Михаил Гаспаров - Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом Страница 2

Мне захотелось поправить эту несправедливость. Это значило: предложить русским читателям не перевод, а пересказ Геродота, рассчитанный на восприятие читателя-неспециалиста, который знает о Древней Греции и Востоке то, что когда-то в школе проходил по истории, и редко больше того.

Такой пересказ означает, во-первых, сокращение, а во-вторых, выбор стиля. Сокращение, отказ от мелких подробностей и, наоборот, пояснения о таких предметах, которые греческому читателю были понятны, а русскому непонятны, — это было делом нетрудным. Девять «книг», на которые в древности было разделено сочинение Геродота, стали десятью рассказами (первая книга сама разделилась на две), каждая по объему сократилась вчетверо, а для удобства читателя рассказы и главы были снабжены ориентирующими заглавиями.

Выбор стиля был труднее. Можно было сохранить геродотовский нанизывающий синтаксис и старинный язык. Тогда получилось бы что-то похожее на русскую прозу XVIII века: «Когда перс с персом встретится на улице, то легко можно узнать, одинакового ли они состояния, ибо тогда вместо взаимного приветствия они целуются в уста; когда один из них несколько ниже, то целуются в щеки; когда же один гораздо низшего звания, то он падает другому в ноги. А из всех народов наибольше почитают они себя, потом живущих в ближайшем соседстве, потом отдаленнейших соседов, и так далее, наименее же тех, кои от них далее всего: ибо, полагая себя из всех гораздо наилучшими, они рассуждают, что все другие причастны доблести по мере отдаленности от них и кто от них обитает всех дальше, тот и всех хуже…» Я примерился и почувствовал, что в коротком отрывке такой пересказ приятен, но двести страниц такого стиля будут для непривычного читателя утомительны.

И тогда я предпочел противоположную крайность: переложить Геродота не только с языка на язык, но и с стиля на стиль. Сократить геродотовские фразы так же, как пришлось сократить геродотовские сюжетные подробности: чтобы они были короткими, легкими и местами, если удастся, немного ироничными. Не притворяться, будто мы с читателем вживаемся в образ Геродота-повествователя, а представить себе, что мы любуемся им со стороны, сохраняя собственный взгляд и на него, и на предметы его повествования. Собственный взгляд, выраженный в собственном языке. А чтобы язык был наш собственный, простой и здравый, а не расхожий газетный или канцелярский, пришлось стараться самому; успешно ли — читатель рассудит сам.

Я сделал этот пересказ много лет назад, представляя себе, что я пишу для школьников: так, как я хотел бы рассказывать об этом собственным детям. Потом части этого пересказа вошли в мою книжку рассказов о древнегреческой культуре «Занимательная Греция». «Занимательная Греция» предназначалась тоже для детей, но скоро оказалось, что ее с интересом читают и взрослые. Может быть, взрослый читатель примет и этот эпизод из истории занимательной Греции — рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом.

М. Л. Гаспаров

Рассказ первый, место действия которого — Лидия, а главный герой — лидийский царь Крез

Царствование Креза: 560–546 гг. до н. э.

О том, с чего все началось

Начинается повествование Геродота несколько неожиданно.

Было у греков сказание: царь богов Зевс влюбился в дочь аргосского царя Ио. Богиня Гера, супруга Зевса, была ревнива: она обратила царевну Ио в корову и напустила на эту корову лютого овода. Овод гнал ее посуше и по морю далеко-далеко до самого Египта. Здесь он оставил ее в покое, и здесь она родила Зевсу сына, от которого потом, много поколений спустя, произошли самые знаменитые греческие герои.

Было у греков и другое сказание: царь богов Зевс влюбился в дочь финикийского царя Европу. На этот раз он сам обратился в прекрасного быка и явился перед царевной, гулявшей по берегу моря. Царевна стала играть с ним, села на него верхом, а он вдруг бросился в море и с Европой на спине поплыл сквозь пенящиеся волны. Так он плыл с нею до острова Крита; здесь он оставил ее, и здесь она родила ему сына Миноса, о котором тоже было много сказаний, но нас они сейчас не касаются. А по имени этой Европы получила название целая часть света.

Геродот был слишком умным человеком, чтобы верить, будто боги обращаются в быков, а царские дочери — в коров. Но он был слишком осторожным человеком, чтобы открыто сказать, что это только сказка. И он написал вот что.

Ио, действительно, была аргосской царевной. Но никто ее в корову не обращал, а дело было проще: приплыли в Аргос азиатские купцы, заманили ее на свой корабль, неожиданно отчалили, увезли ее в Египет и продали в рабство.

