Геннадий Левицкий - Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие Страница 2

Братья Тиберий и Гай Гракхи (Работа Эжена Гийома. 1853 год. Музей д'Орсе. Париж)

Из неудач Гракхов честолюбивые римляне сделали свои выводы. Вот главное, что они поняли: ничтожных нищих плебеев можно использовать, чтобы добиться высшего положения в государстве, и вовсе не обязательно к заветному консульству идти путем, определенным древними законами и римским правом. С этой поры замечательная римская республика начала неудержимо катиться к гибели. По иронии судьбы, в наибольшей степени способствовали этому процессу те, кто был призван защищать государственность и закон, — консулы, военачальники, первые лица Рима. Увы! Непомерному римскому честолюбию стало тесно в рамках закона и традиций. Государство долгое время поощряло в гражданах стремление к славе, почестям — такая политика приносила хорошие плоды и вывела Рим на первое место в мире; она же его ввергла в бездну произвола, сделала игрушкой в руках жестоких, безумных и порой безвольных императоров.

Гай Марий стал следующим за братьями Гракхами, кто внес посильный вклад в дело уничтожения республики. О нем мы можем прочитать у Плутарха.

Родители Мария были люди совсем не знатные, бедные, добывавшие пропитание собственным трудом. Марий поздно попал в город и узнал городскую жизнь… он жил, не ведая городской утонченности, просто, но зато целомудренно, воспитываясь так, как римские юноши в старину.

Что ж, римские законы давали возможность карьерного роста и гражданам из небогатых семей, а Гай Марий обладал для этого мужеством, твердостью характера и определенными способностями. Но вот беда, вместе с лучшими качествами в будущем консуле жила ненависть к тем, кто знатнее и богаче его. И чем выше он поднимался, тем сильнее она становилась, тем старательнее он пытался натравить на своих собратьев вечно недовольных плебеев. После одного столкновения, по словам Плутарха, «все поняли, что Мария нельзя ни запугать, ни усовестить и что в своем стремлении заслужить расположение толпы он будет бороться против сената».

Памятник Гаю Марию в Риме

Плебеи оценили старания своего неожиданного покровителя: не обладавший ни богатством, ни красноречием Гай Марий в 107 году до н. э. был избран консулом. Впрочем, защитник обездоленных охотно породнился с благородным семейством Цезарей. Вот какрассказывает Плутарх об этом событии, наложившем определенный отпечаток на судьбу Гая Юлия Цезаря:

Однако граждане высоко ценили его (Мария) за постоянные труды, простой образ жизни и даже за его высокомерие, а всеобщее уважение открывало ему дорогу к могуществу, так что он даже смог вступить в выгодный брак, взяв в жены Юлию из знатного дома Цезарей, племянник которой, Цезарь, немного лет спустя стал самым великим из римлян и, как сказано в его жизнеописании, часто стремился подражать своему родственнику Марию.

Марий поступил гораздо мудрее, чем побуждавшиеся добрыми намерениями Гракхи. Он дал нищим гражданам жалование и паек, но они получили это, только когда стали собственными солдатами Мария.

Избранный консулом, Марий тотчас провел набор, вопреки закону и обычаю записав в войско много неимущих и рабов, которых все прежние полководцы не допускали в легионы, доверяя оружие, словно некую ценность, только достойным — тем, чье имущество как бы служило надежным залогом. Но больше всего нареканий вызвали не действия Мария, а его высокомерные, полные дерзости речи, оскорблявшие самых знатных римлян: он говорил, что консульство — это трофей, с бою взятый им у изнеженной знати и богачей, или что он может похвастаться перед народом своими собственными ранами, а не памятниками умерших и чужими изображениями.

Марий в своих речах безжалостно ниспровергал древние славные сенаторские роды.

Все это он говорил не ради пустого бахвальства, не с тем, чтобы понапрасну вызвать ненависть к себе среди первых в Риме людей: народ, привыкший звонкостью речей измерять величие духа, ликовал, слыша хулу сенату, и превозносил Мария, этим побуждая его в угоду простонародью не щадить лучших граждан.

Вот он — самый действенный способ добиться народной любви и реализовать самые черные планы! Марий был первым, кто заимел фактически личную, подвластную только ему армию (но скоро у него появится много последователей). Однако мало завербовать солдат, раздать оружие и выплатить жалование — нужно, чтобы армия верила полководцу и шла за ним куда угодно и против кого угодно. Механизм преданности солдат полководцу довольно прост, он был прекрасно известен древним. Поскольку им с успехом пользовался не только Марий, но и его родственник Гай Юлий Цезарь, мы познакомимся с описанием, которое дает Плутарх.

