С Кара-Мурза - Путин - песчаный генерал Страница 2

Является ли такое восприятие жизни чем-то естественным, обычным, вытекающим из реальности? Нет, ни в коем случае. Я тоже «жил во дворе». Более того, рос без отца, а мать уходила на работу в 7 часов утра и приходила с работы поздно вечером. Почти все время после школы я проводил во дворе. Каков же был двор, реальность его быта? В конце 40-х и начале 50-х годов наши дворы были намного беднее, чем в 60-е годы. За узкой линией домов, выходящих на большую улицу, начинался массив бараков и деревянных домов с деревянными уборными. Хулиганство во дворах и подворотнях было намного более жестким, чем в 60-е годы, воровство и поножовщина были перед глазами. Дети гибли и калечились по неосторожности — падали с лесов на стройке, устраивали неудачные взрывы, выскакивали сломя голову под машины. Но никому тогда и в голову не могло прийти, что это было «все равно что жить в джунглях». Мы жили трудно, но мы жили в нашем родном обществе и родном государстве. И мы это состояние родного ощущали как счастье. Мы о нем не думали, но мы его ощущали.

В. В. Путин вспоминает о себе и своих сверстниках: «Мы не были хулиганами… Конечно же, на „задворках“ кто-то из них, криминальных, болтался. Но к нам они никакого отношения не имели. Как и мы к ним» (с. 29).

Я жил подростком в 50-е годы в большом московском дворе. Мы тоже не были хулиганами, но мы не были изолированы от хулиганов и воров. Мы их знали и с ними общались, этого просто невозможно было избежать. Мы видели, как их после какой-то драки с убийством «брала» милиция. Мы встречались с родителями тех, кто попал в тюрьму, видели их слезы. Сейчас я пишу это и вспоминаю лица и некоторые имена этих «криминальных» из нашего и близких дворов. Это не были обитатели «джунглей»! Это были молодые люди нашего народа и нашей культуры — русские, татары, евреи. Они были искалечены сиротством, пьянством или тюрьмой родителей, личной судьбой, темными связями. Это была больная, опасная, страдающая часть нашего народа, но именно нашего, так мы их воспринимали. Даже их, а что уж говорить о большинстве, о тех, кто не принадлежал к шайкам.

Надо зафиксировать этот факт — что-то сломалось в мироощущении детей и подростков именно за эти 13 лет! Ведь это сдвиг фундаментальный. Увидеть в отношениях дворовых сверстников «жизнь джунглей» — значит перейти к совершенно иному представлению о человеке, иной «антропологической модели» по сравнению с той, что была принята в моем поколении.

Пожалуй, многие скажут: ну подумаешь, назвал человек двор джунглями ведь это всего-навсего метафора! Да, метафора, слово — но ведь «мы рабы слов»! Метафоры — главный продукт идеологии, это очки, через которые мы смотрим на мир и воспринимаем его.

Сама метафора «джунгли» в приложении к человеку вовсе не возникла из нашего обыденного языка. В обиход она вошла у нас из обличительной литературы о Западе, для противопоставления Западу нашей жизни — у них, мол, господствует «закон джунглей». Но дело в том, что на самом Западе эта метафора была не обличительной, а утвердительной! Да, человек живет в обществе конкуренции, а это «джунгли», цивилизованные законом. В Древнем Риме говорили «человек человеку волк», а во времена Киплинга «закон джунглей».

Представление человеческого общества как дикой, враждебной каждому природы, возникло при становлении буржуазного строя и несло в себе сильнейший идеологический заряд. Да и до сих пор в культуре современного Запада силен социал-дарвинизм, представление общества как арены борьбы за существование. В основании этого представления лежит идеологический миф о «естественном человеке» как индивидууме-собственнике, хищном и эгоистическом существе, ведущим «войну всех против всех» и следующем лишь «закону джунглей». Этот одинокий человек зависит только от себя самого, от силы и ловкости своих ног и кулаков, он находится во враждебном окружении, где его признание другими измеряется лишь властью над этими другими.

Миф о «человеке в джунглях», «онаученный» в XVII веке Томасом Гоббсом, был кардинально антихристианским. В христианстве все люди созданы по образу и подобию Божию все они — его дети и братья между собой, и в этом смысле они равны. По Гоббсу же «равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе». Он пишет: «Хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее подавляя других, чем объединяясь с ними».

