Агафий Миринейский - О царствовании Юстиниана Страница 2

Книга первая

1. Тейя, вождь готов после Тотилы, собрав войско и возобновив всеми силами войну против Нарзеса и римлян, был совершенно разгромлен и погиб, сражаясь в бою. Уцелевшие готы, так как римляне их преследовали безостановочно, гонимые ими наступлением и окруженные в безводном месте, заключили мирный договор с Нарзесом, по которому они оставались беспрепятственно жить на своих землях и подчинялись в дальнейшем императору римлян как подданные. После этого всем казалось, что все войны кончились в Италии. На деле же это оказалось прелюдией к другом войнам. Полагаю, — никогда наш век не будет свободен от них и они навсегда останутся в полной силе, пока остается той же человеческая природа, так как с самого начала они, так сказать, присущи жизни, и поэтому вся поэзия, вся история наполнена войнами и сражениями, и не найдешь в них ничего другого, так подробно описанного. Причиной войн, полагаю, не являются, как говорят многие, движения звезд или судьба и противный разуму рок. Если бы предначертанное судьбой торжествовало во всем, то была бы отнята у людей свободная воля и право выбора, и мы считали бы напрасными и бесполезными всякое наставление, искусства и обучение: оказались бы беспомощными и бесплодными надежды людей, живущих наилучшим образом. И божество, как думаю, нельзя полагать причиной убийств и сражений. Я и сам бы не сказал и не поверил бы никому, утверждающему, что высшее благо, изгоняющее всякое зло, радуется сражениям и войнам. Души людей добровольно впадают в корыстолюбие и несправедливость и наполняют все войнами и смятением, и отсюда происходят многие бедствия и гибель народов и порождаются бесчисленные другие несчастия. Так и теперь: готы, заключив мир, разделились, и одни из них жившие раньше южнее реки Пада,[5] отправились в Тусцию и Лигурию и куда кто захотел; другие же, переправившись по ту сторону, расселились, как и раньше, около Венеции и тамошних укреплений и городов. Когда они оказались в таком положении, надлежало им подтвердить договор делами, находясь в безопасности, освободиться от беспрерывных угроз и хотя бы немного передохнуть от бедствий. Но они, переждав очень короткое время, снова захотели перемен и начали сеять семена новой войны. Считая себя не в силах теперь же вступить в войну с римлянами, они немедленно обращаются к франкам, полагая, что их дела улучшатся и они получат величайшую выгоду, если, заключив союз с соседями и родственниками, поскорее возобновят войну.

2. Племя франков является ближайшим соседом Италии. Несомненно, что они принадлежат к так называемым исстари германцам. Живут вокруг Рейна — реки и [на] прилегающей к нему территории, владеют и большей частью Галлии, которая раньше им не принадлежала, а занята позднее. Владеют они также городом Массалией, колонией ионийцев, так как ее некогда заселили фокеяне, изгнанные из Азии мидянами в царствование Дария, сына Гистаспа. Теперь она [Массалия] из эллинской сделалась варварской и, отбросив отечественное устройство, пользуется законами своих господ, но и теперь ее положение немногим хуже прежнего. Ибо франки не номады, как многие из варваров, но в большинстве случаев пользуются римскими гражданскими порядками и теми же законами, равным образом одинаково мыслят о договорах, браке и божественной службе. Все они христиане и придерживаются вполне христианской веры. [Франки] имеют в городах и правителей, и священников. Праздники совершают так же, как и мы, и для варварского племени [они] представляются мне очень благопристойными и культурными, ничем от нас не отличаясь, кроме варварской одежды и особенностей языка. Я поражаюсь другим свойственным им добрым качествам, в особенности справедливому отношению друг к другу и согласию. Много раз и раньше и в мое время власть у них делилась то между тремя правителями, то между большим числом, но никогда, как известно, они не начинали войны между собой и не оскверняли отечество кровью сограждан. Когда сталкиваются крупные равные или почти равные силы, тогда естественно возникают жестокие и высокомерные помыслы, соперничество, стремление к первенству и прочие бесчисленные страсти, рождающие смуты и волнения. Однако у них, если они и бывают разделены между многочисленными правителями, не случается ничего подобного. А если у властителей возникает какой-нибудь конфликт, все выстраиваются как для сражения, вооруженные, и затем собираются в одно место. Обе стороны, лишь увидят друг друга, тотчас прекращают вражду, приходят к соглашению и требуют от вождей разрешить спор, основываясь больше на праве, чем на силе Если же те отказываются, требуют, чтобы они сами сражались и подвергались опасности. Ибо не пристойно и не со ответствует отечественным установлениям, чтобы ради част ной их вражды получало бы ущерб и потрясалось дело общественное. Тотчас же они [рядовые франки] выходят из военных рядов, складывают оружие, и восстанавливаются мир и дружба, безопасные посещения друг друга и сношения, и таким образом исчезают опасности. [Вот как] у них подданные склонны к справедливости и любят родину. Вожди же в нужных случаях благожелательны и доступны убеждениям. Поэтому и живут они, сохраняя прочное могущество, и пользуются теми же законами, ничего не теряя из своего и приобретая очень многое. Там, где внедрены справедливость и согласие, там государство счастливо и неуязвимо для врагов.

