Николай Манвелов - На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго Страница 2

Последний раз на плаву ботик был в августе 1723 года, когда он встречал молодой, но уже мощный Балтийский флот. На руле был сам Петр Великий — в роли унтер-офицера квартирмейстера и под именем Петра Михайлова На веслах сидели вице-адмиралы Петр Сивере (умер в 1742 году) и Томас Гордон (умер в 1741 году), контр-адмиралы Наум Сенявин (умер в 1738 году) и Томас Сандерс (умер в 1743 году). Вице-адмирал Александр Меншиков (1673–1729) исполнял обязанности лотового[2]. Фельдцейхмейстер[3] флота Кристиан Отто (умер в 1725 году) был канониром Командовал ботиком 62-летний генерал-адмирал Федор Апраксин (1661–1728). Ботик на буксире торжественно прошел вдоль колонны боевых кораблей; ему салютовало более полутора тысяч орудий, на что суденышко отвечало выстрелами из своих мелкокалиберных пушечек.

Учитывая роль ботика в создании флота, который, одержав ряд блистательных побед над шведами, прочно утвердился на Балтийском море и способствовал достижению победы в Северной войне, Петр Первый издал указ, обязывающий все торжества на воде в день заключения Ништадтского мира[4] начинать смотром кораблей и участием в нем ботика. Однако после смерти Петра Великого этот указ был предан забвению. Лишь в 1761 году в Петропавловской крепости по проекту архитектора Александра Виста был сооружен павильон «Ботный дом».

Ботик всего лишь несколько раз покидал свой «дом». При праздновании столетия Санкт-Петербурга 16 мая 1803 года «Дедушка Русского флота» находился на шкафуте[5] стоявшего в Неве 110-пушечного линейного корабля «Гавриил». Почетными стражами ботика были четыре столетних моряка Петровского времени, доставленные в Санкт-Петербург специальным распоряжением императора Александра Первого.

В 1872 году ботик проделал в железнодорожном вагоне длительное путешествие в Москву, где открывалась Политехническая выставка, посвященная двухсотлетию со дня рождения Петра Великого. Осмотр Морского отдела экспозиции начинался, естественно, с знаменитого кораблика.

В 1928 году ботик из Петропавловской крепости перевезли в Петергоф и поместили в бывшем Птичьем вольере. В августе 1940 года исполком Ленсовета постановил передать судно на вечное хранение в Центральный военно-морской музей, который с тех пор он покидал только с июля 1941 года по март 1946 года, для эвакуации в Ульяновск.

И, наконец, расскажем о том, что собой представляет ботик. Это дубовое парусно-гребное судно, отделанное декоративной резьбой. Днище кораблика обито медными листами для предотвращения гниения. Водоизмещение его составляет 1,28 тонны, длина — 6,1 метра, ширина — 1,97 метра, осадка — 0,3 метра, высота мачты — 6,61 метра Ботик был вооружен четырьмя небольшими орудиями.

Ботик, хранящийся в Санкт-Петербурге, — не единственное сохранившееся до наших дней судно, которое помнит Петра Великого. В старинном русском городе Переславле Залесском, расположенном в Ярославской области на берегу Плещеева озера, до сих пор можно видеть транспортный бот «Фортуна» конца XVII века — судно потешной флотилии Петра Алексеевича Ботик хранится в специально построенной усадьбе-музее, открытой еще в 1803 году.

«Фортуна» несколько больше «Дедушки Русского флота». Длина ее составляет 7,3 метра, а ширина — почти 2,9 метра; медная обшивка, правда, отсутствует (возможно, она просто не дошла до наших дней). Парусно-весельное судно (оно имело десять уключин для весел и мачту) предназначалось для перевозки людей и грузов. Построен ботик из мореного дуба и сосны.

«Фортуна» — последнее сохранившееся судно флотилии из числа строившихся зимой 1691–1692 годов и ходивших по некогда глубокому озеру в навигацию 1692 года Всего в потешных баталиях участвовало более сотни судов различных классов: три яхты, карбасы[6], галеры и боты. Было даже два настоящих парусных корабля о 30 пушках каждый — «Марс» и «Анна». Флотилия сберегалась царским указом, однако сгорела во время сильнейшего пожара 1783 года Впрочем, сейчас флотилии было бы трудно бороздить воды озера За последние 300 лет уровень воды в озере понизился более чем на два метра (это, кстати, отлично заметно со ступеней лестницы, ведущей к усадьбе «Ботик»).