Война несет с собой много тягостных забот, и Марий не избегал больших трудов и не пренебрегал малыми; он превосходил равных себе благоразумием и предусмотрительностью во всем, что могло оказаться полезным, а воздержанностью и выносливостью не уступал простым воинам, чем и снискал себе их расположение. Вероятно, лучшее облегчение тягот для человека — видеть, как другой переносит те же тяготы добровольно: тогда принуждение словно исчезает. А для римских солдат самое приятное — видеть, как полководец у них на глазах ест тот же хлеб и спит на простой подстилке или с ними вместе копает ров и ставит частокол. Воины восхищаются больше всего не теми вождями, что раздают почести и деньги, а теми, кто делит с ними труды и опасности, и любят не тех, кто позволяет им бездельничать, а тех, кто по своей воле трудится вместе с ними.

Воевал Гай Марий неплохо. Он блестяще закончил долгую Югуртинскую войну (111–105 годы до н. э.). Когда над Римом нависла смертельная опасность в виде орд кимвров и тевтонов, Марий вторично, в нарушение всех законов, был избран консулом. И вновь он оправдал надежды сограждан: сотни тысяч тевтонов на подходе к Италии удалось уничтожить. Разгром был страшным.

…Жители Массилии костями павших огораживали виноградники, а земля, в которой истлели мертвые тела, стала после зимних дождей такой тучной от наполнившего ее на большую глубину перегноя, что принесла в конце лета небывало обильные плоды.

Приблизившиеся к Альпам кимвры долго ждали тевтонов. Наконец они вступили в переговоры с Марием и потребовали предоставить в Италии «им и их братьям достаточно обширную область и города для поселения». На вопрос Мария, кто же их братья, послы ответили, что говорят о тевтонах. Все засмеялись. Марий пошутил:

— Оставьте в покое ваших братьев; они уже получили от нас землю, и получили навсегда.

В упорном бою Марий разбил и кимвров.

Восторженные римляне продолжали вручать консульство Марию год за годом, а следовало бы им вспомнить о довольно несправедливой традиции остракизма у своих соседей: самого популярного политического деятеля греки отправляли в изгнание, дабы у него не возникло соблазна установить тиранию.

К несчастью для римлян, у Гая Мария появился соперник в борьбе за славу — удачливый военачальник Луций Корнелий Сулла, происходивший из ненавистного консулу — простолюдину патрицианского рода. Оба полководца не поделили войну с понтийским царем Митридатом, и в результате шесть лет (с 88 по 82 год до н. э.) римляне сражались друг с другом. Плутарх приходит к такому выводу:

И вот эта — то вражда, столь незначительная и по — детски мелочная в своих истоках, но затем через кровавые усобицы и жесточайшие смуты приведшая к тирании и полному расстройству дел в государстве, показывает, сколь мудрым и сведущим в общественных недугах человеком был Еврипид, который советовал остерегаться честолюбия, как демона, самого злого и пагубного для каждого, кто им одержим.

Митридат VI Евпатор (Изображение на монете); внизу: Луций Корнелий Сулла (слева) и Гай Марий

Честолюбие, сильно развитое в римлянах, как ни в каком другом народе, являлось причиной всех римских побед и бед одновременно. Оно привело к долгой кровавой войне, раскололо Рим надвое, и граждане готовы были сражаться друг с другом не на жизнь, а на смерть.

Плутарх уточняет:

Никто из тех, кто превосходил его (Мария) славой, не заставлял его так страдать и терзаться, как Сулла, который приобрел могущество, используя ненависть знати к Марию, и сделал вражду с ним основой своего возвышения.

Римский историк Луций Анней Флор возмущается:

Только этой напасти не хватало римскому народу — пронзить братоубийственным мечом самого себя, чтобы посреди города, на форуме, словно на арене, граждане стали сражаться с гражданами на манер гладиаторов! Можно было бы отнестись к этому более спокойно, если бы высокая должность и положение предводителя были использованы для преступления плебейскими вождями. Но — о позор! — какие это были люди! Что за полководцы! Марий и Сулла! Гордость и украшение века! Все свои достоинства они, однако, поставили на службу самому низкому злодеянию.