3. Так франки, живя наилучшим образом, управляют собой и повелевают соседями, причем дети наследуют власть отцов. В то время, когда готы послали к ним послов, у них было три правителя. Не будет бесполезным, мне кажется, начать немного раньше, рассказав весьма кратко о роде правителей и событиях, происходивших раньше. Закончу же теми, которые повелевали в то время. Были братья Хильдиберт, Хлотар, Теодорих и Хлодомер. По смерти отца Хлодоэя они разделили царство на четыре части, равным образом города и народы, так я думаю, чтобы каждый из них получил одинаковую часть.[6] Немного спустя Хлодомер повел войско против бургундов (это готское племя, живущее своими трудами и отличное в военном деле) и погиб в сражении, пораженный копьем в грудь. Когда он лежал на земле, бургунды, увидев его длинные развевающиеся волосы, простирающиеся до спины, тотчас поняли, что они убили неприятельского правителя.[7] Ибо запрещено правителям франков когда-либо стричься, и они остаются с детства нестриженными как можно видеть, волосы их сзади красиво падают на плечи, и спереди посредине разделены пробором, а не так, как у турок и аваров, — не причесаны, запущены или некрасиво заплетены. Они [правители франков], наоборот, моют их разными снадобьями и за ними очень ухаживают. Это считается как бы некоторым знаком и величайшей прерогативой чести королевского рода. Подданные же стригутся в кружок, и иметь им длинные волосы отнюдь не разрешается. Итак, бургунды, отрезав голову Хлодомера, когда показали ее войскам, бывшим с ним, тотчас внушили им великое смятение и отчаяние, и дух тех упал от боязни так, что они отказались от продолжения в дальнейшем войны. Война была прекращена, и победители по своему усмотрению, как им показалось лучше, установили условия мира. Уцелевшие же из франкского ополчения с радостью возвратились домой. Когда Хлодомер таким образом погиб, тотчас его братья (он не имел детей) разделили между собой его удел. Немного спустя Теодорих скончался после болезни, оставив Теодиберту, сыну, кроме разных других благ, и достоинство власти.[8]

4. Теодиберт, получив отцовское наследство, подчинил алеманнов и другие соседние народы. Был он чрезвычайно отважен, беспокоен и чрезмерно любил опасности. Итак, когда у римлян началась война с Тотилой, вождем готов, Теодиберт принял решение и с величайшей тщательностью готовился, собрав храбрейшие и сильнейшие войска, проникнуть в страну Фракии и, опустошив ее всю, перенести войну к самой столице Византии, в то время как Нарзес и войско будут заняты боевыми операциями в Италии. Свое желание он осуществлял так деятельно, а приготовления так основательно, что посылал послов к гепидам, лангобардам и другим соседним народам, чтобы и они приняли участие в войне. Он считал нетерпимым, что император Юстиниан в императорских эдиктах называется франкским и алеманнским, гепидским и лангобардским и другими подобными наименованиями, как будто он поработил все эти народы. Поэтому и сам тяжело переносил эту обиду и других возбуждая к негодованию, как оскорбленных. Я же так полагаю, что если бы он предпринял эту экспедицию, его дерзость не принесла бы ему ничего хорошего, но если бы он пришел во Фракию или Иллирик, он наткнулся бы на римские полки и погиб бы бесславно. Но уже то, что он задумал такой план, горячо желал его осуществить и все свое достояние затратил на это, лучше всего характеризует, как он был жесток и заносчив и как безумие и безрассудство принимал за храбрость. Если бы смерть не предупредила начинания, он, несомненно, начал бы поход. Но когда он однажды отправился на охоту, огромный бык с великолепными рогами, не похожий на какого-нибудь укрощенного или рабочего быка, но лесной и горный, уничтожающий рогами все противостоящее, бросился на него. Я полагаю, эту породу называют бубалами.[9] Их во множестве порождает эта страна. Ибо в ней густые леса, страшные горы и весьма холодный климат. Всем этим привыкло услаждаться животное. Теодиберт, завидев этого быка, выскочившего из какого-то ущелья и бросившегося на него, остановился, искусно соскочил с лошади, чтобы встретить копьем. Тот же, оказавшись вблизи, наскочил со всего размаха на дерево средней величины, ударил его лбом и сломанное дерево рухнуло на обоих. Случайно самая большая из ветвей так сильно ударила Теодиберта по голове, что, получив тяжелую и смертельную рану, он тотчас упал на землю и, с трудом унесенный своими домой, умер в тот же день.[10] Теодибальд, его сын, наследовал его власть. Хотя он был еще совершенно юн и находился под попечением и присмотром своего учителя, однако отечественный закон призвал его на царство.