Николай Шпанов - Поджигатели. Мюнхенский сговор Страница 2

Нет, нет, война не для Франции! И из-за чего, из-за каких-то там Судетских гор, которые не всякий француз способен найти на карте! Чорта с два! Если чехи не хотят примириться с потерей этих гор, так пусть сами за них и воюют...

Вся Чехословакия не стоит костей одного пуалю!

В "Гренгуаре" афоризм Боннэ трансформировался в столь же лаконический, но, пожалуй, еще более гнусный аншлаг, перепоясавший первую страницу этого органа паромщиков: "Хотите ли вы умереть за Чехословакию?"

"Спасителем нации" был объявлен некий профессор Жозеф Бартелеми, который по заказу Долласа написал для "Тан" статью, "доказавшею, как дважды два", что франко-чехословацкий договор о взаимной помощи давным-давно утратил силу, поскольку Гитлер денонсировал Локарнский договор.

В сорок тысяч франков обошлось Ванденгейму то, что статья журналиста, разоблачавшего продажность Бартелеми, не появилась в печати.

- Запомните, Фосс, - наставительно проговорил Джон Третий, обращаясь к Долласу, - и не уставайте повторять тем, кто этого не понимает: вышибить из этой игры Францию - значит выиграть всю партию, потому что этим, быть может, нам удастся выбить из игры Россию. А это для нас важнее Англии и Франции, вместе взятых.

Удовлетворенный результатами своей деятельности, Ванденгейм собирался уже покинуть окутанный осенней мглою Париж, когда к нему явился встревоженный Доллас.

- Дурные вести из Германии, хозяин!

Он съежился было под свирепым взглядом Ванденгейма, но все же решился договорить:

- В кругу близких людей Гитлер проговорился, что боится провала с Судетами.

Ударом ноги Джон в бешенстве отбросил китайский столик со стоявшим на нем чайным сервизом.

- Господь-бог наказал нас этим идиотом!

- Не столько бог, сколько Генри Шрейбер, - лукаво заметил Доллас.

- К дьяволу ваши гнусные остроты! - рявкнул Джон.

Отбросив обломки столика и топча осколки фарфора, он прошелся по комнате.

- Помните того малого, что был нами приставлен к Герингу?.. Мак?.. Мак?.. - силился вспомнить Джон.

- Мак-Кронин?

- Надо связаться с ним!

После некоторого колебания Доллас сказал:

- Эти сведения от него и идут.

- Так, значит, Гитлер говорил это Герингу?

- Герингу и Геббельсу.

- Ну, Геббельс... - Джон пренебрежительно махнул.

- Его влияние на Гитлера...

- Дело не только во влиянии, а и в личной заинтересованности, Фосс. Джон неожиданно рассмеялся и крепко ударил Далласа по плечу. - Чего стоило бы ваше влияние на меня, если бы вы не были заинтересованы в успехе того жульничества, которое провели вчера для Буллита?!

Доллас хотел возразить, оправдаться, но губы его омертвели от страха: он знал, что Джон способен простить все - ложь, измену, любую подлость, только не посягательство на его кошелек.

- Честное слово, хозяин... - пролепетал он, овладев, наконец, способностью речи и отирая о брюки влажные ладони. - Честное слово...

Ванденгейм угрожающе проговорил:

- Вы вообразили, что если вы ведаете моей разведкой, а не я вашей, то я уже ничего не знаю о проделках за моего спиною?.. Как бы не так! Каждый ваш шаг, каждое слово... - Он стоял страшный, как идол, и Долласу уже чудилось, что десяток рук багрового страшилища обвивают его в смертельном объятии, чтобы выжать все, что он успел нажить. Он смотрел на Джона остановившимися от ужаса глазами. Если бы не бешеные удары сердца и не холодные струйки пота, катившегося по рукам, по лицу, по всему телу, он поверил бы тому, что страх способен мгновенно убивать.

Глядя на него, Ванденгейм презрительно усмехнулся:

- Нельзя быть таким трусом, Фостер.

- Я не боюсь ничего на свете... - заплетающимся языком промямлил Доллас и поднял руку, чтобы отереть мокрое лицо.

- В общем это пустяки. Я на вас не сержусь! - заявил Джон. - Смотрите только, чтобы вас не надул Буллит в той спекуляции, которую вы с ним затеяли.

- Буллит меня? - Доллас рассмеялся скрипучим долгим смехом.

- Приглядывайте за ним. Этот лягавый из тех, что норовят таскать дичь из-под носа хозяина... Президент это скоро почувствует.

Неожиданно Ванденгейм спросил адвоката:

- Вы передали Буллиту последний чек?

- Разумеется.

