Фюстель Куланж - Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима Страница 2

Но где и каким образом проходила эта вторая жизнь? Может, они считали, что бессмертный дух, однажды покинув одно тело, переходит в другое, чтобы оживить его? Нет, вера в метемпсихоз[2] никогда не укоренялась в умах греко-италийских народов и не являлась древнейшей верой восточных арийцев: гимны Вед пропагандируют другое учение.

Может, они верили в то, что дух восходит к небесам, к области света? Вовсе нет; мысль о том, что душа отправляется в небесное жилище, появилась на Западе сравнительно недавно; впервые ее высказал греческий поэт Фосилид. Пребывание на небесах рассматривалось исключительно как вознаграждение нескольким великим людям и благодетелям человечества. Согласно древнейшим верованиям италийцев и греков, тот мир, в котором душа проводила свою вторую жизнь, не чужероден этому миру; душа оставалась рядом с людьми и продолжала жить под землей.

Кроме того, долгое время сохранялась вера в то, что во второй жизни душа оставалась связанной с телом; они вместе появлялись на свет, и смерть не разделяла их – они вместе покоились в могиле.

Какими бы древними ни были эти верования, до нас дошли достоверные свидетельства, подтверждающие их. Этими свидетельствами являются погребальные обряды, которые, возникнув вместе с верованиями, намного их пережили. Эти обряды дают нам возможность разобраться в древних верованиях.

Погребальные обряды явно свидетельствуют о том, что при захоронении тела древние люди верили, что вместе с телом хоронят нечто живое. Вергилий, всегда подробно и детально описывавший религиозные церемонии, заканчивает рассказ о погребении Полидора такими словами: «Мы заключаем душу в могилу». Подобное выражение встречается у Овидия и Плиния Младшего; это не означает, что оно соответствовало представлениям этих авторов о душе, но это выражение, сохранившееся с незапамятных времен, свидетельствует о древних, общепринятых верованиях[3].

Существовал обычай по окончании погребальной церемонии трижды призвать душу усопшего, произнося имя, которым он был наречен при рождении. Усопшему желали счастливой жизни под землей. Трижды повторяли: «Будь счастлив» и добавляли: «Пусть земля тебе будет пухом». Они твердо верили, что человек продолжает жить под землей и там по-прежнему испытывает радость и страдание. На надгробии писали, что здесь покоится человек – высказывание, пережившее эту веру и через столетия дошедшее до наших дней. Мы употребляем его, хотя сегодня никто, конечно, не считает, что в могиле покоится бессмертный. Но в те давние времена люди были настолько уверены, что усопший продолжает жить под землей, что никогда не забывали положить в могилу предметы, которые могли понадобиться ему в новой жизни, – одежду, посуду, оружие. Рядом с могилой ставили кувшин с вином, чтобы он мог утолить жажду; оставляли пищу для утоления голода. Убивали рабов и лошадей с верой в то, что, похороненные вместе с усопшим, они будут служить ему и дальше, как служили при жизни. После взятия Трои, собираясь в обратный путь на родину, каждый грек берет с собой прекрасную пленницу, и Ахилл, лежащий под землей, тоже требует отдать ему пленницу, и ему отдают Поликсену.[4]

Поэзия Пиндара[5] сохранила для нас доказательства воззрений людей тех древних времен.

Фрикс, спасаясь от преследований мачехи, покинул Грецию и добрался до Колхиды. Он умер в далекой Колхиде, но, даже будучи умершим, по-прежнему стремился вернуться в Грецию. Фрикс во сне явился Пелиасу, приказал отправиться в Колхиду и вернуть на родину его, Фрикса, душу. Его душа, конечно, тосковала по родной стране, по фамильной усыпальнице, но, прикованная к плотским останкам, не могла без них покинуть Колхиду.

Эта примитивная вера обусловила появление обряда погребения. Для того чтобы душа могла оставаться в подобающем виде для проведения следующей жизни в подземном обиталище, тело, с которым она была связана, тоже следовало предать земле. Душа, лишенная могилы, не имела пристанища. Она становилась блуждающим духом. Тщетно искала она желанного покоя, к которому стремилась после жизненных трудов и волнений. Ей суждено было вечно скитаться в образе призрака, не получая столь необходимых ей подношений, напитков и пищи. Обреченная на вечные скитания, она вскоре превращалась в злой дух. Она издевалась над живыми; насылала болезни; уничтожала урожай; пугала внезапными появлениями, и все это только ради того, чтобы внушить живым мысль о необходимости погребения ее тела и ее самой. Отсюда появилась вера в привидения. В древности все люди были убеждены, что блуждающая душа испытывает страдания, а погребение сделает ее счастливой. Похоронная церемония проводилась не ради того, чтобы предаваться печали, а ради вечного покоя и счастья усопшего.

