Джулия Ловелл - Великая Китайская стена Страница 2

Именно при данных потенциально разрушительных обстоятельствах Генри Дандэс, министр внутренних дел и бывший президент Ост-Индской компании, обратился к лорду Макартни, опытному и хитрому дипломату, с просьбой возглавить посольство в Китай. Макартни выставил условия, при которых он согласится с предложением: пятнадцать тысяч фунтов за каждый год, проведенный за пределами Британии, и титул графа. В обмен, указал Дандэс, Макартни будет проповедовать принципы свободной торговли, открывать новые порты и рынки для Британии в Китае, создаст постоянное посольство в Пекине и займется промышленным и военным шпионажем. Сделка состоялась.

В июне 1793 года, после девяти проведенных в море месяцев и остановок в Рио-де-Жанейро и на Мадейре для пополнения корабельных винных запасов, британская миссия достигла острова Макао, португальского анклава у южного берега Китая, где из-за тропической влажности все здания покрылись зеленой плесенью. Следующие четыре месяца британцы и их громадный груз ползли вдоль побережья для встречи с императором в его северной столице, Пекине. За ними неотступно наблюдало бдительное имперское чиновничество, проявляя чудеса гостеприимства — всего на один день британцам выдавалось двести штук разной домашней птицы — и при этом умудряясь избегать содействия посольству в любых существенных для него вопросах. Когда в конце концов паломничество в Пекин завершилось, британцам объявили — император сможет принять их лишь еще севернее, в своей летней резиденции — прохладном горном Джехоле.

Когда, почти через год после отплытия из Портсмута, британцы в сопровождении оркестра, наряженного во взятые напрокат зеленые с золотом шутовские костюмы — ими прежде, по крайней мере однажды, воспользовалось французское посольство, — предстали наконец перед небесным императором по случаю высочайшего дня рождения и вручили украшенную драгоценными камнями шкатулку с письменными предложениями Георга III, тот принял их довольно сдержанно. Возможно, император прочел чересчур много невероятных сплетен о британских подарках в китайской прессе, заявлявшей, что британцы привезли карликов ростом в фут и слона размером с кошку, и его не очень впечатлили представленные в действительности подзорные трубы, планетарии и экипажи. Подарки, собранные Динуидди, астрономом посольства, в летнем дворце в Пекине, по оценке Цяньлуна, можно было использовать лишь в качестве детской забавы. Единственной реакцией, которую вызвала линза Паркера, стал взрыв веселья, когда некий игривый евнух получил ожог, засунув под нее палец. Экипаж на пружинных рессорах, привезенный британцами в надежде открыть дверь для экспорта, немедленно сочли неприемлемым для использования императором: Цяньлун «не потерпит, чтобы кто-то сидел выше его, да к тому же повернувшись к нему спиной».

Цяньлун дал официальный ответ на британские предложения в специальном эдикте, который вручили Макартни 3 октября, хотя составлен он был еще 30 июля, более чем за шесть недель до встречи британцев с императором и вручения ему подарков. Другими словами, приговор миссии вынесли задолго до того, как она добралась до цели путешествия. Цяньлун ясно дал британцам понять, что «никогда не ценил хитроумных изобретений и не имеет ни малейшей заинтересованности в продукции вашей страны». Его слова оказались правдивыми: семьюдесятью годами позже, когда британские и французские солдаты разрушили Летний императорский дворец в пригороде Пекина, подарки Макартни были обнаружены нетронутыми и сваленными в конюшне. Похоже, именно члены посольства по большей части пользовались своими техническими диковинками во время пребывания в Китае: Макартни путешествовал в Джехол в британском экипаже, а Динуидди испытывал подзорную трубу на дальность и четкость изображения, наводя ее на прогулочные лодки и едва прикрытые прелести певичек в Сучжоу, городе каналов на восточном побережье Китая.

Бедные британцы! Рассчитывая войти в доверие к китайцам, они терпели многое: мучительные часы в китайском театре, насмешки во время публичных банкетов из-за неумения пользоваться палочками для еды, — и все же посольство провалилось по каждой из намеченных целей. Серьезной преградой стал язык. После того как китайские монахи из Неаполя, изначально взятые в качестве переводчиков, испугавшись кары со стороны императорского двора за самовольное оставление Китая, сбежали с корабля в Макао, единственным из сопровождающих лиц, кто хоть немного мог объясняться на китайском языке — почерпнутом у сбежавших монахов, — был двенадцатилетний Томас Стаунтон, сын заместителя Макартни, Джорджа Стаунтона. Создавшееся положение поставило посольство фактически в полную зависимость от переводческих усилий португальских и французских миссионеров, подвизавшихся при китайском дворе, которых Макартни сначала нашел «неискренними и лукавыми», а затем «неуемными интриганами». Солидный список подарков, предложенных императору, благодаря их усилиям превратился в тарабарщину. Например, термин «планетарий» был просто-напросто транскрибирован фонетически, затем пояснен императору на цветистом классическом китайском языке как «географические и астрономические музыкальные часы».