- Без удержаний?..

Доллас пожал плечами и обиженно отвернулся.

- Нужно дать ему деликатное поручение... Впрочем, лучше не впутывать в это дело Буллита, - сказал Джон. - Ведь вы и сами близки теперь с Абетцем?

- Более или менее.

- Мне нужно встретиться с Герингом.

- Такое дело требует времени.

- Его-то у меня и нет.

- Абетцу придется ехать в Германию.

- Пусть летит завтра же!

- Прием у Геринга, говорят, расписан на месяц вперед.

Ванденгейм резко остановился посреди комнаты и проговорил:

- Он должен принять меня не позже следующей недели.

2

Шверер был раздосадован: намеченный отъезд в Чехословакию вдруг отложили. Гаусс объяснил ему эту отсрочку тем, что англичане, с которыми должен был отправиться Шверер, отложили свой выезд.

- Не я должен был ехать с англичанами, а англичане со мной, - сдерживая раздражение, сказал Шверер. Ему показалась обидной эта зависимость от англичан.

- Весьма любезно было со стороны англичан пригласить вас в качестве немецкого наблюдателя в их комиссию, - возразил Гаусс.

Шверер недовольно фыркнул: опять наблюдатель! Опять партикулярный пиджак, опять зависимость от каких-то штатских субъектов, которых он заранее презирал. Он уже знал по опыту, что значит быть "наблюдателем". Положительно ему не везло. Не ради же удовольствия хотел он побывать в Чехословакии, где ему предстояло воевать и одержать победу над передовым западным отрядом ненавистного славянства - чехами. Ему не терпелось осмотреть театр военных действий, которому суждено стать мостом к восточному пространству, мостом, по которому он, Конрад фон Шверер, поведет полки германцев!

Не подозревая того, что Геринг именно его назвал в качестве жертвы провокации, задуманной Гитлером, Шверер нетерпеливо стремился навстречу собственной смерти. Он был далек от мысли заподозрить что-либо недоброе в том, что Гаусс пригласил его к себе и заставил в своем присутствии передать Прусту все дела, не исключая и далеко идущих планов подготовки восточной кампании. Ему не приходило в голову, что все его слова Гаусс воспринимал как своего рода предсмертную исповедь. В мерно покачивающемся носке лакированного сапога Гаусса, в блеске его монокля было столько спокойствия, что предположение о его участии в плане убийства Шверера не пришло бы в голову даже тому, кто и знал о предстоящей провокации.

Инициатива отсрочки отъезда Шверера, давшей Гауссу возможность передать военную часть заговора против Чехословакии из рук Шверера Прусту, не исходила от Гаусса, и тем не менее именно он был ее виновником. Вот как это случилось.

В последний день пребывания миссии лорда Крейфильда и Монтегю Грилли в Берлине британский посол Невиль Гендерсон устроил в их честь прием. Тут-то Гауссу и представилась редкая возможность проверить в личной беседе с французскими и британскими дипломатами то, что он уже не раз слыхивал из уст Риббентропа и от Нейрата, но что все же представлялось ему почти невероятным. Здравый смысл Гаусса отказывался признать за англичанами и даже за французами ту меру безрассудства, граничащего с безумием, какою нужно было обладать, чтобы дать возможность немецким дипломатам с уверенностью утверждать, будто у Германии в чешских делах руки развязаны так же, как они были развязаны в вопросе с Рейнской областью и с аншлюссом Австрии. Гаусс отлично знал, что он не является единственным немецким генералом, у которого чешутся руки затеять драку в Судетах и отхватить хотя бы часть чешских земель. Но он хорошо знал и то, что не одинок в желании соблюсти некоторую осторожность и отложить авантюру до времени, когда немецкая армия будет готова к серьезным боям.

В минуты острых сомнений он, подобно многим своим коллегам-генералам, готов был пойти даже на арест Гитлера во имя спасения серьезных военных планов реванша от преждевременного провала. Однако он хорошо знал и то, что для ареста Гитлера нужно выбрать момент острейшего политического кризиса, угрожающего Германии бедами или крупным провалом на международной арене. Такой политический кризис мог возникнуть в Европе вследствие попытки захвата Судетской области. Многие из генералов до сих пор были убеждены, что если не Англия и Франция вместе, то уж во всяком случае Франция, а следовательно, и СССР выступят. Тогда могло произойти то, чего генералы боялись как огня, быстрый разгром не готовой к войне германской армии и крах всех их планов.

Случилось так, что прием в британском посольстве совпал с моментом, когда Гаусса терзали сомнения. Именно в этот день стало очевидным, что для развертывания немецкой армии недостает офицеров и унтер-офицеров.