Однако следует отметить, что одного предания тела земле было недостаточно. Следовало соблюсти необходимые обряды и произнести соответствующие заклинания. У Плавта[6] есть история о таком призраке – душе, вынужденной блуждать по свету, поскольку ее тело было предано земле без соблюдения необходимых обрядов.

Светоний[7] рассказывает, что тело Калигулы было предано земле без совершения погребальных церемоний, поэтому его душа скиталась по свету, являясь живой, пока не было, наконец, принято решение о перезахоронении Калигулы, но уже с соблюдением необходимых обрядов.

Эти два примера ясно показывают, какое значение придавалось обрядам и заклинаниям при выполнении погребальной церемонии. Без них души продолжали скитаться и являться к живым, а с ними души поселялись в могилах. Но у древних, наряду с заклинаниями, способными удержать душу в могиле, были заклинания, наделенные противоположной силой. Они вызывали души умерших, заставляя их на какое-то время выходить из могилы.

В произведениях древних авторов явственно проступает терзавший человека страх, что после его смерти при захоронении не будут выполнены все необходимые обряды; это был источник постоянного беспокойства. Люди боялись не столько смерти, сколько того, что будут лишены необходимой церемонии похорон, а значит, под угрозой окажется их покой и вечное благоденствие. Не стоит слишком удивляться афинянам, казнившим своих полководцев после одержанной победы в морском сражении за то, что те пренебрегли погребением павших в сражении. Эти полководцы, ученики философов, уже ясно видели разницу между душой и телом и, поскольку не считали, что их участи взаимосвязаны, не видели особой разницы в том, где будет разлагаться труп – в земле или в воде. Надвигался шторм, и они не желали подвергать опасности живых только ради выполнения пустой формальности – подобрать всех погибших, чтобы похоронить их в земле. Но народ, даже в Афинах, продолжавший исповедовать древние верования, обвинил полководцев в нечестивости и осудил на смерть. Они одержали победу и спасли Афины, но пренебрегли древними законами и погубили тысячи душ. Родственники погибших, думая о вечных муках, на которые обречены души их погибших родных, явились в суд в траурных одеждах, требуя отмщения. В древних городах закон был суров в отношении особо тяжких преступлений, и лишить преступника погребения считалось самым страшным наказанием. В этом случае душа обрекалась на вечные муки.

Следует отметить, что среди древних народов существовало и другое мнение о местопребывании усопших. Они представляли пространство, тоже подземное, но несравнимо большее, чем могила, где вместе находились все души, вдали от своих тел, и где воздаяния распределялись сообразно тому образу жизни, который люди вели на земле. Но обряды погребения, о которых мы только что говорили, не согласуются с этим верованием; во времена, когда установились эти обряды, люди еще не верили ни в Тартар, ни в элизиум – загробный мир блаженства. В глубокой древности изначально бытовало мнение, что человек продолжает жить в могиле и душа не расстается с телом, оставаясь прикованной к той части земли, где зарыты кости. Кроме того, от человека не требовалось никакого отчета о прожитой жизни. Погребенный в могилу, он не ждал ни наград, ни наказаний. Представление, безусловно, незрелое, но оно лежало в основе будущего понятия о загробной жизни.

Человеческих слабостей живший под землей не чуждался, а поэтому в определенные дни года на могилу приносили пищу и напитки. Овидий и Вергилий дают описание этой церемонии, сохранившейся до их времен, несмотря на то что верования уже подверглись серьезным изменениям. По их рассказам, могилу окружали большие венки из трав и цветов; на могиле раскладывали хлеб, фрукты, могила поливалась молоком, вином, а иногда даже жертвенной кровью.

Мы сильно ошибаемся, если думаем, что эти подношения являлись не чем иным, как своего рода поминовением усопших. Пища, которую родственники приносили на могилу, предназначалась только для умершего, исключительно для него одного. Доказательством служит тот факт, что вино или молоко выливалось на могилу; для твердой пищи в земле выкапывали отверстие, через которое она могла попасть к усопшему; если приносили жертву, то сжигали целиком, чтобы никто из живых не мог ее отведать; произносили специальные священные слова, приглашая умершего отведать пищи и напитков; никто из родственников не притрагивался ни к еде, ни к питью, а уходя, обязательно оставляли на могиле сосуды с молоком и хлеб. Живые не имели права притрагиваться к подношениям, предназначенным для усопшего, дабы не осквернять его память.