Николай Пушкарев - ГРУ: вымыслы и реальность Страница 2

Наш командир собирал на встречу с летчиками и моряками весь состав нашей 4-й гвардейской зенитной батареи. На этих встречах обсуждалась боевая операция по точной стрельбе по мишеням.

Боевой военный самолет под управлением офицера должен тащить за собой мишень, которую наши гвардейцы-зенитчики и были обязаны поразить боевым снарядом точно и при этом не попасть в самолет и не сбить его. Летчики были психологически уверены, что если они лично побеседуют с солдатами, сержантами и офицерами батарей, то наверняка стрельбы пройдут удачно и они будут живы и невредимы. То же самое происходило с офицерами-моряками, которые своими боевыми кораблями тащили за собой «боевые мишени» в виде специальных щитов.

И вот рано утром наша батарея из 4 орудий на мысе Феолент заняла боевую позицию. Вскоре мы услышали гул мотора и в воздухе на значительной высоте увидели самолет, а за ним на расстоянии 100–150 метров боевую мишень в виде вытянутого овального «пенала».

Все затихли, напряглись, вглядываясь в летящий самолет, и ожидали команду «огонь». Напряжение возросло до предела, нервы не выдерживали, снаряды вложены в лотки автоматической доставки в ствол зенитной пушки. Нужна была только команда «готовьсь», а затем «огонь». Все мы думали о летчике-герое, который вел самолет и знал, что скоро последует очередь выстрелов боевыми снарядами. Мы же, курсанты-батарейцы, переживали не за судьбу самолета, а за жизнь пилота, который перед полетом сказал нам: «Мальчики, я на вас надеюсь. Мы вновь встретимся на земле и выпьем по этому случаю 100 граммов боевых».

Как это всегда бывает, команда «огонь» наступила неожиданно. Каждая батарея произвела по выстрелу, все покрылось кругом красной пылью, заслонило солнце, самолет, мишень, по которой вели огонь. Буквально задрожала земля под ногами, взметнулась пыль высоко в небо и долго-долго не оседала. Все мы прислушивались к гулу самолета, потом увидели и его, — пилот шел по кругу над нами, покачивая крыльями, а мишени за ним не было, ее мы с первых выстрелов поразили. Боевая задача была выполнена. Поразили мы и морскую мишень, которую на этот раз тащил за собой военный корабль, предназначенный специально для этого.

Вечером к нам прибыли высокопоставленные офицеры-летчики и офицеры-моряки и всех нас от души благодарили. Было приятно, что мы впервые прошли боевое «крещение», стреляя не по противнику, но подразумевая его. Подобных стрельб за полгода армейской службы на флоте было более чем достаточно. В общем, мы были довольны; огорчило нас только то, что сняли с нас морскую форму и переодели в армейскую, и получилось, что из мичманов мы превратились в старшин. Как раз в это время шла реорганизация противовоздушной обороны флота и кем-то сверху было принято решение всех переодеть в общевойсковую форму. Многие тогда сожалели, что им приходилось расставаться с морской формой, морской выучкой и морской судьбой.

Будучи на военной стажировке, мы, курсанты, с удовольствием осматривали город-герой, город русской славы Севастополь. Все здесь напоминало о силе, духе и мощи русского человека, русского оружия. И мы этим гордились, так как все были воспитаны на патриотизме к Родине, на любви к своему Отечеству. Каждый из нас хотел служить, служить честно, со знанием дела и в любой точке мира. У нас не было вопросов — где служить, у нас был только один ответ — куда пошлет Родина, там мы будем служить.

У всех у нас было героическое настроение. Правда, оно было несколько огорчено тем, что за год до нашего пребывания в городе Севастополе там, в бухте Инкерман, 29 октября 1955 года по какой-то неведомой причине взорвался и ушел на дно знаменитый флагман Черноморского Военно-морского флота — линкор «Новороссийск». Сотни моряков погибли вместе с ним, и, по воспоминаниям очевидцев, почти три дня и три ночи еще живые матросы стучали изнутри по броне «Новороссийска», сообщая о том, что они живы и просят помощи. Помочь им не смогли. Вскоре на северной стороне Севастопольской бухты экскаваторами была вырыта братская могила, куда захоронили всех погибших моряков. Многие из тех моряков были молодыми, неопытными в морском деле ребятами, переведенными на линкор из Германии в связи с сокращением там численности советских войск. Скоро уже будет 50 лет со дня гибели легендарного линкора, но причины, к сожалению, до сих пор не установлены. В последующие годы, уже будучи студентом, а затем и офицером-разведчиком, я часто посещал это трагическое место, которое было обставлено морскими буйками. На этой могиле многие годы была закреплена одна-единственная красная звездочка. Собирались местные власти поставить памятник морякам-новороссийцам, но я его там не видел.