Греки обиделись и поплыли к азиатским берегам искать мести. Здесь они застигли финикийскую Европу, похитили ее, увезли на корабле на остров Крит и тоже продали в рабство.

Азиаты не остались в долгу: их царевич Парис приехал в Грецию в гости к спартанскому царю Менелаю, влюбился в его прекрасную жену Елену, похитил ее и увез в свой город Трою.

Греки собрали огромное войско и пошли на Трою войной: отбивать Елену. Это была та самая Троянская война, которая длилась десять лет, в которой сражались Ахилл и Гектор, Агамемнон и Одиссей, Аякс и Диомед и о которой была сложена знаменитая поэма «Илиада», знакомая каждому греку.

Азиаты, — говорит Геродот, — вовсе не были расположены воевать из-за Елены. Они говорили грекам: «Кто похищает женщину — тот наглец, но кто мстит за это похищение — тот глупец: ведь никакую женщину нельзя похитить, если она сама того не желает». Но на греков этот разумный довод не подействовал. Они взяли Трою и разорили ее до основания.

Теперь очередь мстить была за азиатами. Прошло много поколений, пока они собрались с силами и пошли войной на Грецию. Это и была та война, историю которой собрался писать Геродот. Потому-то он и начал свой рассказ из сказочного далека — от царевны Ио и царевны Европы.

Если бы Геродот прожил еще тысячи две лет, он мог бы описать, как маятник войны еще несколько раз качнулся с запада на восток и с востока на запад. Как Александр Македонский пошел на Персию и дошел до самой Индии. Как арабы двинулись на запад и дошли до Босфора и Пиренеев. Как средневековые рыцари крестовыми походами шли на восток умирать в Палестине и Египте. Как хлынули из Азии на Европу турки, дойдя до Дуная и дальше Дуная, и как отхлынули они, слабея, обратно. Но Геродот до этого не дожил, и мы писать об этом не будем.

Вернемся к тому времени, когда маятник войны впервые после сказочных времен качнулся с востока на запад. Это было тогда, когда лидийские цари начали подчинять себе греческие города в Малой Азии.

Как погиб царь Кандавл, который любил красоту

Все знают, что Лидия — это женское имя. Но не все знают, что Лидия — это еще и древняя страна в Малой Азии и что имя «Лидия» значит: «уроженка страны Лидии».

Имя это — рабское. Знатным грекам и римлянам было недосуг запоминать непривычные имена восточных рабов. Рабу-сирийцу кричали попросту: «Эйды, Сир!» Рабы-нелидиянке: «Эй, ты, Лидия!»

Но это было позже. А когда-то Лидия была сильным государством и лидийцы не были ничьими рабами, а сами захватывали рабов.

По восточному берегу Эгейского моря узкой каймой лежали греческие города: Смирна, Эфес, Милет и другие; в их числе — и родина Геродота, Галикарнас. Дальше в глубь страны начиналось большое плоскогорье, рассеченное долинами рек: Герма и Меандра. Река Меандр извивалась по своей долине так, что у художников до сих пор узор из сплошных завивающихся изгибов называется «меандром». Здесь жили лидийцы, удалые наездники и любители роскоши.

В долинах была плодородная земля, а в горах текли золотоносные ручьи. Это здесь когда-то царствовал жадный царь Мидас, попросивший у богов, чтобы все, чего он коснется, обращалось в золото. От этого он чуть не умер с голоду, потому что даже хлеб и мясо в его руках становились сверкающим металлом. Изнемогши, Мидас взмолился, чтобы боги взяли у него свой дар обратно. Боги велели ему вымыть руки в ручье Пактоле. Волшебство ушло в воду, и ручей потек золотыми струями. Лидийцы намывали здесь золотой песок и сносили его в царские сокровищницы в столичный город Сарды.

В Сардах правил царь Кандавл, который любил красоту. Эта любовь к красоте его и погубила.

У царя Кандавла была красавица-жена, которую он любил больше всех, и был верный оруженосец Гигес, которому он доверял больше всех.

Однажды, беседуя со своим оруженосцем, царь Кандавл воскликнул восторженно:

«Ах, Гигес, если бы ты знал, как прекрасна моя жена!»

Гигес был воспитанным царедворцем и ответил:

«Конечно, я знаю это, государь!»

Но Кандавл сказал:

«Нет, Гигес, ты не знаешь. Ты видел ее только в царском платье, а я видел ее нагою, и нагою она еще прекраснее. Но я люблю тебя и верю тебе. Я приведу тебя этой ночью в мою опочивальню, ты встанешь за дверью и увидишь, как моя царица будет раздеваться, а потом выскользнешь и уйдешь, чтобы она тебя не заметила. Вот тогда ты поверишь, что прекраснее ее нет никого на свете».