Но главным камнем преткновения стал дипломатический этикет. Китай в период поздней Цин закоснел в традиционном китайском видении международных отношений, в соответствии с которым все иностранцы являлись отсталыми варварами, не способными ничего или почти ничего предложить китайской цивилизации, а посему правильным поведением их при императорском дворе может быть лишь почтительное подчинение.

В соответствии с идеалистическими китайскими дипломатическими договорами, насчитывающими более полутора тысяч лет, иностранцам (по крайней мере теоретически) разрешалось посещать Китай только в качестве ничтожных вассалов, несущих дань, а не политически равноправных субъектов и уж точно не представителей «самой могущественной державы на земном шаре», какими Макартни и британцы самонадеянно видели себя. Вместо министерства иностранных дел Цинский Китай имел департамент приемов (даней), руководствовавшийся сложным перечнем положений, регулировавших частоту, продолжительность, глубину и число поклонов, которые требовались от посланников с данью. Китайцы и британцы так и не смогли договориться об условиях торговли, так как не сумели договориться даже об условиях взаимного существования. Назвать китайско-британскую коллизию 1793 года столкновением цивилизаций трудно: ни у одной из сторон не нашлось общих дипломатических оснований даже для того, чтобы хотя бы почувствовать запах конфликтной ситуации.

Будучи прагматичным дипломатом, но оставаясь еще и гордым британцем, Макартни потратил многие недели на пререкания по вопросам дипломатического протокола. Особые споры вызывал его отказ выполнять коутоу, обязательное изъявление почтения императору: троекратное преклонение коленей, каждое из которых включало в себя тройной поклон с касанием головой земли. Макартни выразил готовность приподнять шляпу, опуститься на одно колено и даже поцеловать императору руку (испуганные китайские чиновники быстро дали понять — о третьем варианте не может быть и речи), но отказывался исполнять коутоу, если только какой-нибудь китайский чиновник, равный ему по рангу, встанет на колени перед портретом Георга III. Последнее предложение являлось даже более неприемлемым, чем целование руки: подданные Цяньлуна, правителя «всей Поднебесной» (тянься, традиционный китайский термин для обозначения Китая), не могли принять равной власти другого суверена. Идея о том, что Китай — центр цивилизованного мира, к которому все остальные обязаны питать вассальную преданность, наиболее прочной нитью проходит через всю историю Китая. Даже сегодня, через сто шестьдесят лет после того, как «опиумные войны» положили начало процессу принуждения Китая к отказу от даннической системы и присоединению к современной международной торговле и дипломатии, отдельные китайские историки все еще не могут поверить, что Макартни так и не исполнил перед императором коутоу.

Китайцы начали давить на Макартни, вынуждая его согласиться на поклоны, в августе, за шесть полных недель до встречи британцев с Цяньлуном, и постепенно усиливали давление.

Стратегия уговоров, задействованная китайцами, включала в себя различные средства — от искусных иносказаний до прямого воздействия на желудок. В середине августа чиновники заметили послу, что китайская одежда лучше европейской «в том смысле, что та стесняет и мешает… коленопреклонениям и поклонам… Поэтому они предвидели для нас большие неудобства от наших пряжек на коленях и подвязок и намекали нам, что для нас было бы лучше освободиться от них перед тем, как отправиться ко двору». К началу сентября, не видя перемен в непримиримой позиции британцев, император лично приказал урезать британцам рацион питания, стремясь «убедить» их согласиться с имперским ритуалом. Когда Макартни и мандарины не спорили по главной теме: должны ли британцы исполнять перед императором коутоу, — они непрерывно пикировались по вопросу, как рассматривать подношения Цяньлуну — как «подарки» или как «дань». Макартни настаивал — это подарки от посла дипломатически равного субъекта. Не менее твердо Цяньлун стоял на том, что Макартни всего лишь подчиненное «лицо, назначенное для передачи дани».