Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии Страница 2

Взаимное недоверие солдат и офицеров подробно описывается в докладе членов Государственной думы Янушкевича и Филоненко, посетивших Северный фронт в начале марта 1917 года (документ № 35). Этот документ особенно характерен тем, что отражает первые «послефевральские» настроения в армии и при этом выдержан в оптимистических тонах. Депутаты признают, что известный «приказ № 1» оказал отрицательное влияние на дисциплину, но в то же время пока еще ни словом не упоминают о существовании какой-либо большевистской или иной «радикальной» агитации в армии. Да и низкую дисциплину они склонны приписывать в первую очередь «зеленым» (крестьянским) частям, особо отмечая, что части, составленные из городских рабочих, дисциплинированы и революционно настроены. Вину за взаимное недоверие солдат и офицеров депутаты склонны возлагать на монархически настроенную часть офицерства, особо отмечая озлобление солдат на командиров, отказывающихся убирать из служебных помещений портреты свергнутого царя. Кстати, сам факт подобных настроений показывает, насколько Николай II в последние годы своего правления был непопулярен у большинства подданных – причем именно конкретный правитель, а не монархия как институт. «Спрашивали: арестован ли Романов со своей семьей? Как только сказали, что арестован, стали кричать „ура”, качать и так далее». Характерно также процитированное депутатом Янушкевичем высказывание одного из офицеров, не названного по имени: «Все-таки я эту сволочь сек и буду сечь, а если он что-нибудь сделает, то я всыплю ему 50 розог!» Понятно, что к таким «отцам-командирам» отношение у солдат могло быть только одно…

Первое упоминание о деятельности большевиков проскальзывает лишь в отчете об апрельской поездке на фронт членов Государственной думы (документ № 51), при этом отношение большевиков к войне формулируется так: «Армия будет драться до конца… только в случае выяснения истинных намерений наших союзников, дабы России была дана гарантия, что борьба идет не за капиталистические цели союзников» . Чуть ниже: «Успех нежелательной пропаганды в пехотных частях лежит в том, что он бьет по самому больному месту. Все устали воевать – большевистская пропаганда проповедует скорейшее прекращение активных военных действий (оборонительная война и мирный конгресс)».

И далее отчет грустно отмечает: «Сравнивая дух армии в настоящее время и в первые дни революции при посещении Сев. фронта, к сожалению, приходится констатировать, что та пропаганда, которую вела Германия у нас в тылу через своих вольных и невольных провокаторов и шпионов, а также пропаганда на фронте, под видом перемирий и братаний, сделала свое губительное дело. Солдаты более не рвутся в бой, чтобы доказать, как русский гражданин защищает свою свободную Россию, а идут разговоры лишь об обороне, да и то с боязнью защитить мифические английские и французские капиталы».

Итоги Первой мировой известны – и мы-то прекрасно знаем, что финансовые интересы Англии и Франции были не мифическими, а вполне реальными…

Здесь крайне интересно проследить реальную политику большевиков по отношению к войне и армии. К сожалению, многие годы изучение этого вопроса вместо анализа сводилось к повторению набора дежурных формулировок; увы, ситуация не изменилась и сейчас – просто выводы и формулировки приобрели обратный знак. Не следует забывать, что к Февралю РСДРП (б) была довольно малочисленна и вдобавок вплоть до апреля лишена руководства, находившегося в эмиграции. Тем более слабы были ее позиции в армии. То есть в первые два месяца после революции большевики имели крайне мало возможностей широкого воздействия на солдатские массы. К примеру, первая большевистская газета на Северном фронте, «Окопная правда», начала выходить только с 30 апреля 1917 года – первоначально как орган исполнительного комитета 436-го Новоладожского полка, затем (с 7-го номера) – как орган русской секции и военной организации при Рижском комитете социал-демократии Латышского края [3] .

Позиции большевистского руководства относительно войны и армии посвящены документы № 44, 45, 46 и 53 – начинающиеся знаменитыми «Апрельскими тезисами». При внимательном рассмотрении этой подборки, особенно в совокупности, возникает ощущение, что большевики на самом деле не знали , что делать с армией, и скорее подлаживались под нее, чем вели за собой. Тем более что в армии «пользуются симпатиями подделывающиеся под требования массы» (документ № 186).