Помимо павильона с собственно ботиком, в усадьбе есть еще два здания — «дворец» с небольшой музейной экспозицией, а также «ротонда», построенная в 1852 году для проведения памятных общественных мероприятий, связанных с Петром Великим.

Но вернемся с озера в море.

К морской глади всегда относились как к чему-то тайному и неизведанному, что человек до конца познать никогда не сможет. Неслучайно торговые моряки (включая убеленных сединами капитанов) старались задобрить океаны, бросая в воду золотые монеты. Особенно дурной славой пользовались Индийский и Тихий (Великий) океан.

Простым матросам такая роскошь была не по карману. Они предпочитали молебны, которые командиры кораблей считали необходимым отслужить перед началом длинного и тяжелого перехода Причем участие в них принимали не только «нижние чины», но и командный состав. «..Море с его опасностями не особенно по душе сухопутному русскому человеку», — писал Станюкович. Кроме того, каждый матрос считал своим долгом на прощание перекреститься на маковки и шпили соборов Кронштадта, Севастополя, Ревеля или иного порта

Теперь самое время перейти к суевериям — моряки всегда обращали внимание на приметы разного рода.

«Дело в том, что моряки, как и охотники, не вполне свободны от суеверий, и в частности верят в приметы. Как легко… несчастье могло быть сочтено за дурное предзнаменование, и тогда прощай хорошее настроение, столь необходимое в плавании, подобном нашему. Известно, что дело уже наполовину загублено, если потеряна вера в его счастливое окончание. Ведь команда, считающая себя обреченной, не станет с должным рвением выполнять приказания командира, а будет на свою же погибель затруднять ему командование», — писал почти 180 лет назад российский кругосветный мореплаватель Отто Евстафьевич Коцебу[7].

В большинстве своем моряки крайне неодобрительно относятся к выходу в море 13-го числа, особенно если оно выпадает на понедельник либо на пятницу. В старину число «чертовой дюжины» действовало на мореплавателей просто удручающе и нередко приводило к тому, что капитаны предпочитали «пересидеть» лишний день в порту, нежели выбирать якорь в «неприятный» день.

Другое суеверие напрямую связано с прекрасным полом (справедливости ради отметим, что характерно оно для моряков всего мира). В этой связи интересно обратиться к воспоминаниям советского наркома Военно-морского флота Николая Кузнецова (1904–1975), описывающего в своих воспоминаниях то, как к этому суеверию относились в «старшем классе» — среди офицеров британского флота (история относится к периоду Великой Отечественной войны).

«На… крейсере “Кент” …из Мурманска в Англию отправилась наша профсоюзная делегация.. В составе делегации была и известная общественная деятельница К. И. Николаева[8].

Значительно позже Майский[9] рассказал мне о неожиданных трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться на этом крейсере… Командир “Кента” не хотел брать на корабль нашу делегацию, во-первых, потому, что в ней было 13 человек, а во-вторых, из-за того, что в ее составе была женщина…

Опытный и находчивый дипломат, Майский быстро вышел из положения. Он попросил включить его в состав делегации, и пассажиров стало четырнадцать. А о Николаевой сказал, что она борется за общие интересы Советскою Союза и Англии, поэтому для нее должно быть сделано исключение. На том и порешили.

На обратном пути из Англии в СССР нашу делегацию взяли на борт крейсера “Адвенчер” с не меньшим трудом: к тринадцати ее членам пришлось срочно присоединить одного журналиста.

И все же крейсер не миновал беды: он столкнулся в море с танкером и, получив повреждение, вынужден был вернуться в свою базу. Англичане, конечно, не замедлили объяснить случившееся тем, что на корабле была женщина. Так Клавдия Ивановна Николаева стала “виновницей” ущерба, понесенного британским флотом».

Отдельно стоит сказать о суеверных штурманах парусной эпохи. Особенно они не любили вопросов о сроках прихода в порт назначения. Типичным примером такого штурмана могут служить слова персонажа повести Станюковича «Вокруг света на “Коршуне”» Степана Ильича Овчинникова: «В море не очень-то можно рассчитывать. Придем, когда придем!» Именно поэтому в вахтенном журнале никогда не обозначается порт назначения корабля.

Указывать с берега пальцем на выходящий из гавани корабль — значит обречь судно и всех моряков на его борту на неминуемую гибель. А палец, направленный в небо, приносит шторм.