее законными. Однако ни бумаги, ни публичные совещания не могли спасти Бирона. Он не имел реальной опоры в дворянской среде, для которой по-прежнему оставался иноземным чужаком, жестоким и жадным временщиком умершей императрицы. Не было у него союзников и среди иностранцев — родственников Ивана VI Антоновича, а также в кругу высших чиновников и генералов. Став регентом, он не сумел погасить недовольство Брауншвейгской фамилии, не смог объединиться с А. И. Остерманом, К. Левенвольде и другими влиятельными сановниками. В результате группировка, стоявшая у трона двухмесячного императора, была расколота острым соперничеством.

Удар временщику нанес Б. К. Миних — активный участник возведения его в регенты, а затем и ближайший помощник. Для Бирона измена генерал-фельдмаршала была большой неожиданностью. Трудно понять мотивы, толкнувшие Миниха на переворот. Современники полагали, что, поддерживая притязания Бирона в дни болезни Анны Ивановны, фельдмаршал рассчитывал в период его регентства получить чин генералиссимуса и занять ведущее место в управлении империей. Однако Бирон сам входил во все дела и не давал свободы честолюбивому «столпу империи» (как Миних называл себя в мемуарах). Возможно, кроме того, Миних почувствовал изолированность Бирона и поэтому перешел на сторону оппозиционной временщику Брауншвейгской фамилии, имевшей, как тогда казалось, более надежную опору — сына на троне. Он тайно договорился об устранении Бирона от власти с Анной Леопольдовной, давно жаловавшейся всем на притеснения со стороны сурового и капризного регента.

В ночь на 7 ноября 1740 г. Миних с отрядом лишь в 80 гвардейцев направился к Летнему дворцу — резиденции регента. Караулы, состоявшие тоже из гвардейцев, быстро перешли на сторону заговорщиков. После этого Миних приказал своему адъютанту подполковнику К. Г. Манштейну войти во дворец и арестовать Бирона, а при попытке сопротивления — убить его. Когда Манштейн с солдатами ворвался в спальню регента, Бирон пытался залезть под кровать, а затем, как описывает сам Манштейн, «став наконец на ноги и желая освободиться от этих людей, сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатской шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец.

В то время, когда солдаты боролись с герцогом, герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала за ним на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у Манштейна, что с ней делать. Он приказал отвести ее обратно в ее комнату, но солдат, не желая себя утруждать, сбросил ее на землю, в снег, и ушел…».

Манштейн, относившийся к Миниху не без иронии, отмечал, что фельдмаршал мог легко захватить Бирона в апартаментах Анны Леопольдовны, куда тот приходил без охраны, и не преодолевать многочисленные караулы, выставленные вокруг дворца, подвергая все предприятие ненужному риску. «Но, — пишет мемуарист, — фельдмаршал, любивший, чтобы все его предприятия совершались с некоторым блеском, избрал самые затруднительные средства»4.