Да, большевики были против войны, и эта позиция была последовательной, занятой еще в 1914 году, а не вызванной политической конъюнктурой. Большевики были единственной партией, выступавшей за скорейшее прекращение войны, – и это обеспечивало им потенциальную поддержку солдатской массы. Но во всем остальном они тоже не знали, что делать с армией. Поддержка братания, судя по всему, была вызвана популярностью этого явления на фронте, а отнюдь не какими-то коварными планами по разложению армии, тем более что братание постепенно разлагало и войска противника – в большей степени австрийские, в меньшей германские.

Часто приходится слышать мнение, что причиной падения дисциплины стало отсутствие репрессий против нарушителей. Однако документы опровергают это убеждение: как сообщал генерал Брусилов на совещании в Ставке 17–18 декабря 1916 года, в 7-м Сибирском корпусе «люди отказывались идти в атаку; были случаи возмущения, одного ротного командира подняли на штыки, пришлось принять крутые меры, расстрелять несколько человек, переменить начальствующих лиц, и теперь корпус приводится в порядок» (см. документ № 8). Заметим, что еще 15 июня 1915 года, будучи командующим 8-й армией, генерал Брусилов издал следующий приказ: «…Сзади нужно иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться в плен» [4] .

Дальше – больше. В середине декабря 1916 года в частях 2-го и 6-го сибирских корпусов 12-й армии начались волнения, связанные с отказом солдат участвовать в предстоящем наступлении (Митавская операция). Солдаты отказывались идти в атаку, ссылаясь на то, что отсутствуют штурмовые лестницы, гранаты не взрываются из-за негодных капсюлей, при этом потери в ротах при атаке доходили до 30–40 %. Отказавшемуся наступать 1-му батальону 17-го полка 5-й сибирской дивизии (2-го Сибирского корпуса) в личном разговоре с командиром корпуса генерал-лейтанентом И.К. Гандуриным был обещан перевод на тыловые работы. Но как только солдаты сдали оружие, от них потребовали выдачи подстрекателей, пригрозив расстрелом каждого пятого. Солдаты батальона отказались, после чего из их состава были произвольно выбраны 24 человека, отданных под военно-полевой суд и приговоренных к расстрелу; сам батальон был расформирован. Несколько позже из состава 17-го полка под суд было отдано еще 167 человек, все унтер-офицеры и ефрейторы разжалованы в рядовые, а командир полка Бороздин отстранен от должности [5] .

25 декабря проводивший следствие в 14-й Сибирской дивизии генерал-лейтенант Довбор-Мусницкий в рапорте на имя Николая II сообщал: «В боях под Ригой 23 и 25 декабря стрелки некоторых рот 55-го Сибирского стрелкового полка отказались идти в бой и на увещевания офицеров грозили последним оружием… По моему приказанию в 15 часов 25 сего декабря 13 стрелков 5-й и 7-й рот расстреляны стрелками тех же рот в присутствии моем и представителей от всех рот и команд полков дивизии, находившихся на вверенном мне участке. Расстрелянные уроженцы преимущественно Пермской, Томской, Владимирской и Петроградской губерний. Дознание производится. Порядок восстановлен» . Таким образом, 13 человек были расстреляны без всякого суда. Николая II начертал на докладе Довбор-Мусницкого: «Правильный пример» [6] .

26 и 27 декабря в 55-м полку были арестованы еще 68 человек, из них 61 предан военно-полевому суду, который приговорил к расстрелу 37 человек. Смертный приговор утвердил временный начальник 14-й Сибирской дивизии генерал-майор Чаплин. 37 солдат были расстреляны 5 января 1917 г. в деревне Егансон [7] .

На том же совещании 17–18 декабря генерал Эверт упоминал случай в 3-й армии, когда после беспорядков, вызванных выдачей денег вместо сахара [8] , в одном полку было расстреляно 7 человек. Тогда же генерал Рузский отметил важную деталь, которой впоследствии будет суждено сыграть немалую роль: «В Петрограде, например, бедный стонет, а богатый все может иметь. У нас нет внутренней организации». И далее: «В Петрограде полная дезорганизация. Соборы, учебные заведения, 700 000 рабочих, – все просят снабжать их».