Закончилась наша военная стажировка, и все мы вернулись в свои родные пенаты — Батумскую мореходку. Через шесть месяцев мы вновь встретились. Было много разговоров о том, кто, где и как служил. Кто-то был в Батуми, кто-то в Поти, а кто-то на военных кораблях Черноморского флота. Каждый вечер мы вели разговоры и заканчивали, как правило, глубоко за полночь. Нам тогда было чуть больше двадцати лет и каждому из нас была обозначена одна дорога служить флоту. И все мы были готовы к этой нелегкой службе.

Почти пять лет нас воспитывали опытные моряки, прошедшие войну, не только Великую Отечественную, но и войну в Корее, в других «горячих точках» мира, где наши войска принимали участие в боевых операциях. Все это называлось в те годы служебной командировкой, а некоторые из таких командировок не возвращались совсем, а если и возвращались, то только в «цинковых гробах». Грустно это осознавать, но мы были молоды и каждый был уверен, что с ним этого не произойдет никогда. Нас воспитали в любви к морю, Родине, Военно-морскому флоту, Советскому Союзу, и мы гордились всем этим, куда бы ни забросила судьба каждого из нас.

В те годы никто не говорил о национальной принадлежности. Мы были советскими курсантами, советскими моряками, моряками-черноморцами, моряками-батумцами. Служили дружно, жили мирно, любили морскую романтику, помогали друг другу чем могли.

Формировалась настоящая морская дружба, независимо от того, был ли ты русский, аварец, грузин, осетин, татарин, удмурт, чеченец, азербайджанец, латыш или литовец. Мы были единой морской державой, единой морской семьей, единым Советским Союзом.

Вскоре командование Батумского морского училища зачитало приказ о том, что каждому из нас присваивается звание лейтенанта Военно-морского флота, а вскоре определили и места, где нам предстояло проходить морскую службу.

ПРЕДСТАВИТЕЛИ МОРСКОГО ФЛОТА СССР РЕШАЮТ НАШУ СУДЬБУ

Прибыла из Москвы довольно многочисленная группа начальников и специалистов, чтобы принять участие в распределении курсантов мореходки по северным, восточным и южным морям.

Все мы стояли строем перед училищем в отличной морской форме, у некоторых на плечах еще сохранились мичманские погоны, а у некоторых старшинские. Начальник училища Оганезов Яков Александрович зачитывает приказ, в котором называются фамилии курсантов и указывается флот, куда ему надлежит прибыть в указанный срок. Затем каждый из нас подходит к специальной книге и ставит подпись, что согласен с предложенным распределением на флотскую службу.

Характерно, что практически все представители народов юга, грузины, армяне, кабардинцы, окончившие мореходку, изъявили желание служить на Дальнем Востоке. Вот такой был патриотизм, — никто не стремился ближе к отчему дому, каждый из нас был рад выполнить свой долг перед Родиной, перед любимой мореходкой.

Вскоре мы разъехались согласно зачитанному в приказе предписанию. И как это часто бывает, потерялись на многие годы. За это время разошлись наши пути-дороги. Кто-то окончил высшие военные учебные заведения, а кто-то окончил гражданские вузы. Один из нас окончил Тбилисскую консерваторию и стал музыкантом.

Пока же предстояло проходить службу. Мне, в частности, в городе Одессе на судах торгового флота. Моим первым судном был парусник «Товарищ». Замечательный корабль, гордость Херсонского мореходного училища.

Меня разместили в общей каюте, и я приступил к выполнению обязанностей судового моториста. Моими задачами было следить за двигателем, его исправностью и готовностью в любой момент выйти в море. Мне грело сердце и душу, что мой парусник «Товарищ», на борту которого были курсанты Херсонской и Одесской мореходок, скоро снимется в кругосветное плавание. Я с нетерпением ждал этого замечательного рейса, так как предстояло пройти много морей и океанов. Нам предстоял путь из Херсона на Дальний Восток. В Херсоне парусник загрузился на 8-месячное плавание, пришли родственники и знакомые проводить курсантов-мореходов в такой необычный рейс. Все мы были в приподнятом настроении. Я даже завел дневник, в котором решил записывать все свои ощущения от этого рейса. Всем своим друзьям я сказал, что ухожу в кругосветку на паруснике «Товарищ», и они мне по-доброму завидовали. Я с нетерпением ждал дня и часа отхода от причала, мысленно представляя этот длинный морской путь, и сердце наполнялось какой-то необъяснимой радостью. Я, вятский паренек, сын деревенских родителей, и вдруг ухожу в дальнее плавание.