Это представление о человеке вошло в культуру Запада во время становления «дикого капитализма» как оправдание жестокости колониальных захватов и первоначального накопления. В фундаментальном труде «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебер пишет о том, как в ходе Реформации было изменено христианское представление о человеке: видный протестантский философ Бейли «советует каждое утро, выходя из дому, представлять себе, что тебя ждет дикая чаща, полная опасностей». А другой философ настойчиво напоминает о словах пророка Иеремии: «Проклят человек, который надеется на человека».

Как известно, внедренные в сознание метафоры и теории начинают формировать мировоззрение, а значит и поведение людей. Виднейший американский антрополог М. Салинс говорит об этом, с некоторой горечью: «Гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. Однако очевидно, что в этом сравнении и, на деле, в сравнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совершенно необычной структурой, которая воздействует на наше представление о нас самих. Насколько я знаю, мы — единственное общество на Земле, которое считает, что возникло из дикости, ассоциирующейся с безжалостной природой. Все остальные общества верят, что произошли от богов… Судя по социальной практике, это вполне может рассматриваться как непредвзятое признание различий, которые существуют между нами и остальным человечеством».

В русской культуре и антропологическая модель Гоббса, и социал-дарвинизм были категорически отвергнуты и православными философами, и наукой, и идеологией большевизма, и обыденным сознанием русских и советских людей. В основе господствующей в России и СССР антропологической модели лежало представление о соборной личности, с тем или иным легким идеологическим прикрытием. Даже злодеи, окаянные грешники не несли в себе «закона джунглей» как матрицы, на которой могли бы строиться отношения, например, подростков в городском дворе. Любовь и сострадание вылечивали душу даже разбойника Кудеяра и убийцу Родиона Раскольникова. Насколько я помню себя подростком, мы жили в Святой Руси. Мы никогда об этом не говорили и не думали, но мы это чувствовали, хотя такими словами и не изъяснялись.

И вот, похоже, в 60-е годы произошел срыв — метафора «джунглей» и стоящая за ней антропологическая модель были восприняты, сначала неосознанно, существенной частью подростков, а в более позднем возрасте укоренились в их сознании и сейчас повторяется как нечто обыденное. Наш дом «разделился внутри себя» и, как говорится, такой дом устоять не может. Он и не устоял.

Этот срыв означал сильнейший удар по легитимности советского строя (и, шире, по легитимности всего цивилизационного пути России). Для подростка двор — модель всего жизнеустройства, «клеточка» общественного организма. Если молодой человек принимает метафору «джунглей» для жизни двора, в котором он вырос, он принимает эту метафору и для всей общественной жизни в целом. Семья для него становится не «ячейкой общества», а наоборот убежищем от общества, где можно отдохнуть, не опасаясь удара в спину. Детская драка, а потом и занятие дзюдо становятся не проявлением избытка сил и энергии, а инструментом борьбы за существование.

В. В. Путин пишет, что из первой детской драки он вывел три принципа, третий из которых гласил: «В любом случае — прав я или нет — надо быть сильным, чтобы иметь возможность ответить». Но это и есть одна из статей «закона джунглей» — сила важнее, чем правда.

О своем решении заняться спортом, он рассказывает: «Для того, чтобы сохранить тот уровень лидерства, который существовал, требовались реальная физическая сила и навыки. Стремление поддерживать уровень лидерства было. Именно им я и руководствовался, когда начал заниматься сначала боксом, а потом самбо… Во „внешней“ не спортивной жизни следовало закрепить свое положение и быть успешным. Тогда у меня соперников не было. Но я заранее знал, что если сейчас не начну заниматься спортом, то завтра здесь, во дворе и школе, уже не буду иметь то положение, которое было».

Когда видишь окружающий мир как «джунгли», то общественные институты, устроенные исходя из совсем иных мировоззренческих принципов, воспринимаются как двумысленные и злонамеренные, к их укладу относишься с подозрением. В. В. Путин так и пишет, например, о школе: «Когда человек воспитывается в джунглях, то, попав в другую среду, все равно продолжает жить по этим законам. А в школе его в какое-то стойло ставят. В стойле неудобно, и человек начинает „раздвигать“ окружающие его „стены“» (с. 27).